Действие четвертое
В Москве. Прошел год после третьего действия. Зала в доме Сарынцевых приготовлена для танцевального вечера под фортепиано. Лакеи устанавливают цветы перед роялем. Входит Марья Ивановна в нарядном шелковом платье с Александрой Ивановной.
Явление первое
Марья Ивановна, Александра Ивановна и лакеи.
Марья Ивановна. Какой же бал? Не бал, а просто вечерок, une sauterie, как говорили прежде, для adolescents. Ведь не могу же я посылать своих танцевать. И спектакль был у Маковых, и танцевали везде. Надо мне отплатить.
Александра Ивановна. Боюсь, Nicolas это очень неприятно.
Марья Ивановна. Что ж делать! (Лакею.) Сюда поставьте. Бог видит, как бы я желала не делать ему неприятного. Но я думаю, что он вообще теперь уже не так требователен.
Александра Ивановна. О нет. Он только не выказывает. Он прошел к себе после обеда очень расстроенный.
Марья Ивановна. Ну, что же делать? Что же делать? Ведь всем жить надо. Ведь их восемь человек. И если их дома не веселить, то они бог знает что будут делать. Я по крайней мере теперь об Любе так счастлива.
Александра Ивановна. Разве он сделал предложение?
Марья Ивановна. Все равно что сделал. Он говорил с ней, и она сказала, что да.
Александра Ивановна. Это опять будет ужасный удар для него.
Марья Ивановна. Да он знает. Он не может не знать.
Александра Ивановна. Он не любит его.
Марья Ивановна (лакеям). Фрукты поставьте на буфет. Кого? Александра Михайловича? Разумеется, не любит, потому что это отрицание всех его теорий: светский, милый, приятный и добрый человек. Ах, этот ужасный кошмар Бориса Черемшанова! Что он?
Александра Ивановна. Лизанька ходила к нему. Он все там же. Говорят, ужасно похудел, и доктора боятся за его жизнь или рассудок.
Марья Ивановна. Да, вот это жертва ужасная его идей. За что погиб? Я никогда не желала.
Входит тапёр.
Явление второе
Те же и тапёр.
Марья Ивановна (к нему). Вы для танцев?
Тапер. Да, я тапер.
Марья Ивановна. Пожалуйста, садитесь, подождите. А то не хотите ли чаю?
Тапер. Нет, благодарю вас. (Идет к роялю.)
Марья Ивановна. Никогда не желала. Я Борю любила, но все-таки это не была партия для Любы. Особенно когда он увлекся идеями Николая Ивановича.
Александра Ивановна. Все-таки удивительная сила убеждения. Ведь как он страдает. Ему говорят, что если он не согласится, его или оставят там, или в крепость. Он все то же отвечает. И Лизанька говорила, что радостен, весел даже.
Марья Ивановна. Фанатики. А вот и Александр Михайлович.
Входит во фраке блестящий Александр Михайлович Старковский.
Явление третье
Те же и Старковский.
Старковский. Я рано приехал. (Целует руку у обеих.)
Марья Ивановна. Тем лучше.
Старковский. А Любовь Николаевна? Она собиралась так много танцевать. За все пропущенное. Я взялся помогать ей.
Марья Ивановна. Она разбирает котильон.
Старковский. Я пойду помогу ей, можно?
Марья Ивановна. Прекрасно.
Старковский уходит. Навстречу ему идет Люба, несет подушку, звезды, ленты.
Явление четвертое
Те же и Люба.
Люба (в вечернем наряде, не декольте). А вот и вы. Отлично. Помогайте мне. Там в гостиной еще две подушки, несите всё сюда. Здравствуйте, здравствуйте.
Старковский. Лечу. (Уходит.)
Явление пятое
Марья Ивановна, Александра Ивановна и Люба.
Марья Ивановна (Любе). Послушай, Люба. Нынче будут знакомые, будут намекать, спрашивать. Можно объявить?
Люба. Нет, мамá, нет, зачем? Пускай спрашивают. Папá будет неприятно.
Марья Ивановна. Да ведь он знает или догадывается, рано или поздно надо будет сказать ему. Я думаю, что лучше объявить нынче. Ведь c'est le secret de la comédie.
Люба. Нет, нет, мамá, пожалуйста. Это значит отравить весь вечер. Нет, не надо.
Марья Ивановна. Ну, как хочешь.
Люба. Так вот что: в конце вечера, перед ужином.
Входит Старковский.
Явление шестое
Те же и Старковский.
Люба. Ну, несете?
Марья Ивановна. Ну, я пойду Наташу посмотрю. (Уходит с Александрой Ивановной.)
Явление седьмое
Люба и Старковский.
Старковский (несет три подушки, поддерживая подбородком, и роняет дорогой). Любовь Николаевна, не трогайте, я подберу. Ну, наделали вы. Надо только уметь распорядиться. Ваня, иди.
Явление восьмое
Те же и Ваня.
Ваня (несет еще). Теперь всё. Люба, у нас с Александром Михайловичем пари, кто больше заслужит орденов.
Старковский. Тебе легко, ты всех знаешь, ты уже вперед заслужил, а я должен еще пленить прежде девиц, а потом уже получать награды. Я, значит, тебе даю вперед сорок очков.
Ваня. Зато ты жених, а я мальчик.
Старковский. Ну, я тоже не жених и хуже мальчика.
Люба. Ваня! поди, пожалуйста, ко мне в комнату и принеси на этажерке клей и подушечку с иголками.
Ваня идет. Только ради бога не разбей там чего.
Ваня. Все разобью! (Бежит.)
Явление девятое
Люба и Старковский.
Старковский (берет ее за руку). Люба. Можно? Я так счастлив. (Целует руку.) Мазурка моя, но мне мало. В мазурке не успеешь сказать. А мне нужно сказать. Могу я телеграфировать своим, что я принят и счастлив?
Люба. Да, нынче вечером.
Старковский. Еще одно слово: как примет это Николай Иванович? Говорили ли вы ему? Говорили ли вы ему? Да?
Люба. Я не говорила. Но я скажу. Он примет, как он все принимает теперь из того, что касается семьи. Он скажет: делай, как знаешь. Но в душе он будет огорчен;
Старковский. Оттого, что я не Черемшанов? Оттого, что я камер-юнкер, предводитель?
Люба. Да. Но я уже боролась с собой, обманывала себя для него. И не то что я меньше люблю его, что не делаю того, что он хочет, но оттого, что не могу лгать. И он сам говорит это. Я слишком хочу жить.
Старковский. И это одна правда – жизнь. Ну, а он, Черемшанов?
Люба (взволнованно). Не говорите мне про него. Мне хочется осуждать его, и осуждать его тогда, когда он страдает. И я знаю, что это оттого, что я виновата перед ним. Одно я знаю, что есть любовь и, я думаю, настоящая любовь, которой я никогда не любила его.
Старковский. Люба, правда?
Люба. Вы хотите, чтобы я сказала, что я вас люблю этой настоящей любовью. Но я не скажу. Я, да, я люблю вас…
Старковский. Вас…
Люба. Тебя другой любовью, но и это не то. И та не то, и эта не то; если бы смешать.
Старковский. Нет, я доволен своей. (Целует руку.) Люба!
Люба (отстраняет). Нет, давайте разбирать. Да вот и приезжают.
Входит княгиня с Тоней и девочкой.
Явление десятое
Те же и княгиня с Тоней и девочкой.
Люба. Мамà сейчас выйдет.
Княгиня. Мы первые?
Старковский. Надо кому-нибудь, я предлагал сделать гуттаперчевую даму первою.
Выходит Степа, Ваня приносит.
Явление одиннадцатое
Те же, Степа и Ваня.
Степа. Я вчера думал видеть вас у итальянцев.
Тоня. Мы были у тети, шили бедным.
Входят студенты, дамы, Марья Ивановна, графиня.
Явление двенадцатое
Те же, Марья Ивановна, графиня, студенты, дамы.
Графиня. Николая Ивановича мы не увидим?
Марья Ивановна. Нет, он никогда не выходит.
Старковский. Кадриль, пожалуйста. (Хлопает в ладоши.)
Расставляются. Танцуют.
Александра Ивановна (подходит к Марье Ивановне). Он в ужасном волнении. Он был у Бориса Александровича и пришел, увидал бал и хочет уезжать. Я подошла к двери и слышала его разговор с Александром Петровичем.
Марья Ивановна. Что же?
Старковский. Rond des dames! Les cavaliers en avant!
Александра Ивановна. Он решил, что невозможно жить, и уезжает.
Марья Ивановна. Что за мучитель этот человек! (Уходит.)
Сцена переменяется. Комната Николая Ивановича. Слышна музыка издалека. Он одет в пальто, кладет письмо на стол. С ним оборванный Александр Петрович.
Явление первое
Николай Иванович и Александр Петрович.
Александр Петрович. Будьте спокойны, пройдем до Кавказа без гроша. А там уж вы устраивайте.
Николай Иванович. До Тулы доедем, а там пойдем. Ну, все готово. (Кладет письмо на середину стола и выходит. Встречается с Марьей Ивановной.)
Явление второе
Николай Иванович, Александр Петрович и Марья Ивановна.
Николай Иванович. Ну, для чего ты пришла?
Марья Ивановна. Как для чего? Для того, чтобы не дать тебе сделать жестокое дело. Зачем это? За что?
Николай Иванович. Зачем? Затем, что я не могу продолжать так жить. Не могу переносить этой ужасной, развращенной жизни.
Марья Ивановна. Ведь это ужасно! Моя жизнь, которую я всю отдаю тебе и детям, вдруг развратная. (Видит Александра Петровича.) Renvoyez au moins cet homme. Je ne veux pas qu'il soit témoin de cette conversation.
Александр Петрович. Компрене. Тужер муа парте.
Николай Иванович. Подождите меня там, Александр Петрович, я сейчас приду.
Александр Петрович уходит.
Явление третье
Николай Иванович и Марья Ивановна.
Марья Ивановна. И что общего может иметь с вами такой человек? И почему он тебе ближе жены? Это нельзя понять. Куда же ты идешь?
Николай Иванович. Я оставил тебе письмо. Я не хотел говорить. Мне слишком тяжело. Но если ты хочешь, я постараюсь спокойно сказать тебе это.
Марья Ивановна. Нет, я не могу понять. За что ты ненавидишь и казнишь жену, которая тебе все отдала? Скажи, что я ездила по балам, наряжалась, кокетничала? Вся жизнь моя отдана была семье. Всех сама кормила, воспитывала, последний год вся тяжесть воспитанья, управленья делами, все на мне…
Николай Иванович (перебивая). Да ведь тяжесть эта оттого на тебе, что ты не захотела жить, как я предлагал.
Марья Ивановна. Да ведь это невозможно. Спроси у всего света. Невозможно оставить детей безграмотными, как ты хотел, и мне самой стирать и готовить кушанье.
Николай Иванович. Я никогда не хотел этого.
Марья Ивановна. Ну, все равно, в этом роде. Нет, ты христианин, ты хочешь делать добро, говоришь, что любишь людей, за что же ты казнишь ту женщину, которая отдала тебе всю свою жизнь?
Николай Иванович. Да чем же я казню? Я и люблю, но…
Марья Ивановна. Как же не казнишь, когда ты бросаешь меня, уходишь? Что же скажут все? Одно из двух: или я дурная женщина, или ты сумасшедший.
Николай Иванович. Да пускай я сумасшедший, я не могу так жить.
Марья Ивановна. Что же тут ужасного, что я во всю зиму один раз… и именно потому, что боялась, что тебе это будет неприятно, сделала вечер. И то какой, – спроси Маню и Варвару Васильевну, все мне говорили, что без этого нельзя, что это необходимо. И это преступленье, и за это я должна нести позор. Да и не позор только. Самое главное то, что ты теперь не любишь меня. Ты любишь весь мир и пьяного Александра Петровича, а я все-таки люблю тебя; не могу жить без тебя. За что? За что? (Плачет.)
Николай Иванович. Ведь ты не хочешь понимать моей жизни, моей духовной жизни.
Марья Ивановна. Я хочу понимать, но не могу понять. Я вижу, что твое христианство сделало то, что ты возненавидел семью, меня. А для чего, не понимаю.
Николай Иванович. Другие понимают же.
Марья Ивановна. Кто? Александр Петрович, который выпрашивает у тебя деньги.
Николай Иванович. И он, и другие, и Тоня, и Василий Никанорович. Да мне все равно. Если бы никто не понимал, это не изменило бы.
Марья Ивановна. Василий Никанорович покаялся и опять поступил в приход. А Тоня сейчас танцует и кокетничает с Степой.
Николай Иванович. Это жалко, но это не может сделать того, что черное будет белым, не может и изменить моей жизни. Маша! Я не нужен тебе. Отпусти меня. Я пытался участвовать в вашей жизни, внести в нее то, что составляет для меня всю жизнь. Но это невозможно. Выходит только то, что я мучаю вас и мучаю себя. Не только мучаю себя, но гублю то, что я делаю. Мне всякий, этот же Александр Петрович, имеет право сказать и говорит, что я обманщик, что я говорю, но не делаю, что я проповедую евангельскую бедность, а сам живу в роскоши под предлогом, что я отдал все жене.
Марья Ивановна. И тебе пред людьми стыдно? Неужели ты не можешь стать выше этого?
Николай Иванович. Не мне стыдно, но и стыдно, но я гублю дело божие.
Марья Ивановна. Ты сам говорил, что оно делается, несмотря на наше противодействие ему. Но не в том дело. Скажи, чего ты хочешь от меня?
Николай Иванович. Ведь я говорил.
Марья Ивановна. Но, Nicolas, ведь ты знаешь, что это невозможно. Подумай только, теперь Люба выходит замуж, Ваня поступил в университет, Миша, Катя учатся. Как же все оборвать?
Николай Иванович. Так мне-то как же быть?
Марья Ивановна. Делать то, что ты проповедуешь: терпеть, любить. Что тебе трудно? Только переносить нас, не лишать нас себя. Ну, что тебя мучает?
Вбегает Ваня.
Явление четвертое
Те же и Ваня.
Ваня. Мамá, зовут тебя.
Марья Ивановна. Скажи, что не могу. Иди, иди.
Ваня. Да приходи же. (Уходит.)
Явление пятое
Николай Иванович и Марья Ивановна.
Николай Иванович. Ты не хочешь видеть и понимать меня.
Марья Ивановна. Не не хочу, но не могу.
Николай Иванович. Да, не хочешь понимать, и мы расходимся все больше и больше. Ты вникни в меня, на минутку перенесись, и ты поймешь. Ну, первое: жизнь здесь вся развращенная. Ты сердишься на это слово, но я не могу иначе назвать жизнь, всю построенную на грабеже, потому что деньги, на которые вы живете, это деньги с земли, которую вы грабите у народа. Кроме того, я вижу, что эта жизнь развращает детей: «горе тому, кто соблазнит единого из малых сих», а я вижу, как на моих глазах они гибнут и развращаются. Не могу я видеть, как люди взрослые, как рабы, наряженные во фраки, служат нам. Каждый обед для меня страданье.
Марья Ивановна. Да ведь это все было. Ведь это у всех и за границей и везде.
Николай Иванович. Не могу я, с тех пор как я понял, что мы все братья, я уже не могу не видеть этого и не страдать.
Марья Ивановна. Вольно же. Все можно выдумать.
Николаи Иванович (горячо). Вот это-то непонимание ужасно. Ну вот нынче. Утро я провожу в Ржановом доме среди золоторотцев, вижу, как там прямо от голода умер ребенок, как мальчик стал алкоголиком, как прачка чахоточная едет полоскать белье; потом прихожу домой, и лакей в белом галстуке отворяет мне дверь, вижу, как мой сын, мальчишка, требует от этого лакея, чтобы он принес ему воды, вижу эту армию прислуги, работающих для нас. Потом я иду к Борису, человеку, жизнью своей отстаивающему истину, и вижу, как его, чистого, сильного, твердого человека, умышленно доводят до сумасшествия и гибели, чтобы отделаться от него. Я знаю, они знают, что у него порок сердца, и они раздразнивают его и тащат в отделение бешеных. Нет, это ужасно, ужасно. И тут я прихожу домой и узнаю, что та одна из нашей семьи дочь, которая понимала – не меня, а истину, что она заодно отреклась и от жениха, которому обещала любовь, и от истины и выходит за лакея, лгуна…
Марья Ивановна. Как это по-христиански!
Николай Иванович. Да, это скверно, я виноват, но я только хочу, чтобы ты перенеслась в меня. Я только говорю, что она отреклась от истины…
Марья Ивановна. Ты говоришь: от истины; а другие, и большинство, говорят: от заблуждения. Ведь вот Василий Никанорович думал, что он заблуждался, а теперь вернулся же к церкви.
Николай Иванович. Да не может быть!
Марья Ивановна. Он писал Лизаньке, она покажет тебе письмо. Все это очень непрочно. Также и Тоня. Я уже не говорю про Александра Петровича, который находит это только выгодным.
Николай Иванович (сердится). Ну, все равно. Я только прошу меня понять. Я все-таки считаю истину истиной. Так мне это больно. И тут дома, вхожу, вижу елка, бал, трата сотен, когда люди мрут с голода. Не могу я так жить. Пожалей меня, я измучился. Отпусти меня. Прощай.
Марья Ивановна. Если ты уйдешь, я уйду с тобой. А если не с тобой, то уйду под тот поезд, на котором ты поедешь. И пропадай они все – и Миша и Катя. Боже мой! Боже мой! Какое, какое мучение. За что? За что? (Плачет.)
Николай Иванович (в двери), Александр Петрович, идите к себе. Я не поеду. Я останусь, хорошо. (Раздевается.)
Марья Ивановна (обнимает его). Недолго нам жить осталось. Не будем портить после двадцативосьмилетней жизни. Ну, я не буду делать вечеров, но не наказывай меня.
Явление шестое
Те же, Ваня и Катя.
Ваня и Катя (вбегают). Мамá, иди скорей.
Марья Ивановна. Иду, иду. Так будем прощать друг другу. (Уходит.)
Явление седьмое
Николай Иванович один.
Николай Иванович. Ребенок, совсем ребенок, или хитрая женщина. Да, хитрый ребенок. Да, да. Видно, не хочешь ты, чтобы я был твоим работником в этом твоем деле; хочешь, чтобы я был унижен, чтобы все могли на меня пальцами указывать: говорит, но не делает. Ну, пускай. Ты лучше знаешь, что тебе нужно. Смирение, юродство. Да, если бы только возвыситься до него!
Входит Лизанька.
Явление восьмое
Николай Иванович и Лизанька.
Лизанька. Простите. Я несла вам письмо от Василия Никаноровича. Он пишет мне, но просит сообщить вам.
Николай Иванович. Неужели это правда?
Лизанька. Да, прочесть?
Николай Иванович. Прочти, пожалуйста.
Лизанька (читает). «Пишу вам, прося вас передать это Николаю Ивановичу. Я очень сожалею о том заблуждении, в котором явно отступил от святой православной церкви, и радуюсь, что вернулся к ней. Желаю вам и Николаю Ивановичу того же. Прошу простить меня».
Николай Иванович. Замучили его, бедного. Но все-таки это ужасно.
Лизанька. А еще я пришла сказать вам, что приехала княгиня и в ужасно возбуждением состоянии пришла ко мне наверх и хочет вас непременно видеть. Она сейчас была у сына. Я думаю, лучше отказать ей. Что же может выйти из вашего свидания?
Николай Иванович. Нет, зовите ее. Видно, нынче такой ужасный день испытаний.
Лизанька (уходит). Так я позову.
Явление девятое
Николай Иванович один.
Николай Иванович. Да, да, только бы помнить, что жизнь только в служении тебе. Помнить, что если ты посылаешь, испытание, то потому, что считаешь меня способным выдержать его, что оно по силам мне. Иначе бы оно и не было испытанием… Отец, помоги, помоги мне делать не свою, а твою волю.
Входит княгиня.
Явление десятое
Николай Иванович и княгиня.
Княгиня. Приняли меня, удостоили. Мое почтение. Я не подаю руки вам, потому что ненавижу, презираю вас.
Николай Иванович. Да что случилось?
Княгиня. А то, что его переводят в дисциплинарный батальон. И это вы сделали.
Николай Иванович. Княгиня, если вам что нужно, то скажите, а если только для того, чтобы бранить меня, то вы только вредите себе. Меня же вы не можете оскорбить, потому что я всей душой сочувствую вам, жалею вас.
Княгиня. Какое милосердие, христианская высота! Нет, господин Сарынцев, меня-то вы не обманете. Знаем вас теперь. Сына моего вы погубили, вам все равно, а сами задаете балы, и невеста моего сына, ваша дочь, выходит замуж, партию делает, какая вам приятна. А вы здесь притворяетесь, что опростились, столярничаете. Как вы мне отвратительны с своим фарисейством новым!
Николай Иванович. Княгиня, успокойтесь. Скажите, что вам нужно. Ведь не только то, чтобы ругать меня.
Княгиня. И это. Нужно мне излить наболевшее. А нужно мне вот что. Его переводят в дисциплинарный батальон, и я не перенесу этого. И вы довели его до того. И это вы сделали. Вы, вы, вы!
Николай Иванович. Не я, бог сделал это. И бог видит, как мне жаль вас. Не противьтесь воле бога. Он хочет испытать вас. Несите покорно.
Княгиня. Не могу я нести покорно. Вся жизнь моя была один сын мой, и вы отняли у меня его и погубили. Не могу я быть спокойна. Я приехала к вам, последняя моя попытка сказать вам, что вы погубили его, вы и должны спасти его. Поезжайте, добейтесь, чтобы его выпустили. Поезжайте к начальству, к царю, к кому хотите. Только вы обязаны это сделать. Если же вы не сделаете этого, я знаю, что я сделаю. Вы мне ответите за это.
Николай Иванович. Научите, что я должен делать. Я все готов.
Княгиня. Я опять повторяю: вы должны спасти его. Если вы не спасете – помните! Прощайте. (Уходит.)
Явление одиннадцатое
Николай Иванович один.
Николай Иванович ложится на диван. Молчание. Отворяются двери. Музыка слышнее, гросфатер. Входит Степа.
Явление двенадцатое
Николай Иванович и Степа.
Степа. Папá нет, идите.
Входят пары, маленькие с большими.
Явление тринадцатое
Николай Иванович, Степа и пары.
Люба (узнает). Ах, ты тут, извини.
Николай Иванович (встает). Ничего.
Пары проходят.
Явление четырнадцатое
Николай Иванович один.
Николай Иванович. Василий Никанорович вернулся, Бориса я погубил, Люба выходит замуж. Неужели я заблуждаюсь, заблуждаюсь в том, что верю тебе? Нет. Отец, помоги мне!
Занавес
