Дорогой Николай Николаич.

Письмо к вам затерял, да оно не стоило того. Я лучше вам все скажу, когда бог даст свидеться. Милый Николай Николаич, я очень благодарен вам за ваше письмо – первое длинное. Я дорожу вашим доверием ко мне. Я рад был заглянуть вам в душу так, как вы открыли; но меня огорчило то, что вы так несчастливы, неспокойны. Я не ожидал этого. И признаюсь, никак не могу помириться с мыслью, что вы не знаете, зачем вы живете и что́ хорошо и что́ дурно. Мне не только кажется, но я уверен, что вы все это на себя выдумываете. Вы не умели сказать то, что в вас, и вышло что-то непонятное. Нам виднее – нам, тем, которые знают и любят вас. Но писать свою жизнь вам нельзя. Вы не сумеете.

Радуюсь, что вы пишете свою статью. Вот это вы умеете.

Я очень занят и очень напрягаюсь. Все голова болит. Жена еще ходит. С дня на день жду родов.

Поблагодарите Стасова за Петровича и его милое письмо и попросите извинения, если и теперь не отвечу, хотя хочу ответить.

Как он перенес смерть брата и как судит об этом? Очень бы желал знать. Нагорный просил меня передать вам, что будет в Комитете требовать одобрение на новое издание «Азбуки» и книг. Пожалуйста, попросите, чтобы они поскорее пропустили, а то раз они задержали и наделали много хлопот.

Еще печатаю собрание сочинений и просил Нагорнова послать вам образец бумаги и шрифта. Я в этом ничего не понимаю, так скажите, хорошо ли так.

Ваш Л. Толстой.