В начале человеческой истории была тьма. Фрагменты скелетов, напоминающие человеческие, обнаруженные в самых разных частях Земли, мало что могут рассказать нам о предках человека. Специалисты по сравнительной анатомии и эмбриологии относят представителей вида Homo sapiens (человек разумный) к той же группе приматов, к которой принадлежат бесхвостые обезьяны, мартышки и бабуины. Однако подробности процесса эволюции человека неясны. Обработанные камни, глиняные черепки и другие археологические находки до обидного мало могут рассказать нам об исчезнувших культурах, хотя сравнение археологических находок с различной глубины залегания позволяет опытному археологу сделать довольно полные выводы о постепенном совершенствовании набора орудий человека и судить, по крайней мере, о некоторых сторонах человеческого существования во времена, которые иначе были бы полностью недоступны. Однако картина, вырисовывающаяся в результате применения подобных методов исследования, очень неясна, и нет ничего удивительного в том, что специалисты придерживаются существенно различных точек зрения, а полемика между учеными — скорее правило, чем исключение.

Черепа и другие кости, найденные в различных частях Старого Света, явно свидетельствуют о том, что в геологическую эпоху плейстоцен возникла не одна, а несколько гоминидных (человекоподобных) форм жизни. Использование деревянных и каменных орудий присуще не только современным людям — неоспоримые остатки материальной культуры древнего человека были обнаружены вместе с синантропом в Китае и, с меньшей вероятностью, с другими гоминидами в Африке и Юго-Восточной Азии. Синантроп оставил также следы огня у входа в пещеру, где он жил, а в Европе неандертальцу были известны и орудия труда, и огонь.

В Африке обнаружено достаточное количество остатков гоминидов и человека для того, чтобы утверждать, что основная колыбель человечества располагалась на этом континенте. Саванна, которая сегодня простирается широкой дугой на север и восток от тропических лесов Экваториальной Африки, представляет собой тот тип среды, в котором, возможно, сформировались наши древнейшие предки. Это зона обитания крупной дичи, территория с отдельными группами деревьев, разбросанными в море трав; климат саванны исключает вероятность сильного похолодания. Хотя климатические условия, очевидно, очень изменились за последние полмиллиона лет, возможно, в те времена, когда ледники покрывали часть Европы, перемещающаяся зона тропической саванны существовала в Африке, в Аравии или Индии. Такие земли, где растительная пища могла быть дополнена животной, где под сенью деревьев можно было укрыться ночью или в случае опасности, где климат позволял обходиться без одежды, очевидно, служили наиболее благоприятной средой для появления вида животных, детеныши которых были беспомощны при рождении и так медленно взрослели, что становились тяжелой обузой для взрослых особей.

В самом деле, беспомощность детенышей человека сначала таила в себе чрезвычайно большую угрозу его выживанию как вида. Однако этот вид заключал в себе такие механизмы компенсации, которые в процессе длительной эволюции поистине непостижимым образом обратили этот недостаток на пользу человечеству. Открылись широкие возможности для культурного, а не только чисто биологического развития. Со временем культурная эволюция привела к тому, что человек как вид животного, несмотря на свои относительно слаборазвитые зубы и мускулы, достиг бесспорного превосходства над всеми хищниками. Исходя из естественного предположения о том, что люди учили своих детей жизненно необходимым навыкам, можно утверждать, что длительный период младенчества и детства позволил человеческим сообществам в конце концов подняться над уровнем животного, с которого они начинали. Поскольку эти навыки содержали в себе подлинно неисчерпаемые возможности совершенствования и накопления опыта, по прошествии времени они позволили человеку освоить не только животные, но также растительные и минеральные ресурсы земли, все более и более успешно приспосабливая их к своим потребностям.

Культурная эволюция, по-видимому, началась среди протогоминидных предков современного человека. Элементы обучения молодняка можно заметить уже у многих типов высших животных; ближайшие родственники человека в животном мире ведут вполне общественный образ жизни и постоянно пользуются в общении звуковыми сигналами. Эти особенности предположительно и послужили тем фундаментом, на котором проточеловеческие сообщества достигли высокого охотничьего мастерства. Мужчины за счет использования языка общения и различных орудий учились все более успешно координировать свои действия, и у них появлялась возможность регулярно добывать крупную дичь. Можно предположить, что при таких условиях даже после того, как охотники вдоволь наедались, немного мяса оставалось также для женщин и детей. Это сделало возможным дальнейшее разделение функций полов. Мужчины могли позволить себе отказаться от нескончаемого собирания ягод, корнеплодов и съедобных плодов, составлявших ранее основной источник пропитания, и сосредоточиться вместо этого на занятиях охотой. Женщины же, наоборот, продолжали собирание пищи, как и прежде; однако, освободившись от суровой необходимости самообеспечения продуктами в полном объеме, они могли уделять больше времени и внимания защите и воспитанию детей. Только в такой проточеловеческой общине, где группы умелых охотников обеспечивали ее членов основным питанием, стало возможным выживание слабых при рождении и медленно достигающих самостоятельности детей первых гоминидов, которых можно уже уверенно назвать людьми.

Происхождение современных видов человека — одна из нерешенных загадок археологии и антропологии. Возможно, сегодняшнее разнообразие рас — это результат параллельной эволюции гоминидных родов до уровня человека в очень удаленных и надежно изолированных друг от друга частях Старого Света. Однако те разрозненные свидетельства, которыми мы сегодня располагаем, могут с таким же успехом быть интерпретированы и в пользу противоположной гипотезы о том, что человек разумный появился в каком-то одном центре, а затем прошел путь расовой дифференциации в процессе миграции в различные области Земли.

Человек разумный появился в Европе только около 30 000 лет тому назад, после того как последние большие ледники ледникового периода отступили на север. Можно предположить, что он пришел из Западной Азии двумя путями: один южнее, а другой севернее Средиземноморья. Пришельцы были искусными охотниками, без сомнения, привлеченными на европейские земли стадами северных оленей, мамонтов, лошадей и других травоядных, которые паслись в тундре и в узкой полосе лесов, располагавшихся к югу от отступавших ледников. Неандерталец, обитавший в Европе ранее, исчез с приходом человека разумного. Возможно, пришельцы перебили своих предшественников, а возможно, какая-то другая причина, например эпидемия, привела к исчезновению неандертальцев. Нельзя наверняка сказать, что неандертальцы и человек разумный не смешивались, хотя в Европе не были обнаружены скелеты со смешанными признаками. В обеих Америках, напротив, человек разумный, по-видимому, пришел на прежде необитаемые земли, хотя время его появления там (10 000-7000 лет до н. э.?) и даже параметры скелетов первых представителей этого вида в Америке остаются невыясненными.

В тех зонах планеты, где отступление ледников вызвало не столь радикальные изменения экологии, не обнаружено почти никакого прогресса в найденных археологами орудиях труда. В эпоху позднего палеолита человеческая изобретательность могла проявиться главным образом на пространствах вдоль северной границы евразийского обитаемого мира, особенно ближе к его западной части. Сравнительно суровый климат и чрезвычайно разнообразные флора и фауна создавали здесь для человека нелегкие условия и бросали вызов его приспособляемости. Таким образом, очевидное качественное превосходство европейского палеонтологического материала может быть объяснено не только случайностью археологических находок.

Судя по всему, уже во время их первого появления в Европе племена человека разумного имели в своем распоряжении гораздо более богатый набор орудий. Изделия из кости, слоновой кости и оленьего рога дополняли набор кремневых (и предположительно деревянных) орудий, которыми пользовались неандертальцы. Орудиям из кости и оленьего рога можно было придать такую форму, которую нельзя было получить при обработке кремня. Такие полезные приспособления, как иглы и наконечники гарпунов, могли быть изобретены только с использованием свойств материалов, более мягких и упругих, чем кремень. Секрет обработки кости и оленьего рога основывался на использовании специальных режущих инструментов из камня. Похоже, приспособления для производства орудий были впервые изобретены человеком разумным, и обладание такими инструментами дает ключ к разгадке успешной адаптации представителей этого вида к условиям Субарктической Европы.

По аналогии с охотничьими племенами, сохранившимися до наших дней, можно предположить, что люди эпохи палеолита жили небольшими группами от двадцати до шестидесяти человек. Такие сообщества вполне могли вести кочевой образ жизни, возвращаясь в свои пещеры или другие постоянные убежища только на какую-то часть года. Весьма вероятно, что руководство во время охоты передавалось одному человеку, завоевавшему авторитет личным умением и доблестью. Возможно, имелась система отношений между группами охотников, рассеянными по относительно большой территории или, как минимум, разграничение охотничьих угодий между соседствующими группами. Может быть, заключались экзогамные браки, и различные сообщества объединялись для всевозможных церемоний. Иногда могли происходить столкновения, когда одно сообщество вторгалось на территорию другого. Есть также некоторые свидетельства торговых связей на больших расстояниях, хотя часто нельзя быть уверенным в том, была ли данная находка принесена издалека в результате обмена или же была перемещена в результате сезонных либо других миграций.

Примитивные скульптурные изображения, непонятные знаки и поражающие воображение фрески животных в глубине нескольких пещер во Франции и Испании — чуть ли не единственные дошедшие до нас свидетельства верований и обрядов эпохи палеолита. Существующим материальным свидетельствам той эпохи нельзя дать однозначное толкование. Возможно, в темных глубинах пещер проводились какие-то церемонии, весьма вероятно ритуальные танцы, участники которых надевали костюмы, изображающие животных. Может быть, целью таких церемоний было установление мистической связи между охотником и его добычей, задабривание духов животных, а возможно, и стремление увеличить поголовье. Пещеры использовались для таких ритуалов, наверное, потому, что их темные глубины, казалось, позволяли проникнуть в чрево Матери-Земли, откуда вышли люди и животные и куда они возвращались, однако это — всего лишь предположение.

Ведущее положение, которое занимали животные в наскальных изображениях, служит еще одним подтверждением того, насколько случайным был успех охотников эпохи палеолита. Их существование зависело от состава и поголовья дичи, которые, в свою очередь, зависели от изменяющегося экологического равновесия. Около 10 000 лет назад ледники, в течение миллиона лет периодически перемещавшиеся через территорию Европы и Северной Америки, начали свое последнее отступление. Безлесная тундра и скудные березовые и еловые леса следовали за полосой льдов на севере, тогда как более густые лиственные леса начали распространяться в Западной Европе. Изменение среды обитания заставляло стада одних животных перемещаться за ней на север, возникшие густые леса заселяли новые виды животных, и охота на них требовала иных навыков.

Таким образом, около 8000 лет до н. э. стиль жизни человека, преобладавший в Европе, претерпел изменения. Существуют доказательства появления в Европе новых племен, пришедших предположительно с востока. Неизвестно, смешались ли эти племена со своими предшественниками или последние ушли за своей привычной добычей на север и восток, оставляя после себя почти необитаемые земли. Бесспорно лишь то, что пришельцы расширили набор орудий человека палеолита в Европе существенными дополнениями. Пришельцы научили изготавливать луки и стрелы, рыболовные сети, долбленые лодки, сани и лыжи, а также приручать собак, использовавшихся, скорее всего, для охоты.

Находки, относящиеся к так называемому периоду мезолита (ок. 8000-4500 гг. до н. э.), в целом не так впечатляют, как находки предшествующей эпохи палеолита. Характерным признаком изделий из кремня является их меньший размер, да и красота наскальных росписей, найденных преимущественно в Испании, не столь выразительна. Однако было бы неправильным предположить, что культура в Европе в это время переживала упадок. Даже если на взгляд неспециалиста наконечник стрелы или рыболовный крючок выглядят не так внушительно, как гарпун, нельзя отрицать, что лук и стрелы, а также рыболовная леска могут быть намного эффективнее гарпуна при добыче пищи. Точно так же почти полное отсутствие свидетельств существования верований в эпоху мезолита не доказывает того, что религия перестала владеть умами людей, или даже того, что более ранние религиозные традиции были забыты. Следует просто смириться с нашим неведением.

На протяжении эпох палеолита и мезолита человек уже превратился в царя животного мира в том смысле, что он был главным и наиболее легко приспосабливающимся к внешним условиям хищником. Однако, несмотря на умение людей создавать и использовать различные орудия, социальную организацию и уникальную способность накапливать и передавать культурное достояние, их выживание по-прежнему чрезвычайно зависело от существовавшего в природе равновесия. Следующим значительным шагом на пути человечества к господству на планете было открытие способов, делающих возможным изменение естественной окружающей среды в целях удовлетворения потребностей и для удобства человека. По мере окультуривания растений и одомашнивания животных с развитием методов создания полей на месте естественного произрастания лесов человек поднялся на новый уровень жизни. Из простого хищника, господствовавшего над природой, он превратился в организатора окружающего его животного и растительного мира.

Этот шаг открыл принципиально новую фазу в истории развития человека. Образ жизни хищника автоматически ограничивает количество его представителей; поэтому крупные хищники, подобные древним людям и современным львам, по независящим от них обстоятельствам остаются относительно малочисленными в природе. Таким образом, более крупные популяции с признаками специализации и общественного расслоения, определяемыми числом их членов, могли устойчиво существовать только в сообществах людей, нашедших способ преодоления естественных ограничений, обусловленных их прошлым образом жизни хищников. В этом кроется, можно сказать, принципиальная основа всех революционных скачков в истории человечества. В самом деле, вся история цивилизации связана с увеличением производства продуктов питания в результате развития земледелия и приручения животных. Однако за это приходилось платить дорогой ценой, поскольку однообразная работа по возделыванию земли в эмоциональном отношении была неравноценной заменой бешеных восторгов, крайнего напряжения сил и удовлетворения животных инстинктов, которые давала охота. Итак, могущество человека с самого начала проявило свою принципиально двойственную природу. Усиление власти над природой для людей, занятых земледелием, и освобождение от прежних ограничений производства продуктов питания означали в то же время, что человек попал в постоянную зависимость от семян, почвы и погоды.

Археологические открытия, однако, немногое могут рассказать нам об этом принципиальном изменении в жизни человека. Даже первобытные люди могли произвольно изменять распределение и видообразование определенных растений, привлекавших их внимание. Охотники, возможно, особенно ценили растения, из которых можно было выделять наркотики, стимуляторы или яды. Быть может, первые попытки управления ростом и воспроизводством растений были связаны именно с такими видами, а не с более поздними традиционными продуктами земледелия.

Окультуривание растений было процессом, а не событием. Генетические комбинации и рекомбинации, скрещивание культурных и диких разновидностей, производимая человеком селекция — сознательная и случайная — означали в конечном счете необычайно быструю биологическую эволюцию некоторых видов растений в сторону их более эффективного симбиоза с человеком. В некоторых случаях окультуривание заходило так далеко, что само существование растений зависело от действий людей — как в случае с кукурузой. И напротив, выживание человека со временем стало в не меньшей степени абсолютно зависимым от урожая.

Существует вероятность того, что земледелие изобреталось несколько раз. Тот факт, что злаки доколумбовой Америки в ботаническом отношении очень отличались от растений Старого Света, для большинства исследователей служит убедительным доказательством независимого развития земледелия в Новом Свете. Даже в пределах Старого Света земледелие, возможно, зародилось, как минимум, в двух различных регионах. Важнейшее свидетельство в пользу этого заключается в существенном отличии, которое до недавних пор делило евразийское земледелие на две ярко выраженные категории. Полевое земледелие, основанное на воспроизводстве посредством семян, преобладало в Европе и на Среднем Востоке, где основной сельскохозяйственной культурой стали зерновые. И огородное земледелие с использованием разведения путем пересадки отростков от родительского растения, преобладавшее в большей части Азии и на островах Тихого океана в зоне муссонов, где главное значение имели корнеплоды. Эти различия принципиальны и могут быть следствием независимых открытий в деле выращивания растительной пищи путем целенаправленных действий человека. Однако вышеупомянутые контрасты могли также быть вызваны просто разумным использованием в отличающихся климатических условиях различной местной флоры.

Зерновое земледелие на Среднем Востоке стало основой первых цивилизованных сообществ. Кропотливая работа археологов позволяет нам узнать кое-что о природных условиях, которые сделали возможным возникновение такого земледелия. Исходя из данных радиоуглеродного анализа можно предположить, что развитие земледелия в регионе началось около 6500 г. до н. э., когда Континентальная Европа освободилась от ледового панциря, а климатические зоны Земли, возможно, располагались приблизительно так же, как сегодня. В Западной и Центральной Европе это привело к появлению густых лесов и к соответствующей замене палеолитического набора орудий человека мезолитическим. Далее к югу иссушающие пассаты уже начали формирование Сахары, Аравийской, Гедрозийской (юго-восток Ирана) пустынь и пустыни Тар в регионах, которые раньше были важными центрами обитания людей. Между этими областями лежала переходная зона, где пассаты дули только часть года, а зимой циклоны приносили из Атлантики вместе со штормами живительные осадки. Это был регион средиземноморского климата, в котором располагалась большая часть Среднего Востока. Здесь растительный покров был тоньше, чем на лучше орошаемых землях к северу; но все-таки до того, как человек и прирученные им животные опустошили ландшафт, на равнинах росли отдельные деревья, между которыми весной буйно произрастали травы, исчезавшие в летний зной и вновь оживавшие под зимними дождями. В отличие от равнин, задерживавшие дожди склоны холмов и гор с наветренной стороны были покрыты густыми лесами.

Такой разнообразный ландшафт был исключительно благоприятным для существования человека. На Среднем Востоке природа предлагала людям запасы пищи, отсутствовавшие в лиственных северных лесах. Размножающиеся семенами травы — предки современных культурных злаков, возможно, росли в диком состоянии 8-9 тыс. лет назад на возвышенностях между Анатолией и горами Загрос (часть Иранского нагорья), где и по сей день существуют дикие разновидности пшеницы и ячменя. Если предположить, что это так, то можно представить, как с незапамятных времен местные женщины выискивали участки произрастания трав пшеницы и ячменя в период созревания семян и собирали дикий урожай вручную или с помощью простейших режущих инструментов. Они могли постепенно открыть способы, как помочь росту зерновых, например прополка сорняков; возможно, задолго до развития земледелия в более строгом смысле слова были изобретены примитивные серпы для ускорения сбора урожая.

Решающим обстоятельством было осознание сборщиками дикорастущих злаков того факта, что если при уборке часть семян упадет на землю, урожай в следующем году обязательно будет более богатым. Возможно, догадка связывалась с идеей духа зерна, его задабриванием и наградой, полагавшейся благочестивому жнецу, оставлявшему духу часть урожая. Вторым прорывом было открытие, заключавшееся в том, что, разбрасывая семена на соответствующим образом подготовленную почву, женщины могли создать поля зерновых даже там, где травы не произрастали естественным образом. Однако трудоемкая практика рыхления земли с помощью палки и засыпания посеянных семян для их защиты от птиц, вероятно, распространялась медленно, даже после того, как стало совершенно ясно, что такие усилия будут впоследствии вознаграждены. Причина заключалась в том, что общины охотников редко задерживались в одной местности достаточно долго для того, чтобы можно было заняться постоянной обработкой одних и тех же участков земли.

Тем не менее, по сравнению с предшествующими темпами прогресса человечества, земледелие на Среднем Востоке развивалось относительно быстро. По мере расширения площадей, занятых зерновыми культурами, пищевые ресурсы возросли настолько, что люди сознательно отошли от своего хищнического прошлого. При этом отпали ограничения на численность и плотность населения, которые прежде делали человека как вид относительно редким в системе природного равновесия. Нельзя с уверенностью назвать дату этого эпохального перехода; в самом деле, до сегодняшнего дня не обнаружено неопровержимых археологических подтверждений свершившегося. Однако предположив, что по мере того, как новые методы получения продуктов питания доказывали свое превосходство, они повсеместно распространялись на Среднем Востоке среди сборщиков дикого зерна, и допустив также, что рост пищевых ресурсов вызвал сравнительно быстрый рост населения, можно сделать вывод о том, что такое древнейшее земледелие зародилось несколько раньше 6500 г. до н. э. Древнейшие обнаруженные остатки деревень, возникших в связи с необходимостью вести более оседлый образ жизни, позволявший возделывать поля и охранять их от диких животных, датируются приблизительно 6250 г. до н. э. (плюс-минус 200 лет), однако в более поздние периоды их становится все больше и больше.

Вероятно, поначалу масштабы земледелия на Среднем Востоке были ограниченными, и занимались им женщины. Охота оставалась задачей мужского населения. Однако открытие женщинами даже зачатков земледелия резко нарушило хрупкое экологическое равновесие в природе. Численность охотников слишком возросла, дикие животные, окруженные быстро распространяющимися полями зерновых культур, по всей видимости, скоро были почти полностью истреблены. По мере того как происходили эти перемены, земледелие постепенно заменило охоту в качестве основы жизни общества. Мужчины, чьи луки в значительной мере утратили свою полезность, возможно, поддались убеждениям взять на себя часть работы в поле — возведение оград для защиты от животных, сбор урожая в течение немногих драгоценных дней, когда зерно необходимо собрать до того, как оно осыплется и будет безвозвратно утрачено; и наконец, поскольку запасы продовольствия на год стали зависеть в основном от размера возделываемых участков, в некоторых общинах мужчины могли неохотно взять в руки лопату или мотыгу и выйти на полевые работы бок о бок со своими подругами.

При этом существовала и другая возможность. Мужчины могли приручить часть зверей, на которых они привыкли охотиться. Для сообразительных охотников было логично, столкнувшись с сокращением поголовья дичи, прибегнуть к защите своих потенциальных жертв от других хищников и сохранять стада для собственного использования в будущем. Однако это все еще очень отличается от полного одомашнивания, предполагающего эксплуатацию животных в целях использования их молока, шерсти и даже крови.

Никто не знает наверняка, как или через какие этапы образ жизни, основанный на охоте и собирательстве, уступил место другому, опиравшемуся на земледелие и скотоводство. Может быть, первые полностью прирученные животные использовались для заманивания своих диких сородичей в расставленные охотниками ловушки. Другие возможности их использования открывались человеку постепенно, по мере уменьшения популяций диких зверей. Без сомнения, новаторы не могли предвидеть, как приручение животных изменит существовавшие прежде обычаи. Люди вряд ли осознали подлинную причину наступивших изменений, поскольку все их отношения с животными были пронизаны мистическими представлениями. Ритуальное жертвоприношение пойманных зверей было частью религий некоторых народов, занимавшихся охотой; поэтому, возможно, защита и прокорм стад животных, которые могли стать потенциальной добычей, путем принесения более регулярных и обильных жертв в надежде обеспечить успешную охоту, казались единственно правильным поведением в условиях возрастающей нехватки дичи.

Можно утверждать только то, что жители Среднего Востока действительно смогли приручить коз, овец, свиней и крупный рогатый скот на ранней стадии развития сельского хозяйства. Таким образом, у них появилась возможность обеспечить постоянный и, может быть, даже возрастающий уровень производства мяса и других продуктов животного происхождения. Предположительно одомашнивание животных могло начаться даже прежде, чем развитие земледелия привело к увеличению популяции людей выше уровня, соответствовавшего образу жизни хищника; но даже в этом случае наличие домашних животных, очевидно, оказывало очень незначительное воздействие на жизнь первобытного сообщества до тех пор, пока охотники не обнаружили, что привычной дичи становится все меньше. Если охота приносит обычное количество добычи, зачем менять образ жизни, вобравший в себя опыт бессчетного числа предшествовавших поколений и освященный многовековой религиозной и моральной традицией?

Археологические экспонаты, найденные на Среднем Востоке, свидетельствуют о том, что с тех пор, как сельское хозяйство стало существенно влиять на жизнь человека, арсенал орудий, находившийся в распоряжении членов возникших сельскохозяйственных групп, резко расширился. Кажущаяся внезапность появления новых инструментов в археологических пластах частично может быть объяснена случайным характером находок археологических памятников. С другой стороны, в возникших новых условиях повседневной жизни требовались иные приспособления и методы работы; поэтому реакция людей в создавшейся ситуации могла быть сравнительно быстрой. Может быть, кардинальные изменения, выразившиеся в переходе от охоты к земледелию и скотоводству, временно освободили творческие способности людей от оков привычных представлений. Естественное сопротивление прогрессу на какое-то время ослабилось, пока после ряда блестящих изобретений и преобразований на базе старых методов не был создан новый, удовлетворительный для возникших условий, образ жизни, который, в свою очередь, сформировал стабильную, установившуюся модель поведения, характерную для деревенской общины эпохи неолита.

Археологические данные позволяют получить некоторое представление о технической и материальной стороне наступивших социальных перемен. На базе земледелия и скотоводства зародились пивоварение, ткачество, гончарное дело и производство отшлифованных каменных инструментов. Обнаружены немногочисленные стоянки догончарного периода со следами занятия земледелием их обитателей, однако, несомненно, для создания в примитивных сельскохозяйственных коммунах Среднего Востока развитого арсенала, называемого археологами «неолитическими» орудиями, потребовалось несколько столетий.

После того как экономической основой жизни сообщества стали зерновые культуры, с неизбежностью сильно возросла зависимость его членов от конкретного места, в отличие от времени, когда господствовало хозяйство, базировавшееся на охоте. В течение сезона созревания по крайней мере часть населения должна была охранять поля от набегов животных; даже в межсезонье трудности транспортировки собранного урожая, а также необходимость обрабатывать существующие поля и расчищать новые привязывали женщин сообщества к конкретному месту на протяжении почти всего года.

С основанием постоянных поселений стало возможным хранение громоздкой, тяжелой и хрупкой домашней утвари. Глиняные горшки, например, с успехом заменили более легкие и менее долговечные емкости из шкур животных, кувшины из тыкв и плетеные из ивы корзины. Поначалу отход от прежних типов сосудов был минимальным. По большей части древнейшие керамические изделия повторяют в глине форму корзин и тыкв. Сама собой напрашивается мысль о том, что первые горшки были изготовлены тогда, когда возникла необходимость покрыть такие более ранние емкости огнестойким и водонепроницаемым слоем глины для приготовления нового блюда — каши из злаков. Ведь мясо можно было, в конце концов, зажарить на деревянном вертеле, однако для приготовления блюд из злаков требовалась специальная посуда, огнестойкая и водонепроницаемая одновременно, одним словом, требовался горшок.

Древнейшие известные остатки одежды обнаружены на стоянках эпохи неолита. Это еще не доказывает того, что ранее одежда была неизвестна, поскольку плетение изделий из лозы во времена палеолита можно рассматривать как прообраз изготовления одежды и гончарного дела. Но до начала выращивания льна, использования волос и шерсти домашних животных, источники волокон, вероятно, были слишком скудными, даже если искусства прядения и плетения были уже известны. Однако с развитием земледелия и одомашнивания животных возможность изготовления нитей настолько возросла, что плетеная ткань стала важной принадлежностью нового образа жизни.

Отшлифованные каменные орудия, в особенности топоры, — отличительная особенность любой неолитической стоянки. Кремень раскалывали и расслаивали таким образом, чтобы получить острые режущие края. Такие куски камня идеально подходили для изготовления наконечников стрел, ножей и скребков, использовавшихся охотниками, но кремень был слишком мягким материалом, чтобы сдирать кору и срезать ветви с деревьев или рубить их. Пригодные к употреблению топоры можно было изготовить только из более прочных пород камня, которые, однако, не поддавались обработке традиционными методами, применявшимися для дробления кремня. Решением проблемы стало применение к более твердому материалу методов обтесывания и шлифовки, которые уже давно использовались при изготовлении инструментов из кости и рога. Наличие шлифованных каменных топоров и других орудий стало, таким образом, отличительной особенностью сельскохозяйственных поселений, а разительное отличие между этими инструментами и более ранними находками из кремня побудило археологов назвать такие остатки «неолитическими» задолго до того, как стала понятной связь между методом обработки орудий и изменившимися требованиями к ним.

Образ жизни первых земледельческих сообществ, строго говоря, не был оседлым. В результате эксплуатации одних и тех же угодий в течение ряда лет их плодородность падала, поэтому для поддержания постоянного уровня урожаев необходимо было время от времени покидать истощенные поля и вводить в оборот участки целинных земель. Земли, имевшиеся в распоряжении древних земледельцев, представляли собой заросшие большими деревьями участки, где тенистые кроны мешали появлению густого подлеска. В этих местах после уничтожения деревьев путем обдирания коры почва под ними становилась относительно открытой и ее легко можно было обработать с помощью палки для копания, лопаты или мотыги, двигаясь вокруг оставшихся стволов деревьев. После сезона-другого возделывания такого участка можно было восстановить плодородие почвы путем сжигания сухих ветвей и стволов деревьев с последующим разбрасыванием образовавшейся золы. Почву естественных лугов, напротив, было чрезвычайно трудно обрабатывать деревянными палками для копания; к тому же было практически невозможно помешать прорастанию диких трав сквозь посеянные злаки и заглушению посевов сорняками. Поэтому древнейшие земледельцы, подобно пионерам Американского континента XVIII в., отдавали предпочтение лесистой местности и взбирались по склонам холмов и покрытым деревьями предгорьям Среднего Востока. Возможно, жители «зрелых» деревень эпохи неолита практиковали именно такой метод подсечно-огневого земледелия, предполагающий полукочевой образ жизни. Подобный метод применяется и сегодня первобытными земледельцами в тропических лесах и в субарктических березовых и еловых лесах на окраинах сельскохозяйственного мира.

По мере развития сельского хозяйства на Среднем Востоке типичными становятся смешанные хозяйства, где сочетаются выращивание зерновых культур и животноводство. Конечно, отдельные хозяйства делали акцент на том или ином виде деятельности. На небольших возвышенностях вдоль границы лесов, где луга и пастбища постепенно переходили в пустыню, природные условия были благоприятными для скотоводства; и должно быть, подобно Аврааму, покинувшему халдейский Ур со стадами и домочадцами, многие группы людей до и после него проделывали этот путь.

Из-за скудности оставленных пастушьими племенами археологических свидетельств невозможно точно определить, когда впервые возникли явные различия между скотоводческим и земледельческим образом жизни. Освоение степи и пустыни было постепенным. В самом деле, возможности кочевого пастушеского образа жизни были осознаны в полной мере только после того, как перемещение верхом на лошади стало обычным делом — это произошло не ранее 900 г. до н. э. В отличие от этого, древнейшие племена, следовавшие за своими стадами по пастбищам, также возделывали подходящие участки земли. Таким образом, можно говорить о том, что вначале скотоводческий и земледельческий образ жизни различались скорее акцентами на разных аспектах существования, чем в принципе.

По всей вероятности, пастбищное скотоводство в чистом виде существовало только в сообществах, которые долго оставались охотниками, пока осваивавшие новые территории животноводческие племена привлекли их внимание к новому образу жизни, возможно, узурпировав какую-то часть привычных охотничьих территорий. Вряд ли работа в поле пришлась по душе охотникам, тогда как в искусстве пастухов естественным образом продолжались охотничьи традиции. Поэтому, если бы по какой-то причине охотникам пришлось изменить устоявшиеся обычаи, нетрудно представить, что им было легче взять на себя заботу о домашних животных, отвергнув выращивание урожая как занятие, недостойное свободного человека. Таким образом, пастбищное животноводство обосновалось на границах древнейших центров развития культуры земледелия — в степях Европы, Центральной Азии и Северной Аравии, где возделывание земли на естественных пастбищах было чрезвычайно затруднено.

Освоение пастбищ пастушескими племенами означало, что на Среднем Востоке наступил период сосуществования двух стилей жизни, в какой-то степени зависимых друг от друга и заключавших в себе бесконечные возможности взаимовлияния. Как и сегодня, пастухи древности должны были выгонять своих животных на скошенные поля. Без сомнения, с самого начала они должны были вступить в меновые отношения с земледельцами, поскольку производимые обеими группами излишки естественно дополняли друг друга. Более мобильная жизнь пастухов поощряла их выступать в качестве переносчиков таких особенных и ценных товаров, как прочный камень для топоров, ракушки для украшений и различные легко разрушающиеся ценности, следы которых не сохранились. И наконец, постоянное трение между крестьянином и пастухом, нашедшее отражение в библейской притче о Каине и Авеле, должно было неоднократно омрачать жизнь людей эпохи неолита вспышками насилия.

Образ жизни сообществ охотников, разбросанных на больших территориях, в основных чертах был сходным; благодаря своим профессиональным навыкам они были отлично приспособлены к окружающим условиям, поэтому вряд ли после контактов с соседними общинами у охотников могли появиться веские основания изменить характер общественного устройства. Однако по мере развития земледелия и пастбищного скотоводства образ жизни человеческой популяции в целом разделился на несколько направлений. На исторической сцене появляется новый мощный стимул к изменениям. Ступив на путь преобразования среды в своих интересах, человечество переступило через прежние ограничения социальных изменений. Таким образом, начался захватывающий процесс движения по направлению к современному уровню воздействия человека на силы природы.

Для образа жизни земледельцев и пастухов, по сравнению с господствовавшей в предшествовавший период поведенческой моделью охотников, смена времен года имела гораздо большее значение. Основным фактором для жизни людей, зависимых от полей и пастбищ, были грозы и засухи, случавшиеся нерегулярно, но связанные с сезонными ритмами в природе. Скорее всего, времена года на Среднем Востоке в древности были в целом такими же, как и сейчас, — иногда они наступали раньше или позже, но всегда с ярко выраженными признаками. Сегодня для этой зоны характерны зимние дожди, вызывающие бурное весеннее развитие растительности, за которым наступает палящий летний зной. Зона расположена на южной границе циклонов, приходящих с Атлантики и иногда приносящих с собой дожди. В годы обильных осадков созревает богатый урожай, а на пастбищах вырастают тучные травы; засушливые годы означают голод для людей и животных.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что капризы погоды и времен года легли в основу религиозных представлений неолитических жителей Среднего Востока. Созидательный и разрушительный потенциал земли, дождя и солнца не мог остаться незамеченным; земледельцы соответственно изменяли свои религиозные обряды в надежде убедить или заставить силы природы считаться с потребностями людей. Более ранние поверья, обожествлявшие духов животных и растений, продолжали существовать, а ритуалы, призванные умилостивить этих духов или увеличить их плодородие, легко смешивались с новыми или с переосмысленными старыми культами земли, неба и солнца, породив таким образом «религии плодородия» Среднего Востока.

Коренное преобразование общественных отношений, вызванное к жизни переходом от занятий охотой к сельскому хозяйству, видимо, затронуло и неолитические верования. В связи с тем, что женщины стали основными поставщиками продуктов для коммуны, вероятно, возросли их независимость и авторитет; многочисленные дошедшие до нас из глубины времен свидетельства говорят о том, что часто в сообществах эпохи неолита преобладало матриархальное семейное устройство. Соответственно распространение земледелия было связано повсеместно с появлением женщин-жриц и почитанием богинь. Сама земля, видимо, считалась женщиной — прототипом матери-прародительницы более поздних религий, а многочисленные керамические фигурки женщин, найденные в неолитических раскопках, возможно, символизировали плодородную богиню-землю. Кроме того, каменные топоры (которыми очищали деревья при устройстве полей), священный огонь (удобрявший почву и поддерживавший домашний очаг), священные горы, деревья и камни, по-видимому, играли определенную роль в религиозных церемониях людей неолита. Можно предположить, что простой переход к новому арсеналу орудий, созданному на основе соответствующего изменения прежних инструментов, а также интеллектуальный, эмоциональный и моральный аспекты нового сельскохозяйственного общества вскоре получили свое объяснение в мифах, превратили практику в ритуал и наполнились священным смыслом.

Хотя главные аспекты религиозной практики, символов и ритуалов сместились довольно ощутимо, все-таки фундаментального отхода от более ранних анималистских верований охотников палеолита и мезолита не произошло. Однако один аспект поведения людей и их религиозных воззрений в эпоху неолита серьезно изменился. В ритуальном отношении это выразилось в обожествлении луны, что было связано с практической потребностью счисления времени. Периоды роста и ущерба Луны были основой единственного естественного для первобытного человека календаря. Более того, поскольку рога домашних коров напоминают лунный полумесяц, первобытные земледельцы стали связывать божественную корову и богиню луны с премудростью расчета времен года. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем детали этих разнообразных причудливых ассоциаций.

Важная роль измерений и вычислений в сельскохозяйственной практике Среднего Востока оказала чрезвычайно сильное влияние на последующее развитие общества и человеческой мысли. Для охотников не имеют большого значения ни временные, ни пространственные измерения. Жизнь состоит из сменяющих друг друга пира и голода, который можно несколько отдалить за счет замораживания или сушки мяса впрок или создания скромных запасов дикорастущих семян и корней. Однако время до следующей удачной охоты нельзя рассчитать, невозможно также сохранить пищу в течение периода ее предполагаемой нехватки. Земледельцу все представляется иначе. Для него основной ритм существования определяется сменой времен года с ее постоянными и предсказуемыми периодами изобилия и ограничений. Распределение потребления зерна так, чтобы его хватило до следующего урожая, создание запаса на случай засушливого года, расчет необходимого для посева количества, сколько и когда вскопать земли — все эти и подобные приемы предвидения и вычислений должен был знать первобытный крестьянин. Главным в таких расчетах были изначальные знания о временах года — когда вновь наступит пора посева и сбора урожая и в очередной раз завершится круг времен. Таким образом, в условиях Среднего Востока искусство вычислений было неотъемлемой и абсолютно необходимой частью оснащения крестьянина.

Грубые количественные расчеты, достаточные для того, чтобы оценить, сколько семян потребуется для засева участка земли, возможно, не представляли большой сложности для первых земледельцев. Для расчетов они пользовались предыдущим опытом. Полная корзина семян на поле, корзина или поле «вот такой величины» были достаточно точными оценками. Более точные пространственные измерения понадобились человеку только тогда, когда он освоил широкомасштабное орошение и монументальную архитектуру. Однако измерение времени представляло для них головоломную проблему; в условиях Среднего Востока наступление зимних дождей не всегда происходило одинаково из года в год. Случайные летние или осенние ливни легко могли подтолкнуть голодного крестьянина посеять невосполнимый запас семян слишком рано, и тогда зерна всходили только к зиме в период возобновившейся засухи. Тот факт, что фазы Луны не совсем совпадают с солнечным годом, ужасно усложнял задачу. Только когда люди научились наблюдать и правильно интерпретировать сезонные перемещения Луны, Солнца и звезд, они точно смогли определять, на каком цикле Луны следует сеять. Чрезвычайная важность точных сезонных расчетов и одновременно их сложность служили главным стимулом интеллектуального и научного развития на Среднем Востоке. И только в период расцвета цивилизаций Шумера и Египта эта задача была окончательно решена с созданием надежных календарей.

Здесь следует заметить, что в муссонной зоне Азии проблема измерения времени была куда менее серьезной. За исключением окраинных районов, появление муссонов ни с чем нельзя спутать, а с возвратом дождей начинается период роста растений. В такой ситуации исключен слишком ранний или запоздалый сев, а точный календарь просто не нужен. Возможно, не будет большим преувеличением предположить, что пресловутое безразличие ко времени, свойственное цивилизации Индии, основывалось на этом фундаментальном различии земледельческого цикла. Напротив, чрезвычайное значение, которое древнейшие земледельцы Среднего Востока придавали измерению времени, вполне могло повлиять на философские основы западного и мусульманского мировоззрения, корни которого уходят в средиземноморско-средневосточное прошлое.

В сельскохозяйственных общинах мужчины утратили свое былое лидерство времен охотничьего образа жизни. По мере того как дисциплина охотничьей ватаги разваливалась, политическая организация древнейших деревенских поселений, возможно, напоминала анархизм, который с тех пор повсеместно считается идеалом мирной крестьянской жизни. Вероятно, важная форма социального руководства досталась служителям культа как посредникам между беспомощным человечеством и непостоянством плодородия. С исчезновением или оттеснением на второй план профессии охотника сильный и умелый мужчина утратил былой непререкаемый авторитет; поскольку теперь жизнь сообщества сосредоточилась вокруг зерновых посевов, относительно строгое персональное подчинение, необходимое для успеха охотничьего предприятия, можно было ослабить.

Однако у преимущественно скотоводческих племен религиозно-политические институты приобрели совершенно другой характер. Присущие охотникам черты — смелость и коллективная дисциплина — в той же мере требовались и для защиты стад от хищников. Главный вид деятельности пастухов, так же как это было среди древних охотников, основывался на паразитическом отношении к животным и по-прежнему оставался уделом мужчин. Таким образом, у них сложилась система патриархальных семей, объединенных в группы по признаку родства и возглавляемых вождем. Вождь принимал решения, определявшие повседневный быт племени, например, где искать лучшие пастбища. Кроме того, пастухи хорошо понимали важность военных приемов и дисциплины. В конце концов, насильственный захват чужих животных или пастбищ был самым легким и быстрым способом обогащения, а в неурожайные годы — и единственным средством выживания.

Подобная воинственность была совершенно несвойственна земледельческим общинам. Данные археологических раскопок остатков ранненеолитических деревень свидетельствуют о чрезвычайно мирном характере их обитателей. При избытке пригодной для обработки земли и невозможности произвести значительный излишек продукции за счет труда одного хозяйства — не было особых причин для войн. Можно предположить, что традиции насилия и организации охотничьих отрядов в таких общинах угасли. Лишь набеги пастухов вынудили мирных крестьян сохранить элементы военной организации, которые, в свою очередь, стали предтечей всех без исключения цивилизованных политических институтов.

Несмотря на присущие ему недостатки, образ жизни древних земледельцев Среднего Востока имел существенные преимущества перед ранним типом охотничьих сообществ. Конечно, жизнь не была такой захватывающей, однако пропитание было почти гарантированным и с определенной территории могло прокормиться большее число людей. С учетом таких преимуществ земледелие было обречено на распространение от центра его зарождения и обосновывалось везде, где условия возделывания зерновых культур были наиболее благоприятными. В Европе такие условия означали легкие почвы, особенно лессовые, и меловые склоны холмов с хорошим естественным дренажом и легко обрабатываемые.

Земледелие распространялось на Европу двумя путями: один севернее, а другой южнее Средиземноморья. Более северный и более мощный из этих потоков, охвативший Центральную и Северную Европу в 4500 г. и 4000 г. до н. э., составили так называемые дунайские земледельцы. Южная волна пионеров-земледельцев и пастухов прошла через Северную Африку, пересекла Гибралтар, после чего встретилась и смешалась с дунайским потоком. Ранее жившие здесь охотничьи племена не исчезли. Они сохранились в труднодоступных местах в лесах на протяжении веков после того, как земледельцы заняли вершины и склоны холмов. Возможно, случалось и значительное смешение населения двух типов; таким образом, охотники могли иногда заимствовать методы пришельцев и ассимилироваться в земледельческое сообщество.

Очень похожая сельскохозяйственная экспансия произошла в Казахстане и Центральной Сибири приблизительно через тысячу лет после того, как первые земледельцы проникли в Западную Европу. Около 2500 г. до н. э. охотничьи хозяйства в этих регионах начали уступать место общинам, основанным на скотоводстве и земледелии. Дошедшие до нас керамические изделия этих племен неопровержимо свидетельствуют о сходстве системы их хозяйствования с той, что развилась на Среднем Востоке. Кроме того, в раскопках найдено небольшое количество бронзы, а в землях, богатых рудами, жители некоторых селений устраивали примитивные шахты.

Наука почти не располагает свидетельствами распространения сельского хозяйства эпохи неолита в других регионах планеты. В Индии до сего дня не обнаружено явных свидетельств периода, когда люди обрабатывали землю исключительно с помощью каменных и деревянных орудий, хотя, с другой стороны, инструменты неолитического типа сохранялись в их арсенале на протяжении тысячелетий после начала применения металла. Однако почти нет сомнений в том, что земледелие и животноводство средневосточного типа проникло, как минимум, в Северо-Западную Индию и послужило основой индской цивилизации. В то же время в Китае, в долине Хуанхэ, найдены прямые археологические свидетельства эпохи неолита. У гончарных изделий, обнаруженных при раскопках древнекитайских деревень, немало общего с керамической посудой, известной по находкам в западной части степей — на юге современной России и в Восточном Иране, что дает основание предположить существование каких-то отношений между культурами неолита этих двух регионов. Относительно небольшой возраст неолитических находок в Китае, ориентировочно оцениваемый 2400 г. до н. э., вполне согласуется с гипотезой о том, что полукочевые земледельцы, начав свое движение из холмистых районов Среднего Востока вскоре после 6500 г. до н. э., освоив плодородные земли вдоль берегов рек и на лесистых склонах на всей территории Центральной Азии, вероятно, смешиваясь с местным населением по всему пути на восток, достигли наконец долины Хуанхэ и принесли сюда элементы земледельческих приемов Среднего Востока. С другой стороны, некоторые особенности находок эпохи неолита, обнаруженных в Китае, лучше всего можно объяснить, предположив существование первобытного земледельческого общества к югу от Хуанхэ. Наиболее красноречивый факт в этом ряду — наличие риса, появление которого как культурного злака обычно связывают с муссонными районами Азии. Похоже, что приемы возделывания злаков, зародившиеся в Центральной Азии, в течение III тыс. до н. э. встретились в Северном Китае с другим стилем земледелия, происходящим из муссонной зоны Азии, при этом обе культуры взаимно обогатились. Это служит аргументом в пользу гипотезы о том, что земледелие зародилось в двух отдельных областях Старого Света. 

Задолго до того, как племена, использовавшие палки для копания, мотыги и лопаты, достигли пределов своей сельскохозяйственной экспансии в Евразии, на Среднем Востоке возникли другие, более развитые формы земледелия. Может быть, возрастающая нехватка пригодных для обработки территорий вынуждала или подталкивала крестьян к изобретению технических новшеств и совершенствованию культуры земледелия. По мере роста населения первобытных деревень рано или поздно наступал момент, когда все плодородные участки, обрабатываемые общиной, истощались. Тогда возникала дилемма: либо переходить на новое место, что, возможно, и выбирали некоторые сообщества, либо все чаще и чаще возвращаться на те же участки, уже достаточно истощенные регулярным сбором урожая.

Решить проблему, с которой столкнулись привычные к ведению подсечно-огневого земледелия крестьяне, помогли два основных изобретения. Первое — это вспашка паров под зябь, а второе — тягловый плуг. Оба изобретения тесно связаны между собой. Только ценой поистине нечеловеческого труда можно было качественно подготовить значительную площадь паров, не используя силу животных. Однако после того, как кому-то пришло в голову прикрепить модифицированную лопату позади одного или более животных и использовать их силу для вспашки, обычной семье стало относительно просто обрабатывать больше земли, чем требовалось для пропитания ее членов. Теперь можно было оставлять незасеянной часть подготовленной таким образом земли, вспахивать ее несколько раз за сезон роста для удаления сорняков и сохранения влаги в почве; при этом плодородие, полей поддерживалось как угодно долго, хотя уровень его был намного ниже изобильной урожайности целинных земель, освобожденных от леса.

Неизвестно, как и когда был изобретен тягловый (лемеховый) плуг. Его применяли на Среднем Востоке еще до 3000 г. до н. э.; примитивные плуги описаны уже в древних шумерских и египетских хрониках, датируемых приблизительно тем же периодом. Однако насколько ранее этого времени и где именно люди впервые успешно впрягли животное в устройство типа лопаты, сказать невозможно.

Представляется, что само по себе это техническое новшество не было таким уж выдающимся. Намного раньше был изобретен так называемый ножной плуг, который, наверное, получил повсеместное распространение одновременно или вскоре после внедрения древнейших методов возделывания земли с помощью лопаты и мотыги. Ножной плуг представляет собой простейшую модификацию обычной лопаты. Он снабжен длинной, изогнутой на конце ручкой (черенком), позволяющей переворачивать почву за счет нажима на нее, а не за счет подъема лопаты. Колышек у основания ручки служит упором для ноги, таким образом человек может приложить свой вес для введения лезвия лопаты в грунт под тупым углом, приближающимся к горизонтальному.

Преобразовать такое устройство в тягловый плуг было просто. Все, что для этого требовалось, — это кусок веревки или кожаная лямка, прикрепленная к нижней части ручки, и животное, которое можно было привязать к другому концу веревки. Крупный рогатый скот можно было запрячь, просто привязав веревку к рогам; и на некоторых древнейших шумерских и египетских памятниках изображены быки, которые именно так тащат плуг. Крупный рогатый скот, в особенности быков, стали использовать, таким образом, в основном как тягловых животных. Это обстоятельство еще более укрепило в представлении древних земледельцев связь рогатых животных с плодородием полей.

Первые плуги не имели отвала. Они просто царапали землю, разбивая поверхностный слой на грубые куски за счет протягивания плоского лемеха под поверхностью почвы. Обычно применялась перекрестная вспашка, возможно, с самого начала. Таким образом, близкая к прямоугольной форма полей почти всегда ассоциируется с легкими царапающими плугами этого примитивного типа (сохами).

Принципиальные ограничения первых плугов частично определяли характер расселения людей. Из-за малого веса и размера орудий ими трудно было обрабатывать тяжелые почвы, особенно глинистые. Поэтому даже после появления плуга древние земледельцы Европы по-прежнему предпочитали лессовые, меловые и легкие торфяные почвы.

Использование животных в качестве тягловой силы при возделывании земли стало существенным шагом вперед. Таким образом, возможности человека значительно расширились, поскольку впервые он использовал источник механической энергии более мощный, чем его естественные мускульные ресурсы. Использование животной силы также намного сильнее сблизило животноводство и земледелие. Смешанный тип крестьянского хозяйства, объединяющий выращивание скота и возделывание злаков, с тех пор стал отличительной чертой сельского хозяйства Западной Евразии. Он позволил достигнуть уровня жизни или досуга, невозможного для людей, главным образом или полностью полагавшихся на свою мускульную силу.

Распространение вспашки с помощью тяглового плуга способствовало также распределению ролей между полами в крестьянском хозяйстве. Охота и уход за скотом традиционно считались обязанностью мужчин, поэтому, когда животные вышли в поле, мужчины последовали за ними. Женщина утратила главенствующее положение в поле, мужчина же, идущий за плугом, опять превратился в основного кормильца. Теперь он получил возможность укрепить или восстановить первенство мужского начала в семье и в обществе. Ко времени появления первых письменных свидетельств для всех народов Среднего Востока, возделывавших зерновые культуры с помощью плута, были характерны патриархальные семьи и ведущая роль мужчины в обществе; хотя немало находок, указывающих на следы существовавшей ранее системы отношений, говорят о том, что это не всегда и не везде было так. Характерный для зрелых религий Шумера и Египта количественный рост пантеона божеств мужского рода и жрецов-мужчин также можно объяснить новой ролью мужчин в сельском хозяйстве. Изменения, вероятно, затронули политическую организацию общества в меньшей степени. Остатки системы управления, основанной на неформальных решениях собрания старейшин сохранились в Древней Месопотамии; такая разновидность «примитивной демократии» представляется правдоподобной моделью принятия любых решений в древнейших деревнях землепашцев.

Метод земледелия, основанный на вспашке, распространился от места его возникновения на Среднем Востоке приблизительно так же, как это произошло ранее с культурой земледелия на базе применения лопаты и мотыги. На территории современной Дании найдены свидетельства существования вспаханных полей приблизительно в 1500 г. до н. э.; по некоторым косвенным признакам можно предположить, что арии, вторгшиеся в Северо-Западную Индию приблизительно в это же время, были первыми, кто принес плут на этот субконтинент. В Китае, впрочем, первые достоверные доказательства существования плуга относятся к периоду династии Чжоу, возможно, не ранее 350 г. до н. э.

Независимо от того, что было основным орудием производства: мотыга, лопата или плуг, в определенное время года земледелие эпохи неолита требовало длительного и тяжелого труда крестьян. Особенно это касалось периода сбора урожая, когда создание запасов пищи на целый год зависело от активной и постоянной работы, в которую должен был внести свою лепту каждый мужчина, каждая женщина и ребенок. Однако в другие сезоны срочной работы в поле подолгу не было. Эти периоды затишья, когда люди были освобождены от насущной необходимости добывания пропитания, были, таким образом, чрезвычайно благоприятным временем для развития культуры.

Сведения о том, как проводили свой достающийся столь тяжелым трудом досуг древние крестьяне, очень приблизительны. Мы можем только догадываться об их песнях, танцах и других эфемерных видах искусства, таких как татуировка, окрашивание тканей, резьба по дереву и деревянное зодчество, изделия из перьев и кожи, а также изготовление украшений из недолговечных материалов. Осколки керамики, несколько статуэток и изображений из обожженной глины составляют крупнейшее из дошедших до нас собраний артефактов, а из орудий труда наибольшее внимание обращают на себя отшлифованные инструменты из камня. Несколько кусочков меди, найденных при раскопках деревень, знаменуют собой зарождение металлургии. Эти фрагментарные свидетельства указывают по крайней мере на возросшее разнообразие и сложность изделий мастеров эпохи неолита в сравнении с работами их предшественников.

Однако уровень этого умения был ограниченным. Возможно, за исключением специалистов в области сверхъестественного, вряд ли в поселениях эпохи неолита были люди, которые занимались исключительно ремеслами; обычно этому посвящалось время в периоды отсутствия активных сельскохозяйственных работ. Таким образом, в условиях деревни действительно профессиональный уровень мастерства был недостижим. Развитие специализированных промыслов стало отличительным признаком древнейших цивилизованных городских сообществ, появившихся на Среднем Востоке ближе к концу IV тыс. до н. э.

Хронологически распространение земледелия эпохи неолита и деревенского образа жизни в пределах Старого Света совпало с периодом подъема цивилизаций в долинах рек Тигра и Евфрата, Нила и Инда. По мере развития культуры народов, населявших эти долины, они начали оказывать мощное влияние на своих соседей, формируя таким образом стиль жизни в деревнях на широких просторах Евразии. Поэтому сейчас мы обратимся к истории цивилизаций речных долин, а затем проследим отзвуки этого процесса в развитии народов, живших с ними бок о бок.