259

Исход, 18:13-20:17; 24:1-8. Библейский рассказ, конечно, представляет собой сложную мозаику, искусно собравшую воедино различные традиции и записи. Я не хочу сказать, что десять заповедей Исхода, 20:2-17 точно воспроизводят закон Моисея, хотя, возможно, это и так. Конечно, законы Моисея, которые включены между 18 и 24 главами, большей частью возникли много позже, явившись отражением того века, когда евреи перешли к оседлости и сельскому хозяйству.

Очень сложный и во многом спорный вопрос о том, был ли Моисей монотеистом, т.е. был ли Яхве единственным истинным Богом, а все другие боги - фальшивыми идолами, или в ранние дни своего существования религия Моисея просто считала Яхве единственным богом, защищавшим и судившим принявший его народ, подобно другим богам, занимающимся делами иных народов. Предположение W.F.Albright, Archaeology and the Religion of Israel (Baltimore, Md., 1946), pp. 117-18 кажется убедительным, хотя едва ли окончательным. Олбрайт полагает, что Моисей, который, возможно, был знаком с египетской религиозной мыслью XIII в. до н. э., мог задумать своего Бога как единственного, универсального Бога, правящего всеми людьми. Такое понимание было определенно выражено в египетской религии времен империи. Затем, когда космополитизм бронзового века уступил место локализму железного века и взаимоотношения между отдаленными областями и народами прервались в XII-XI вв. до н. э., Олбрайт считает, что универсалистские религиозные воззрения были затуманены и большей частью вытеснены идеей о том, что Яхве, Бог Израиля, был просто одним из многих богов - покровителей народов. Согласно этой гипотезе, утверждение недвусмысленного монотеизма еврейскими пророками VIII в. до н. э. и следующих веков наступило только тогда, когда общественные связи и политика снова возвысили могучие империи и привели чужеземные народы в непосредственные контакты друг с другом, так что судьба одной нации стала зависеть и от действий других народов и государств.