241

Руби его! Я приказываю!.. – По поводу этой сцены известный юрист – общественный деятель А. Ф. Кони пишет: «Описание этого события у Л. Н. Толстого в «Войне и мире» является одной из гениальнейших страниц современной литературы. Проверяя это описание по показаниям свидетелей, приходится заметить, что сцена указания толпе «на изменника, погубившего Москву», и затем расправа с ним – всеми рассказывается совершенно одинаково, а предшествовавшее ей приказание рубить Верещагина передается совершенно различно. В рассказе М. А. Дмитриева (писателя, переводчика) – Ростопчин дает знак рукой казаку, и тот ударяет несчастного саблей; по словам Обрезкова – адъютант Ростопчина приказывает драгунам рубить, но те не сразу повинуются, и приказание было повторено; по запискам <А. Д.> Бестужева-Рюмина – ординарец Бердяев, следуя приказу графа, ударяет Верещагина в лицо; по воспоминаниям <К. К.> Павловой (слышавшей от очевидца) – Ростопчин со словами: «Вот изменник», толкнул Верещагина в толпу, и чернь тотчас же бросилась его душить и терзать. Таким образом… из их (очевидцев) памяти изгладилось точное воспоминание о том, что, несомненно, должно было ранее привлечь к себе их вниманием (А. Ф. Кони. Психология и свидетельские показания. – «Новые идеи в философии», сб. 9. СПб., 1913, с. 93–94). Толстой, конечно, знал многие книжные источники об убийстве Верещагина, но, как и в поездке на Бородинское поле, более всего дорожил впечатлениями непосредственных свидетелей событий (см.: «Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников», т. I, с. 125–126, а также т. 61, с. 193–194).