Простите меня, любезный друг Афанасий Афанасьевич, за то, что долго не отвечал вам. Не знаю, как это случилось. Правда, в это время было больно одно из детей, и я сам едва удержался от сильной горячки и лежал 3 дня в постели. Теперь у нас все хорошо и даже очень весело. У нас Таня, потом сестра с своими детьми, и наши дети здоровы и целый день на воздухе. Я все пишу понемножку и доволен своей работой. Вальдшнепы все еще тянут, и я каждый вечер стреляю по ним, то есть преимущественно мимо. Хозяйство мое идет хорошо, то есть мало тревожит меня, – все, что я от него требую. Вот все про меня. На ваш вопрос упомянуть о Ясной Поляне – школе, я отвечаю отрицательно. Хотя ваши доводы и справедливы, но про нее («Ясная Поляна» – журнал) забыли, и мне не хочется напоминать, не потому, чтобы я отрекался от выраженного там, но, напротив, потому, что не перестаю думать об этом и, ежели бог даст жизни, надеюсь еще изо всего этого составить книги, с тем заключением, которое вышло для меня из моего 3-хлетнего страстного увлечения этим делом. Я не понял вполне то, что вы хотите сказать в статье, которую вы пишете; тем интереснее будет услышать от вас, когда свидимся. Наше дело землевладельческое теперь подобно делам акционера, который бы имел акции, потерявшие цену и не имеющие хода на бирже. Дело очень плохо. Я для себя решаю его только так, чтобы оно не требовало от меня столько внимания и участия, чтобы это участие лишало меня моего спокойствия. Последнее время я своими делами доволен, но общий ход дел, то есть предстоящее народное бедствие голода, с каждым днем мучает меня больше и больше. Так странно и даже хорошо и страшно. У нас за столом редиска розовая, желтое масло, подрумяненный мягкий хлеб на чистой скатерти, в саду зелень, молодые наши дамы в кисейных платьях рады, что жарко и тень, а там этот злой черт голод делает уже свое дело, покрывает поля лебедой, разводит трещины по высохнувшей земле и обдирает мозольные пятки мужиков и баб и трескает копыты скотины и всех их проберет и расшевелит, пожалуй, так, что и нам под тенистыми липами в кисейных платьях и с желтым сливочным маслом на расписном блюде – достанется. Право, страшная у нас погода, хлеба и луга.

Как у вас? Напишите повернее и поподробнее. Боткин у вас, пожмите ему от меня руку. Зачем он ко мне не заехал! Я на днях еду в Никольское еще один без семьи и потому ненадолго и к вам не приеду; но то-то хорошо было, коли бы в это же время судьба принесла вас к Борисову.

Кланяюсь от себя и от жены Марье Петровне. Мы в июне намерены со всей семьей переехать в Никольское – тогда увидимся и я уже наверное буду у вас.

Что за злая судьба на вас! Из ваших разговоров я всегда видел, что одна только в хозяйстве была сторона, которую вы сильно любили и которая радовала вас, – это коннозаводство, и на нее-то и обрушилась беда. Приходится вам опять перепрягать свою колесницу и юхванство перепрячь из оглобель на пристяжку; а мысль и художество уж давно у вас переезжены в корень. Я уж перепряг и гораздо покойнее поехал.