Получили вчера только вместе твои два письма и очень огорчились, – если бы можно было еще огорчаться о чем-нибудь, касающемся Андрея. Он вчера только бессмысленно, безумно нагрубил за обедом и ушел и пришел довольный собой. Я только жду того, когда уничтожатся всякие связи родственные между ним и мама́ и нами всеми. Единственный шанс спасения для него, это – остаться одному, свободному. И это я говорю не из эгоизма, а зная, [что] сознание связи – теперь уже воображаемой – с нами толкает его в пропасть. Вином пахнет от него каждый день, и все вечера он где-то. Маша сейчас, 3 часа дня, уехала с ним в Житовку к Чекулихиной матери, а мы с мама́ и Сашей идем на Козловку. Ветер, но тепло. Я ничего не делаю, кроме чтения итальянского. Читаю «Царство божие», и очень интересно и полезно. Мама́ завтра едет к тебе с ночным. Мне вы, дочери, и такие, какие есть, очень хороши, и я за вас благодарю всегда бога. Целую тебя, милая. Не робей по ночам, и не худей, и не ударь в грязь вегетарианством. Но и не предавайся легкомыслию.

Мишу целую. Помогай ему просыпаться и не гибнуть.