VII
Чуть залились батальонные трубачи (у егерей барабанов не полагалось), как багратионовы егеря поднялись и кинулись на врага.
Шли с охотой, с яростью. Перепрыгивая через канавы, перелезая через изгороди, быстро подвигались вперед. Теперь настал черед отходить французам: упорно отстреливаясь, они пятились к городским стенам.
Подходить близко, к самым стенам было невозможно: укрытые за домами предместья, в садах и огородах у Нови, французы били егерей на выбор. Десятки французских пушек бросали сверху ядра.
Пехота принуждена была остановиться. На руках подтащили полевые пушки. И вскоре по тяжелым дубовым городским воротам, по белым оштукатуренным стенам, по башенкам застучали русские ядра.
Но стены Нови стояли как ни в чем не бывало.
– Калибр мал!
– Всю артиллерию оставили назади брать ненужные крепости!
– Теперь вот голыми руками и бери!
Егерей поворотили правее города в обход.
Но тут французы, увидев, что русские пушки не страшны городским стенам, вдруг с громкими криками высыпали из города. Французская пехота ударила егерям во фланг.
Егеря стали отходить.
Неприятельское ядро ударило в каменную стену, за которой стоял, стреляя, унтер-офицер Огнев. Камни с воем брызнули в стороны. Небольшой осколок угодил нa излете Огневу в голову.
Старик зашатался и рухнул у стены.
Некоторое время он лежал, а потом, превозмогая боль, поднялся на колени. Липкая кровь лилась с головы на мундир, на руки,
Ранцы - для облегчения солдат - остались где-то в обозе, но Огнев бывалый, ломаный солдат: у него в бою всегда с собою в кармане наготове чистый кусок старой сорочки.
Огнев достал его, перевязал рану, кое-как приладил на голову пробитую треуголку и, взяв ружье, поднялся. В голове стоял трезвон. Пороховой дым застилал солнце.
Огнев глянул: своих, своего капральства и даже своей роты он не видел.
Русские отступали. Мимо него, отстреливаясь, шли гренадеры Дендригина. Огнев стал отходить вместе с гренадерами.
Голова кружилась. Огнев очень ослабел, хотя крови вышло не так уж и много. Но стрелял он, как обычно, не торопясь.
– Хорошо, что в правую сторону ударило; кабы в левую, не стрелять бы!
И вдруг, сквозь противный визг ядер и свист, пуль, сквозь этот несмолкаемый трезвон в голове, он услыхал сзади такой знакомый голос:
– Молодцы, ребята, заманивай их! Заманивай!
Огнев оглянулся. В самой гуще сбившихся егерей и мушкатеров, на своей неказистой казачьей лошаденке, виднелся Александр Васильевич.
Фельдмаршал, увидев заминку в центре, тотчас же прискакал сюда.
Огневу стало стыдно, что он, унтер-офицер, отступает.
– Стой, куда? Стой! - кинулся он наперерез молодому гренадеру.
Гренадер остановился, взялся заряжать ружье.
Увидев своего "дивного" под пулями, егеря и мушкатеры снова кинулись на французов.
Ослабевший от потери крови Огнев медленно подавался вперед - его обгоняли уже свои, апшеронцы.
Вот уже поровнялась собравшаяся вместе и вся первая рота.
– Дядя Илья, жив? - радостно окликнул его Зыбин, бежавший вперед.
Суворовский конь нагонял Огнева. Фельдмаршал ехал вперед. Рядом с ним бежал батальонный командир апшеронцев майор Лосев. У Лосева в руках вместо шпаги было ружье.
Огнев слышал, как Лосев говорил фельдмаршалу:
– Моя шпага сломалась… Так я его, ваше сиятельство, обломком шпаги и эфесом-по голове!
– Браво! Хорошо, помилуй бог, хорошо! Мы, русские, шутить не любим: коль не штыком, так кулаком!
Эти истоптанные огороды, эти кирпичные дома предместья., из которых давно перебрались в город жители, переходили по нескольку раз из рук в руки. Но пройти дальше, проникнуть в самый город или взобраться на высоты, где стояли пушки, не удавалось. Взять Нови с фронта казалось невозможным.
Полуденное солнце снова, как и при Треббии, висело над головой. Люди снова изнемогали от духоты и нестерпимой жажды.
Суворов, который сам все время был среди наступавших войск, видел, что надо дать отдых.
В полдень он велел прекратить бой по всей линии.
Французы уже ввели все свои силы, а у Суворова оставался нетронутым резерв. Его-то фельдмаршал и рассчитывал пустить к вечеру в дело.
