Нынче хоть и поздно, рад, что ничто не мешает писать тебе, мой душенька. Утро точь-в-точь то же, как и прежние дни. Но плохо, что немного 70 лет все эти дни. Пошел в Румянцевский музей, и по случаю Дагмариного рождения заперто; оттуда, чтоб избавить Таню от выезда, поехал в английский магазин купить ей платье и тебе халат. Халат всем понравился, а платье не одобрили, но оттого, что Таня велела купить в 10 рублей.

Оттуда в типографию. Там на мои условия согласны, но завтра придет еще ко мне господин окончательно переговорить. Дома ждал до обеда Варвинского, который не приехал. Он болен, и завтра Таня с папа едут к нему. Пришел глупый Сухотин. После обеда поехали в театр, в «Фауста»; тетя Надя, Лиза, мама, Таня и я. Потом приехал Андрей Евстафьевич. В театре парад по случаю рожденья Дагмары. «Фауст» глуп, и хоть ты и не веришь, не люблю театр, и всегда хочется критиковать. Знакомых никого, исключая Сиверцова, который приходил в ложу. Необыкновенно возмужал и похорошел. Да, забыл. Утром был Василий Исленьев. Он и всегда был противен, а теперь еще гаже: он поступил в судебные пристава, – это вроде частного пристава. Я сделал открытие о том впечатлении, которое он производит на меня, и Таня подтвердила. Неловко и стыдно смотреть на него, точно как будто он нечаянно без панталон и сам не замечает этого. Потом были Зайковские: Дмитрий Дмитриевич и Эмилия. Я отрекаюсь от моего первого впечатления о Дмитрии Зайковском. Ты права, он премилый, умный и comme il faut молодой человек. И должен быть хороший. С ним я особенно был любезен, и опять в твое воспоминание. После обеда еще получил твое первое письмо. И мы оба с мама принялись так хвалить тебя, что самим стало совестно. Как грустно о Машеньке. А Таню маленькую я так и вижу, и сияю при мысли о ней. Прочти им: Сережа милый, и Таня милая, и Илюша милый, я их люблю. Сережа теперь большой, он будет писать папаше. И вели ему написать и Тане, то есть нарисовать что-нибудь мне. Из театра, не дослушав акта, поехал к Сушковым. Там все, как 15 лет тому назад, и также гости; одна кн. Мещерская, урожденная гр. Панина – огромная, с мужскими чертами женщина, очень добрая и неглупая. Я ее знавал барышней, и теперь у нее 4, у меня 3 детей. Очень звала к себе в середу. Не знаю, поеду ли? И еще княжна Ливен, очень глупая и топорная барышня. Вернулся домой вместе с нашими, и вместе ужинали очень весело. Таня весела, но из театра, как вышла, так у ней показалась кровь. Ах, эта бедная, милая Таня. Не могу тебе сказать, как она мне жалка и мила. Твое письмо тронуло ее так, что она не могла скрыть слез, и я тоже. Очень грустно, что не нам пришлось ей дать эти деньги, а вся эта крестная путаница. Тютчева, как мне показалось, очень искренно восхищалась прошлогодней частью «1805 года» и говорила, что 2-я часть понравилась ей лучше 1-й, а 3 лучше 2-й. Я дорожу этим мнением так же, как мнением Сухотина; оно также выражение толпы, хоть немного и повыше Сухотина. Приставали, чтобы я у них прочел что-нибудь, но я сказал, что, во-первых, скоро еду и мало времени, и что мне нужно, чтобы заодно слушали те, кого я желаю. Они обещают пригласить того, кого я хочу, но я не обещал решительно. Вяземского в Москве нет. Завтра жду уже твоего письма, ответа на мое, но теперь уж недолго писать. Я скоро приеду. Делать больше нечего. И уж очень грустно без тебя. Ежели не собираюсь еще, то по тому чувству, что все думается, не забыл ли чего-нибудь еще в Москве, о чем после пожалеешь. Прощай, мой милый голубчик, целую тебя в глаза, в шею и руки. Тетеньке целуй руку. Наташе скажи, что Джой в комнатах. И что значит уход-не пакостит. Долли [?] возьми в комнаты.