Есть молитва, которая говорит: не по заслугам, но по милосердию твоему, так и вы. Еще получил от вас длинное хорошее письмо. Непременно и скоро поеду в Киев и Воробьевку и все тогда вам расскажу, а теперь только отвечу на ваши опасения: «Декабристы» мои бог знает где теперь, я о них и не думаю, а если бы и думал, и писал, то льщу себя надеждой, что мой дух один, которым пахло бы, был бы невыносим для стреляющих в людей для блага человечества.

Как правы мужики и вы, что стреляют господа, и хоть не за то, что отняли, а потому, что отняли мужиков. Но должен сказать, я добросовестно не читаю газет, даже теперь, и считаю обязанностью всех отвращать от этой пагубной привычки. Сидит человек старый, хороший в Воробьевке, переплавил в своем мозгу две, 3 страницы Шопенгауэра и выпустил их по-русски, с кия кончил партию, убил вальдшнепа, полюбовался жеребенком от Закраса, сидит с женою, пьет славный чай, курит, всеми любим и всех любит. И вдруг привозят вонючий лист сырой, рукам больно, глазам больно, и в сердце злоба осуждений, чувство отчужденности, чувство, что никого я не люблю, никто меня не любит, и начинает говорить, говорить, и сердится, и страдает.

Это надо бросить. Будет много лучше.

Надеюсь, до свиданья. Наши поклоны Марье Петровне.

Ваш Л. Толстой.