Мнение, общее для XVII, XVIII и XIX вв. и состоявшее в том, что чувственное восприятие (обостренное приборами для измерения, визуального увеличения и усиления способностей человека) способно доказывать теоретические рассуждения ученых и связывать их теории с практикой, становилось все менее приемлемым с усложнением исследований. Эксперименты по проникновению в мир микрочастиц и астрофизики давали результаты, трудно соотносимые с миром ощущений и потому мало что объяснявшие исследователю. Длинная и хрупкая цепь предположений, лежащая между, скажем, следами на фотопластинке и любым «реальным» событием на субатомном уровне, может быть понята только как уже ранее записанная, и даже более того - то, что ученые видят на пластинке, предсказано математически, и все ожидания проистекают из теории, которая все более кажется похожей на библейское определение христианской веры: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1).
