Действие второе
Лица второго действия
Петр.
Анисья.
Акулина.
Анютка.
Никита.
Матрена.
Кума – соседка.
Народ.
Сцена представляет улицу и избу Петра. Слева от зрителя – изба в две связи, сени, с крыльцом в середине; справа – ворота и край двора. У края двора Анисья треплет пеньку. После первого действия прошло шесть месяцев.
Явление первое
Анисья одна.
Анисья (останавливается, прислушиваясь). Опять что-то бурчит. Должно, слез с печи.
Явление второе
Анисья и Акулина (входит с ведрами на коромысле).
Анисья. Кличет. Поди погляди, чего ему? Во… орет.
Акулина. А ты-то что ж?
Анисья. Иди, говорят.
Акулина идет в избу.
Явление третье
Анисья одна.
Анисья. Измучил он меня. Не открывает, где деньги да и все. Намедни в сенях был, должно там прятал. Теперь и сама не знаю где. Спасибо, расстаться с ними боится. Всё в доме они. Только б найти. А на нем вчерась не было. Теперь и сама не знаю где. Измучал меня на отделку.
Явление четвертое
Анисья и Акулина (выходит, повязываясь платком).
Анисья. Куда ты?
Акулина. Куды? А велел тетушку Марфу позвать. Позови, говорит, сестру ко мне. Я помру, говорит, нужно мне ей сказать слово.
Анисья (про себя). Сестру зовет. О, головушка моя! О-о! Должно, ей отдать хочет. Что стану делать! О! (Акулине.) Не ходи! Куда ты?
Акулина. За теткой.
Анисья. Не ходи, говорю, я сама схожу, а ты с бельем-то иди на речку. А то до вечера не успеешь.
Акулина. Да он мне велел.
Анисья. Иди, куда посылают. Сама, говорят, схожу за Марфой. Рубахи-то возьми с плетня.
Акулина. Рубахи? Да ты, мотри, не пойдешь. Он велел.
Анисья. Сказала, пойду. Анютка где?
Акулина. Анютка? Она телят стережет.
Анисья. Пошли ее, авось не разбегутся.
Акулина собирает белье и уходит.
Явление пятое
Анисья одна.
Анисья. Не пойтить – заругает, а пойтить – отдаст он сестре деньги. Пропадут все мои труды. И что делать, сама не знаю. Расскочилась моя голова. (Продолжает работать.)
Явление шестое
Анисья и Матрена (входит с палочкой и узелком по-дорожному).
Матрена. Бог помочь, ягодка.
Анисья (оглядывается, бросает работу и всплескивает руками от радости). Вот не чаяла, тетушка. Лучил же бог какого гостя ко времени.
Матрена. Ну, что?
Анисья. Уж я и в уме смешалась. Беда!
Матрена. Что ж, жив, сказывают?
Анисья. И не говори. Жить не живет и помирать не помирает.
Матрена. Деньги-то не передал кому?
Анисья. Сейчас за Марфой, за сестрой родной посылает. Должно, об деньгах.
Матрена. Видимое дело. Да не передал ли кому помимо?
Анисья. Некому. Я, как ястреб, над ним стерегу.
Матрена. Да где ж они?
Анисья. Не сказывает. И не дознаюсь никак. Хоронит где-то из одного места в другое. А мне тоже от Акульки нельзя. Дура-дура, а тоже подсматривает, караулит. О, головушка моя! Измучилась я.
Матрена. Ох, ягодка, отдаст денежки помимо твоих рук, век плакаться будешь. Сопхают они тебя со двора ни с чем. Маялась ты, маялась, сердечная, век-то свой с немилым, да и вдовой с сумой пойдешь.
Анисья. И не говори, тетка. Изныло мое сердце, и не знаю, как быть, и посоветовать не с кем. Говорила Миките. А он робеет, не хочет в это дело вступать. Только сказал мне вчерась, что в полу они.
Матрена. Что ж, лазила?
Анисья. Нельзя – сам тама. Я примечаю, – он их то на себе носит, то хоронит.
Матрена. Ты, деушка, помни: раз маху дашь, век не справишься. (Шепотом.) Что ж, крепкого чаю-то давала?
Анисья. О-о! (Хочет отвечать, видит соседку, замолкает.)
Явление седьмое
Те же и кума (проходит мимо избы, прислушивается к крику в избе. К Анисье).
Кума. Кума! Анисья, а Анисья! Твой, никак, кличет.
Анисья. Он все так кашляет, ровно кричит. Плох уж очень.
Кума (подходит к Матрене). Здорово, баушка, отколь бог несет?
Матрена. А из двора, милая. Сынка проведать пришла. Рубах принесла. Тоже свое детище, ведашь, жалко.
Кума. Да уж такое дело. (К Анисье.) Хотела, кума, кросна белить, да, думается, рано. Люди не зачинали.
Анисья. Куда спешить-то?
Матрена. Что ж, сообщали?
Анисья. Как же, вчерась поп был.
Кума. Поглядела я вчерась тоже, матушка моя, и в чем душа держится. Измадел как. А уж намедни, матушка моя, совсем помирал, под святые положили. Уж и, оплакали, омывать собирались.
Анисья. Ожил – поднялся; опять бродит теперь.
Матрена. Что ж, соборовать станете?
Анисья. Люди приглашают. Коли жив будет, хотим завтра за попом посылать.
Кума. Ох, скучно, чай, тебе, Анисьюшка? Недаром молвится: не тот болен, кто болит, а кто над болью сидит.
Анисья. Уж как скучно-то. Да уж одно бы что.
Кума. Известно дело, легко ли, год целый помирает. По рукам связал.
Матрена. Тоже и вдовье дело горькое. Хорошо дело молодое, а на старости лет кто пожалеет. Старость – не радость. Хоть бы мое дело. Недалеко прошла, уморилась, ног не слышу. Сынок-то где?
Анисья. Пашет. Да ты заходи, самовар поставим, чайком душеньку отведешь.
Матрена (садится). И то уморилась, миленькие; А что соборовать – это беспременно надо. Люди говорят – тоже душе на пользу.
Анисья. Да завтра пошлем.
Матрена. То-то, оно лучше. А у нас, деушка, свадьба.
Кума. Что ж так, весной?
Матрена. Да, видно, пословица недаром молвится: бедному жениться и ночь коротка. Семен Матвеевич за себя Маринку взял.
Анисья. Нашла-таки себе счастье!
Кума. Вдовец, должно, на детей пошла.
Матрена. Четверо. Какая же путная пойдет! Ну, ее и взял. Она и рада. Вино пили, ведашь, стаканчик не крепкий был, – проливали.
Кума. Вишь ты! Слух-то был? А с достатком мужик-то?
Матрена. Живут ничего пока.
Кума. Оно точно, что на детей кто пойдет. Вот хоть бы у нас Михайло. Мужик-то, матушка моя…
Голос мужика. Эй, Мавра, куда тебя дьявол носит? Поди корову загони.
Соседка уходит.
Явление восьмое
Анисья и Матрена.
Матрена (пока соседка уходит, говорит ровным голосом). Выдали, деушка, от греха, по крайности мой дурак об Микишке думать не будет. (Вдруг переменяет голос на шепот.) Ушла! (Шепотом.) Что ж, говорю, чайком-то поила?
Анисья. И не поминай. Помирал бы лучше сам. Все одно не помирает, только греха на душу взяла. О-о! головушка моя! И зачем ты мне давала порошки эти?
Матрена. Что ж порошки? Порошки, деушка, сонные, что ж не дать? От них худа не будет.
Анисья. Я не про сонные, а про те, про белесые-то.
Матрена. Что ж, те порошки, ягодка, лекарственные.
Анисья (вздыхает). Знаю, да боязно. Измучал он меня.
Матрена. Что ж, много извела?
Анисья. Два раза давала.
Матрена. Что ж, не приметно?
Анисья. Я сама в чаю пригубила, чуть горчит. А он выпил с чаем-то, да и говорит: мне и чай-то противен. Я говорю: больному все горько. Да и жутко же мне стало, тетушка.
Матрена. А ты не думай. Что думать, то хуже.
Анисья. И лучше ты мне не давала бы и на грех не наводила. Как вспомнишь, так на душе загребтит. А зачем ты дала мне их?
Матрена. И, что ты, ягодка! Христос с тобой. Что ж ты на меня-то сворачиваешь? Ты, деушка, мотри, с больной головы на здоровую не сворачивай. Коли чего коснется, мое дело сторона, я знать не знаю, ведать не ведаю– крест поцелую, никаких порошков не давала и не видала и не слыхала, какие такие порошки бывают. Ты, деушка, сама думай. Мы и то намеднись про тебя разговорились, как она, мол, сердечная, мается. Падчерица – дура, а мужик гнилой – присуха одна. С этой жизни чего не сделаешь.
Анисья. Да я и то не отрекусь. От моего житья не то что эти дела, а либо повеситься, либо его задушить. Разве это жизнь?
Матрена. То-то и дело. Рот разевать некогда. А как-никак, обыскать деньги да чайком попоить.
Анисья. О-о, головушка моя бедная! И что делать теперь, сама не знаю, и жутость берет, – помирал бы уж лучше сам. Тоже на душу брать не хочется.
Матрена (с злобой). А что ж он деньги-то не открывает? Что ж, он их с собой возьмет, никому не достанутся? Разве это хорошо? Помилуй бог, такие деньжищи да дуром пропадут. Разве это не грех? Что ж он-то делает? На него и смотреть?
Анисья. Уже и сама не знаю. Измучал он меня.
Матрена. Чего не знать-то? Дело на виду. Промашку теперь сделаешь, век каяться будешь. Передаст он сестре деньги, а ты оставайся.
Анисья. О-ох, и то посылал ведь за ней, – идти надо.
Матрена. А ты погоди ходить, а первым делом самоварчик поставь. Мы его чайком попоим да деньги вдвоем поищем – дощупаемся небось.
Анисья. О-о! Как бы чего не было.
Матрена. А то что ж? Что смотреть-то. Что ж ты деньги-то только глазами поваляешь, а в руки не попадут? Ты делай.
Анисья. Так я пойду самовар поставлю.
Матрена. Иди, ягодка, дело делай как надо, чтоб после не тужить. Так-то. (Анисья отходит, Матрена подзывает.) Одно дело: Микитке не сказывай про все дела. Он дурашный. Избави бог, узнает про порошки. Он бог знает что сделает. Жалостлив он очень. Он, ведашь, и курицы, бывало, не зарежет. Не сказывай ему. Беда, он того не рассудит. (Останавливается в ужасе, на пороге показывается Петр.)
Явление девятое
Те же и Петр (держась за стенку, выползает на крыльцо и кличет слабым голосом).
Петр. Что ж вас не дозовешься. О-ох! Анисья, кто здесь? (Падает на лавку.)
Анисья (выходит из-за угла). Чего вылез? Лежал бы, где лежал.
Петр. Что, за Марфой ходила девка-то?.. Тяжко… Ох, хоть бы смерть скорее!..
Анисья. Недосуг ей, я ее на речку послала. Дай срок, управлюсь, сама схожу.
Петр. Анютку пошли. Где она? Ох, тяжко! Ох, смерть моя!
Анисья. Я и то послала за ней.
Петр. Ох! Где ж она?
Анисья. Где она там, пралик ее расшиби?
Петр. Ох, мочи моей нет. Сожгло нутро. Ровно буравцом сверлит. Что же меня бросили, как собаку… и напиться подать некому… Ох… Анютку пошли ко мне.
Анисья. Вот она, Анютка, иди к отцу.
Явление десятое
Те же и Анютка (вбегает, Анисья уходит за угол).
Петр. Поди ты… ох… к тетке Марфе, скажи: отец, мол, зовет, пришла чтоб, нужно мне.
Анютка. Ну что ж.
Петр. Постой. Скорее нужно, скажи. Скажи – помирать хочу. О-ох…
Анютка. Только платок возьму, а я сейчас. (Убегает.).
Явление одиннадцатое
Петр, Анисья и Матрена.
Матрена (подмигивая). Ну, деушка, дело свое помни. Иди в избу, везде ошарь. Ищи, как собака блох ищет; все перебери, а я на нем обыщу.
Анисья (к Матрене). Сейчас. Все с тобой смелей как будто. (Подходит к крыльцу. К Петру.) Самовар не поставить ли тебе? И тетка Матрена к сыну пришла, – с ней попьете.
Петр. Что ж, поставь.
Явление двенадцатое
Петр и Матрена. Матрена подходит к крыльцу.
Петр. Здорово.
Матрена. Здравствуй, благодетель. Здравствуй, касатик. Хвораешь, видно, все. И старик мой как жалеет. Поди, говорит, проведай. Поклон прислал. (Еще раз кланяется.)
Петр. Помираю я.
Матрена. И то, посмотрю на тебя, Игнатьич, не по лесу, видно, а по людям боль-то ходит. Исчадел, исчадел ты весь, сердечный, погляжу на тебя. Не красит, видно, хворь-то.
Петр. Пришла смерть моя.
Матрена. Что ж, Петр Игнатьич, божья воля, сообщили, особоруют, бог даст; баба у тебя, слава богу, умная, и похоронят и помянут, всё честь честью. И мой сыночек тоже, поколе что, по дому хлопотать будет.
Петр. Приказать некому! Необстоятельна баба, глупостями занимается, ведь все знаю я… знаю… Девка дурковата, да и млада. Дом собирал, а обдумать некому. Жаль тоже. (Хнычет.)
Матрена. Что ж, коли деньги или что, приказать можно…
Петр (к Анисье в сенцы). Пошла, что ль, Анютка-то?
Матрена (в сторону). Ишь, вспомнил.
Анисья (из сеней). В ту же пору пошла. Иди в избу-то, что ль, я проведу.
Петр. Дай посижу напоследях. Дух тяжкий там. Тяжко мне… Ох, сожгло сердце все… Хоть бы смерть…
Матрена. Бог души не вынет, сама душа не выйдет. В смерти и животе бог волен, Петр Игнатьич. Тоже и смерти не угадаешь. Бывает, и поднимешься. Так-то вот у нас в деревне мужик совсем уж было помирал…
Петр. Нет. Чую я, что нынче помру, чую. (Прислоняется и закрывает глаза.)
Явление тринадцатое
Те же и Анисья.
Анисья (входит). Ну что ж, пойдешь али нет? Тебя не дождешься. Петра? А Петра?
Матрена (отходит и манит к себе пальцем Анисью). Ну что ж?
Анисья (сходит с крыльца к Матрене). Нету.
Матрена. Да ты всё ли обыскала? В полу-то?
Анисья. И там нету. Нешто в пуньке. Вчера туда лазил.
Матрена. Ищи, пуще всего ищи. Как языком вылижи. А я примечаю – нынче и так помереть: ноготь синий, и на лицо земля пала. Самовар-то поспел, что ль?
Анисья. Закипать хочет.
Явление четырнадцатое
Те же и Никита (приходит с другой стороны, а если можно, приезжает на лошади к воротам; не видит Петра).
Никита (к матери). Здорово, матушка! Здоровы ли дома?
Матрена. Слава господу богу, живем, пока хлеб жуем.
Никита. Ну что, хозяин как?
Матрена. Тише, вон он сидит. (Показывает на крыльцо.)
Никита. Так что же, пущай сидит. Мне чего?
Петр (открывает глаза). Микита, а Микита, подь-ка сюда.
Никита подходит. Анисья шепчется с Матреной. Что рано приехал?
Никита. Допахал.
Петр. За мостом полоску пахал?
Никита. Туда далече ехать.
Петр. Далече? Из дома дальше. За нарочным поедешь. Заодно бы.
Анисья, не показываясь, прислушивается.
Матрена (подходит). Ах, сынок, что ж так хозяину не стараешься? Хозяин хворый, на тебя надеется, ты должен, как отцу родному, жилы вытягивай, а служи. Так я тебе приказывала.
Петр. Так ты того, ох!.. картошки повытаскай, бабы… о!.. переберут.
Анисья (про себя). Как же, и пошла я. Опять от себя всех услать хочет; должно, на нем теперь деньги-то. Куда-нибудь схоронить хочет.
Петр. А то, о-ох!.. сажать время придет, а они попрели. Ох, мочи нет. (Поднимается.)
Матрена (вбегает на крыльцо, поддерживает Петра). Аль в избу свесть?
Петр. Сведи. (Останавливается.) Микита!
Никита (сердито). Чего еще?
Петр. Не увижу тебя… Помру нынче… Прости меня, Христа ради, прости, когда согрешил перед тобой… Словом и делом, согрешил когда… Всего было. Прости.
Никита. Что ж прощать, мы сами грешные.
Матрена. Ах, сынок, – ты чувствуй.
Петр. Прости, Христа ради. (Плачет.)
Никита (сопит). Бог простит, дядя Петр. Что ж, мне на тебя обижаться нечего. Я от тебя худого не видал. Ты меня прости. Может, я виноватее перед тобою. (Плачет. Петр, хныкая, уходит. Матрена поддерживает его.)
Явление пятнадцатое
Никита и Анисья.
Анисья. О, головушка моя бедная! Неспроста он это. Задумал, видно, что. (Подходит к Никите.) Что ж ты сказывал, что деньги в полу, – нету там.
Никита (не отвечает, плачет). Я от него худого, окромя хорошего, ничего не видал. А я вот что сделал!
Анисья. Ну, буде. Деньги-то где?
Никита (сердито). А кто его знает. Ищи сама.
Анисья. Что больно жалостлив?
Никита. Жалко мне его. Как жалко его! Заплакал как! Э-эх!
Анисья. Вишь, жалость напала, есть кого жалеть! Он тебя собачил, собачил, и сейчас приказывал, чтоб согнать тебя со двора долой. Ты бы меня пожалел.
Никита. Да что тебя жалеть-то?
Анисья. Помрет, деньги скроет…
Никита. Небось не скроет…
Анисья. Ох, Никитушка! За сестрой ведь послал, ей отдать хочет. Беда наша, как нам жить будет, как он деньги отдаст. Ссунут они меня со двора! Уж ты бы похлопотал. Ты сказывал, в пуньку вечор лазял он?
Никита. Видел, он оттель идет, а куда сунул, кто его знает.
Анисья. О, головушка, пойду там поищу.
Явление шестнадцатое
Те же и Матрена (выходит из избы, спускается к Анисье и Никите, шепотом).
Матрена. Никуда не ходи, деньги на нем, я ощупала, на гайтане они.
Анисья. О, головушка моя бедная!
Матрена. Теперь сморгаешь, ищи тогда на орле – на правом крыле. Сестра придет – и прощайся.
Анисья. И то придет, отдаст ей. Как быть-то? О, головушка!
Матрена. Как быть-то? А ты смотри сюда. Самовар-то вскипел, поди ты завари чайкю да налей ему (шепотом), да из грамотки-то всю высыпь, да попои его. Выпьет чашку, тогда и тащи. Небось не расскажет.
Анисья. О, боязно!
Матрена. Ты это не толкуй, живо делай, а я сестру-то постерегу, коли что. Оплошки не давай. Тащи деньги да и неси сюда, а Микита схоронит.
Анисья. О, головушка! Как приступиться-то и… и…
Матрена. Говорю, не толкуй; делай, как велю. Микита!
Никита. Чего?
Матрена. Ты тут постой, посиди на завалинке, коли что, дело будет.
Никита (махая рукой). Уж эти бабы придумают. Окончательно завертят. Ну вас совсем! Пойти и то – картошки повытаскать.
Матрена (останавливает его за руку). Говорю, постой.
Явление семнадцатое
Те же и Анютка (входит).
Анисья. Ну, что?
Анютка. Она у дочери на огороде была, сейчас придет.
Анисья. Придет она, что делать будем?
Матрена (Анисье). Поспешь, делай, что велю.
Анисья. Уж сама не знаю – не знаю ничего, в уме смешалось. Анютка! Иди, донюшка, к телятам, разбежались. Ох, не насмелюсь.
Матрена. Иди, что ль, самовар ушел, я чай.
Анисья. Ох, головушка моя бедная! (Уходит.)
Явление восемнадцатое
Матрена и Никита.
Матрена (подходит к сыну). Так-то, сынок. (Садится рядом с ним на завалинку.) Дело твое тоже обдумать надо, а не как-нибудь.
Никита. Да какое дело-то?
Матрена. А то дело, как тебе на свете прожить.
Никита. Как на свете прожить? Люди живут, так и я.
Матрена. Старик-то, должно, нынче помрет?
Никита. Помрет, царство небесное. Мне-то что?
Матрена (все время говорит и поглядывает на крыльцо). Эх, сынок! Живой живое и думает. Тут, ягодка, тоже ума надо много. Ты как думаешь, я по твоему делу по всем местам толкалась, все ляжки измызгала, об тебе хлопотамши. А ты помни, тогда меня не забудь.
Никита. Да о чем хлопотала-то?
Матрена. О деле о твоем, об судьбе об твоей. Загодя не похлопотать, ничего и не будет. Иван Мосеича знаешь? Я до него тоже притолчна. Зашла намедни. Я ему, ведашь, тоже дело одно управила. Посидела, к слову разговорились. Как, говорю, Иван Мосеич, рассудить дело одно. Примерно, говорю, мужик вдовый, взял, примерно, за себя другую жену и, примерно, только и детей, что дочь от той жены да от этой. Что, говорю, как помрет мужик этот, можно ли, я говорю, войти на вдову эту в двор чужому мужику? Можно, я говорю, этому мужику дочерей замуж отдать и самому во дворе остаться? Можно, говорит, да только надо, говорит, старанья тут много. С деньгами, говорит, можно это дело оборудовать, а без денег, говорит, и соваться нечего.
Никита (смеется). Да уж это что говорить, только подавай им деньги-то. Денежки всем нужны.
Матрена. Ну, ягодка, я и открылась ему во всех делах. Первым делом, говорит, надо твоему сыночку в ту деревню приписаться. На это денежки нужно, – стариков попоить. Они, значит, и руки приложат. Все, говорит, надо с умом делать. Глянь-ка сюда (достает из платка бумагу). Вот и бумагу отписал, почитай-ка, ведь ты дошлый. (Никита читает, Матрена слушает.)
Никита. Бумага, известно, приговор значит. Тут мудрости большой нет.
Матрена. А ты слухай, что Иван Мосеич приказывал. Пуще всего, говорит, тетка, смотри, чтоб денежки не упустить. Не ухватит, говорит, она деньги, не дадут ей на себя зятя принять. Деньги, говорит, всему делу голова. Так мотри. Дело, сынок, доходит.
Никита. Мне что? Деньги ее, она и хлопочи.
Матрена. Эка ты, сынок, судишь! Разве баба может обдумать? Если что и возьмет она деньги, где ж ей обдумать, – бабье дело известно, а ты все мужик. Ты, значит, можешь и спрятать и все такое. У тебя все-таки ума больше, коли чего коснется.
Никита. Эх! женское ваше понятие необстоятельное совсем.
Матрена. Как же необстоятельно! Ты заграбь денежки-то. Баба-то у тебя в руках будет. Если случаем и похрапывать начнет или что, ей укороту можно сделать.
Никита. Ну вас совсем, пойду.
Явление девятнадцатое
Никита, Матрена и Анисья (выбегает бледная из избы за угол к Матрене).
Анисья. На нем и были. Вот они. (Показывает под фартуком.)
Матрена. Давай Микитке, он схоронит. Микитка, бери, схорони куда.
Никита. Что ж, давай.
Анисья. О-ох, головушка, да уж я сама, что ли. (Идет к воротам.)
Матрена (хватает ее за руку). Куда идешь? Хватятся, вон сестра идет, ему давай, он знает. Эка бестолковая!
Анисья (останавливается в нерешительности), О, головушка!
Никита. Что ж, давай, что ль, суну куда.
Анисья. Куда сунешь-то?
Никита. Аль робеешь? (Смеется.)
Явление двадцатое
Те же и Акулина (идет с бельем).
Анисья. О-ох, головушка моя бедная! (Отдает деньги.) Никита, мотри.
Никита. Чего боишься-то? Туда запхаю, что и сам не найду. (Уходит.)
Явление двадцать первое
Матрена, Анисья и Акулина.
Анисья (стоит в испуге). О-ох!.. Что как он…
Матрена. Что ж, помер?
Анисья. Да помер, никак. Я снимала, он и не почуял.
Матрена. Иди в избу-то, вон Акулина идет.
Анисья. Что ж, я нагрешила, а он да что с деньгами…
Матрена. Буде, иди в избу, вот и Марфа идет.
Анисья. Ну, поверила я ему. Что-то будет. (Уходит.)
Явление двадцать второе
Марфа, Акулина, Матрена.
Марфа (идет с одной, Акулина с другой стороны. К Акулине). Я бы даве пришла, да к дочери пошла. Ну, что старик-от? Аль помирать хочет?
Акулина (снимает белье). А кто его знает. Я на речке была.
Марфа (указывая на Матрену). Это чья ж?
Матрена. А из Зуева, Микиты мать я, из Зуева, родимая. Здравствуйте. Изныл, изныл сердечный, братец-то. Сам выходил. Пошли мне, говорит, сестрицу, потому, говорит… О! да уж не кончился ли?
Явление двадцать третье
Те же и Анисья (выбегает из избы с криком, хватается за столбик и начинает выть).
О-о-о, и на кого-о-о и оставил и о-о-о и на ко-ого-о-о по-ки-и-нул о-о-о… вдовой горемычной… век вековать, закрыл ясны очи…
Явление двадцать четвертое
Те же и кума. Кума и Матрена подхватывают ее под руки. Акулина и Марфа идут в избу. Народ приходит.
Один голос из народа. Старух позвать, убирать надо.
Матрена (засучивает рукава). Вода в чугуне-то есть, что ли? А то и в самоваре, я чай, есть. Не вылили. Потружусь и я.
Занавес
