1885 г. Марта 11. Дядьково.

Мы пробыли здесь, как ты знаешь из моих писем (я пишу каждый день), дольше, чем думали, и потому я получил твое письмо и уезжаю спокойнее. Хорошо, что Алеша здоров. Нехорошо, что твой котел все кипит. Разумеется, трудно, но все-таки можно сознательно приводить себя в спокойствие, – 1) тем, чтобы делать различие между очень важным, важным, менее важным и ничтожным и сообразно с степенью важности направлять свою деятельность, и 2) тем, чтобы различать между вещами, от меня вполне зависящими, отчасти от меня зависящими, и вещами вне в моей власти, и тоже сообразно с этим на править на первые самую большую и на последние самую малую энергию. Я нынче, несмотря на немного расстроившийся желудок (без боли), выспался хорошо, и выезжаем мы сейчас, в понедельник, в 12 часов дня, в хорошем настроении.

Вчера я на лошадях вернулся к вечеру из Людинова. Прекрасная поездка прелестным лесом 30 верст с подставой, в санях изобретения Мальцева – сидеть задом. Вечером попросил Мальцева играть на фортепьяно. Он мило играет. Вообще он дикой вполне, но очень деликатный, тонкий по чувству человек и находится в страшном положении. Дело громадное, требуются сотни тысяч. Рабочих 100 000, требующих работы, и денег нет. Мне его истинно жалко. Все это так сложно, запутано, что рассказать это трудно. Он в страшных сетях. Прощай, душенька, дай бог тебе здоровья телесного и, главное, душевного, и тогда все будет хорошо. Что Илья и Сережа? Бросили ли они гулянье? До сих пор писать не пришлось. А совестно жить без работы. Все работают, только не я. Вчера я провел время на площади, в кабаках, на заводе, один, без чичерон, и много видел и слышал интересного, и видел настоящий трудовой народ. И когда я его вижу, мне всегда еще сильнее, чем обыкновенно, приходят эти слова: все работают, только не я. Нынче опять у Мальцева в этой роскоши. Через 2 дня опять в роскоши и праздности.

Так и кажется, что переезжаешь из одной богадельни в другую. Урусов велел тебе сказать, что ты ему должна ответ на его письмо в Петербург – он ждет. Целую тебя и детей. Не сердись на однообразие моих мыслей. Эти мысли не мешают мне любить вас. Что Маша? Вспомнил о Маше, потому что она, как-то мне представляется, меньше других признает мою любовь к ней. Не приписывает словам моим значения. Я пишу, что взбредет в голову, – никогда так даже не говоришь.