Вариант
Вместо явлений двенадцатого – четырнадцатого, пятнадцатого и шестнадцатого действия четвертого можно читать следующий вариант.
Сцена вторая
Изба первого действия.
Явление первое
Анютка раздетая лежит на коннике под кафтаном. Митрич сидит на хорах и курит.
Митрич. Ишь, духу-то напустили, в рот им ситного пирога с горохом. Мимо лили добро-то. И табаком не заглушишь. Так в носу и вертит. О господи! Спать, видно. (Подходит к лампочке, хочет завернуть.)
Анютка (вскакивает, садится). Дедушка, не туши, голубчик!
Митрич. Чего не тушить?
Анютка. А на дворе-то гомонили как. (Прислушивается.) Слышишь, опять в амбар пошли?
Митрич. Тебе-то чего? Авось тебя не спрашивают. Ложись да и спи. А я вот заверну свет. (Завертывает.)
Анютка. Дедушка, золотой! не гаси совсем. Хоть в мышиный глазок оставь, а то жуть.
Митрич (смеется). Ну, ладно, ладно. (Присаживается подле нее.) Чего жутко-то?
Анютка. Как не жутко, дедушка! Нянька как билась. Об рундук головой билась. (Шепотом.) Я ведь знаю… У ней робеночек родиться хочет… Родился уж, никак…
Митрич. Эка егоза, залягай тебя лягушки. Все тебе знать надо. Ложись, да и спи.
Анютка ложится. Вот так-то. (Закрывает ее.) Вот так-то. А то много знать будешь, скоро состаришься.
Анютка. А ты на печку пойдешь?
Митрич. А то куды ж? То-то глупая, посмотрю я. Все ей знать надо. (Закрывает ее еще и поднимается идти.) Вот так-то лежи, да и спи. (Идет к печи.)
Анютка. Разочек крикнул, а теперь не слыхать.
Митрич. О господи, Микола милослевый!.. Чего не, слыхать-то?
Анютка. Ребеночка.
Митрич. А нет его, так и не слыхать.
Анютка. А я слышала, однова дыхнуть, слышала. Тоооненько так.
Митрич. Много ты слышала. А слышала так, как вот такую-то девчонку, как ты, детосека в мешок посадил, да и ну ее.
Анютка. Какой такой детосека?
Митрич. А вот такой самый. (Лезет на печь.) И хороша ж печка нынче, тепла. Любо! О господи, Микола милослевый!
Анютка. Дедушка! Ты заснешь?
Митрич. А то что ж ты думала – песни играть буду?
Молчание.
Анютка. Дедушка, а дедушка! Копают! Ей-богу, копают, в погребе копают, слышь! Однова дыхнуть, копают!
Митрич. Чего не вздумает. Ночью копают. Кто копает? Корова чешется, а ты – копают! Спи, говорю, а то сейчас свет потушу.
Анютка. Голубчик, дедушка, не туши. Не буду. Ей-богу, не буду, однова дыхнуть, не буду. Страшно мне.
Митрич. Страшно? Ты не бойся ничего, вот и не будет страшно. А то сама боится и страшно, говорит. Как же не страшно, как ты боишься? Эка девчонка глупая какая.
Молчание. Сверчок.
Анютка (шепотом). Дедушка! А дедушка! Ты заснул?
Митрич. Ну, чего еще?
Анютка. Кака же така детосека?
Митрич. А вот така. Вот как попадется такая же, как ты, – не спит, он придет с мешком, да девчонку шварк в мешок, да сам туда же с головой, подымет ей рубашонку, да и ну хлестать.
Анютка. Да чем же он хлестает?
Митрич. А веник возьмет.
Анютка. Да он там не увидит, в мешке-то.
Митрич. Небось увидит.
Анютка. А я его укушу.
Митрич. Нет, брат, его не укусишь.
Анютка. Дедушка, идет кто-то! Кто это? Ай, матушки родимые! Кто это?
Митрич. Идет, так идет. Чего ж ты? Мать, я чай, идет.
Явление второе
Те же и Анисья (входит).
Анисья. Анютка!
Анютка притворяется, что спит. Митрич!
Митрич. Чего?
Анисья. Что свет-то жжете? Мы в холодной ляжем.
Митрич. Да вот только убрался. Я потушу.
Анисья (ищет в сундуке и ворчит). Как надо, его никак и не найдешь.
Митрич. Да ты чего ищешь-то?
Анисья. Крест ищу. Окрестить надо. Помилуй бог, помрет! Некрещеный-то! Грех ведь!
Митрич. А то как же, известно, порядок надо… Что, нашла?
Анисья. Нашла. (Уходит.)
Явление третье
Митрич и Анютка.
Митрич. То-то, а то бы я свой дал. О господи!
Анютка (вскакивает и дрожит). О-о, дедушка! Не засыпай ты, Христа ради. Страшно как!
Митрич. Да чего страшно-то?
Анютка. Помрет, должно, робеночек-то? У тетки Арины так же бабка окрестила, – он и помер.
Митрич. Помрет – похоронят.
Анютка. Да, может, он бы и не помер, да бабка Матрена тут. Ведь я слышала, что бабка-то говорила, однова дыхнуть, слышала.
Митрич. Чего слышала? Спи, говорю. Закройся с головой, да и все.
Анютка. А кабы жив был, я б его нянчила.
Митрич (рычит). О господи!
Анютка. Куды ж они его денут?
Митрич. Туда и денут, куда надо. Не твоя печаль. Спи, говорю. Вот мать придет – она тебя!
Молчание.
Анютка. Дедушка! А ту девчонку, ты сказывал, ведь не убили же?
Митрич. Про ту-то? О, та девчонка в дело вышла.
Анютка. Как ты, дедушка, сказывал, нашли-то ее?
Митрич. Да так и нашли.
Анютка. Да где ж нашли? Ты скажи.
Митрич. В ихнем доме и нашли. Пришли в деревню, стали солдаты шарить по домам, глядь – эта самая девчонка на пузе лежит. Хотели ее пришибить. Да так мне скучно стало, взял я ее на руки. Так ведь не дается. Отяжелела, как пять пудов в ней сделалось; а руками цапается за что попало, не отдерешь никак. Ну, взял я ее, да по головке, по головке. А шаршавая, как еж. Гладить, гладить – затихла. Помочил сухарика, дал ей. Поняла-таки. Погрызла. Что с ней делать? Взяли ее. Взяли, стали кормить да кормить, да так привыкла, с собой в поход взяли, так с нами и шла. Хороша девчонка была.
Анютка. Что ж, а некрещеная?
Митрич. А кто е знает. Сказывали, что не вполне. Потому народ ненашенский.
Анютка. Из немцев?
Митрич. Эка ты: из немцев. Не из немцов, а азиаты. Они всё равно как жиды, а не жиды тоже. Из поляков, а азиаты. Крудлы, круглы прозвище им. Да уж забыл я. Девчонку-то мы Сашкой прозвали. Сашка, а хороша была. Ведь вот все забыл, а на девчонку, в рот ей ситного пирога с горохом, как сейчас гляжу. Только и помню из службы из всей. Как пороли, помню, да вот девчонка в памяти. Повиснет, бывало, на шее, и несешь ее. Такая девчонка была, что надо лучше, да некуда. Отдали потом. Ротного жена в дочери взяла. И в дело вышла. Жалели как солдаты!
Анютка. А вот, дедушка, тоже батя, я помню, как помирал. Ты еще не жил у нас. Так он позвал Микиту, да и говорит, прости меня, говорит, Микита… а сам заплакал. (Вздыхает.) Тоже как жалостно.
Митрич. А вот то-то и оно-то…
Анютка. Дедушка, а дедушка. Вот опять шумят чтой-то в погребе. Ай, матушки, сестрицы-голубушки! Ох, дедушка, сделают они что над ним. Загубят они его. Махонький ведь он… О-о! (Закрывается с головой и плачет.)
Митрич (прислушивается). И впрямь что-то пакостят, дуй их горой. А пакостницы же бабы эти! Мужиков похвалить нельзя, а уж бабы… Эти как звери лесные. Ничего не боятся.
Анютка (поднимается). Дедушка, а дедушка!
Митрич. Ну, чего еще?
Анютка. Намедни прохожий ночевал, сказывал, что младенец помрет – его душка прямо на небу пойдет. Правда это?
Митрич. Кто е знает, должно так. А что?
Анютка. Да хоть бы и я померла. (Хнычет.)
Митрич. Помрешь, из счета вон.
Анютка. До десяти годов все младенец, душа к богу, может, еще пойдет, а то ведь изгадишься.
Митрич. Еще как изгадишься-то! Вашей сестре как не изгадиться? Кто вас учит? Чего ты увидишь? Чего услышишь? Только гнусность одну. Я хоть немного учен, а кое-что да знаю. Не твердо, а все не как деревенска баба. Деревенска баба что? Слякоть одна. Вашей сестры в России большие миллионы, а все, как кроты слепые, – ничего не знаете. Как коровью смерть опахивать, привороты всякие, да как под насест ребят носить к курам – это знают.
Анютка. Мамушка и то носила.
Митрич. А то-то и оно-то. Миллионов сколько баб вас да девок, а все, как звери лесные. Как выросла, так и помрет. Ничего не видала, ничего не слыхала. Мужик – тот хоть в кабаке, а то и в замке, случаем, али в солдатстве, как я, узнает кое-что. А баба что? Она не то что про бога, она и про пятницу-то не знает толком, какая такая. Пятница, пятница, а спроси какая, она и не знает. Так, как щенята слепые ползают, головами в навоз тычатся. Только и знают песни свои дурацкие: го-го, го-го. А что го-го, сами не знают…
Анютка. А я, дедушка, Вотчу до половины знаю.
Митрич. Знаешь ты много! Да и спросить с вас тоже нельзя. Кто вас учит? Только пьяный мужик когда вожжами поучит. Только и ученья. Уж и не знаю, кто за вас отвечать будет. За рекрутов так с дядьки или с старшого спросят. А за вашу сестру и спросить не с кого. Так, беспастушная скотина, озорная самая, бабы эти. Самое глупое ваше сословие. Пустое самое ваше сословие.
Анютка. А как же быть-то?
Митрич. А так и быть. Завернись с головой да и спи. О господи!
Молчание. Сверчок.
Анютка (вскакивает). Дедушка! Кричит кто-то, не путем кто-то! Ей-богу, право, кричит. Дедушка, милый, сюда идет.
Митрич. Говорю, с головой укройся.
Явление четвертое
Те же, Никита и Матрена.
Никита (входит). Что они со мной сделали? Что они со мной сделали?!
Матрена. Выпей, выпей, ягодка, винца-то. (Достает вино и ставит.) Что ты?
Никита. Давай. Не запью ли?
Матрена. Тише! Не спят ведь. На, выпей.
Никита. Что ж это? Зачем вы это вздумали? Снесли бы куда.
Матрена (шепотом). Посиди, посиди тут, выпей еще, а то покури. Оно разобьет мысль-то.
Никита. Матушка родимая, дошло, видно, до меня. Как запищит, да как захрустят эти косточки – кр… кр… не человек я стал.
Матрена. И-и! Что говоришь несуразно совсем. Оно точно – ночным делом жутость берет, а дай ободняет, денек-другой пройдет, и думать забудешь. (Подходит к Никите, кладет ему руку на плечо.)
Никита. Уйди от меня. Что вы со мной сделали?
Матрена. Да что ты, сынок, в самом деле. (Берет его за руку.)
Никита. Уйди ты от меня! Убью! Мне теперь всё нипочем. Убью!
Матрена. Ах, ах, напугался как! Да иди, что ль, спать-то.
Никита. Некуда мне идти. Пропал я!
Матрена (качает головой). Ох, ох, пойти убрать, он обсидится, сойдет это с него. (Уходит.)
Явление пятое
Никита, Митрич, Анютка.
Никита (сидит, закрыв лицо руками, Митрич и Анютка замерли). Пищит, право, пищит, во, во… внятно. Зароет она его, право, зароет! (Бежит в дверь.) Матушка не зарывай, живой он…
Явление шестое
Те же и Матрена.
Матрена (возвращаясь, шепотом). Да что ты, Христос с тобой! И что не примстится. Где же живому быть! Ведь и косточки-то все раздребезжены.
Никита. Давай еще вина. (Пьет.)
Матрена. Иди, сынок. Заснешь теперь, ничего.
Никита (стоит, слушает). Жив все… во… пищит. Разве не слышишь? Во!
Матрена (шепотом). Да нет же!
Никита. Матушка родимая! Решился я своей жизни. Что вы со мной сделали! Куда уйду я? (Выбегает из избы, и Матрена за ним.)
Явление седьмое
Митрич и Анютка.
Анютка. Дедушка, милый голубчик, задушили они его!
Митрич (сердито). Спи, говорю. Ах ты, лягай тебя лягушки! Вот я тебя веником! Спи, говорю.
Анютка. Дедушка, золотой! Хватает меня ктой-то за плечушки, хватает ктой-то, лапами хватает. Дедушка, милый, однова дыхнуть, пойду сейчас. Дедушка, золотой, пусти ты меня на печь! Пусти ты меня ради Христа… Хватает… хватает… А-а! (Бежит к печке.)
Митрич. Ишь натращали девчонку как. То-то пакостницы, лягай их лягушки. Ну! пролезай, что ль.
Анютка (лезет на печь). Да ты не уходи.
Митрич. Куда я пойду? Лезь, лезь! О господи, Микола-угодник, матерь пресвятая богородица казанская… Натращали девчонку как. (Прикрывает ее.) То-то дурочка, право, дурочка… Натращали, право, паскудницы, в рот им ситного пирога с горохом.
Занавес
