VII
Дядюшка не очень хотел образумливаться - жил в столице третью неделю, а все держал себя наперекор царю. Каждый шаг Суворова был вызовом царю, издевательством над новыми воинскими порядками Павла I.
Павел неоднократно приглашал Суворова к себе на обед и вахтпарады, и всякий раз не обходилось без того, чтобы Суворов не чудил.
Когда после первого памятного вахтпарада Суворов, приглашенный на обед к царю, входил во дворец, караульный офицер, увидев его, вскочил и закричал: "Вон!"
(Это были новые командные слова, обозначавшие: в ружье! Караульный офицер вызывал караул для приветствования входившего.) Суворов повернулся и побежал вон из дворца. Он прошел всю площадь до гостиницы Демута и вернулся назад.
Повторилось опять то же самое.
Суворов уехал домой.
Царь прислал Горчакова узнать, что случилось, почему Суворов не приехал к обеду (хотя все во дворце в мгновение ока узнали об этой выходке). Александр Васильевич сказал, что он-де приезжал, но его выгнали вон.
В другой раз, когда Александр Васильевич уезжал из Зимнего, ему подали царскую карету. Суворов был одет по уставу: шпага висела, как полагается, сзади, между фалдами мундира, наискосок.
Суворов шагнул в карету, не поправляя шпаги. Шпага, разумеется, зацепилась за дверцу кареты, не позволяя шагнуть дальше. Суворов, попятился назад, обошел карету и попытался влезть в противоположную дверцу. Шпага и там задержала его.
Тогда Александр Васильевич соскочил с подножки и пошел пешком.
Карета следовала за ним сзади.
Так же вызывающе продолжал держать себя Суворов и на вахтпараде.
Он делал вид, что не может справиться с плоской шляпой: снимая ее, хватался то одной, то другой рукой за поля, и все мимо. Кончалось тем, что шляпа падала у него с головы.
Когда взводы проходили мимо Павла церемониальным маршем, Суворов суетился, пробегая между шеренгами, что считалось совершенно недопустимым, и все что-то шептал про себя и крестился.
– Что вы шепчете, граф? - спросил его выведенный из терпения Павел.
– Читаю молитву: "Да будет воля твоя!"
Павел замучил своего флигель-адъютанта Горчакова вечными вопросами: почему Суворов делает то, почему сказал это?
Андрюша показывал вид, будто отправляется к Суворову за разъяснениями. Не доезжая до Крюкова канала, он возвращался во дворец с готовым ответом: Андрюша сам придумывал его. Дядюшка никогда не сказал бы того, что от его имени говорил племянник.
Такое ложное положение было нестерпимо всем троим - Суворову, Павлу, Горчакову.
Суворов никак не уступал. Он все ждал, что государь поймет нелепость и никчемность своих военных нововведений и отменит их.
Но царь стоял на своем.
Суворов увидел, что его насмешки над устаревшим, отжившим прусским уставом, над нелепым обмундированием и снаряжением не достигают цели.
Дальнейшее пребывание его в Петербурге не имело никакого смысла. Он решил вернуться в Кончанское и попросил у Павла разрешения уехать восвояси, жалуясь на здоровье и старость.
Император с неудовольствием отпустил его.
