Книга: Трясина [Перевод с белорусского]
Назад: 24
Дальше: 26

25

Тысячами потоков по разным направлениям мчатся весной талые воды. Какое великое множество их, и как разнообразны они по своим размерам, напору, стремительности!
Есть какое-то особое очарование в этих потоках, прокладывающих путь весне и обновленной жизни, в их стремительном течении и звонком журчании, в веселом шуме и грозном реве. Маленькие, слабые, еле заметные в истоках, бороздят они лицо земли тонкими извилистыми струйками, усиливаясь и вырастая с каждым часом. Сколько препятствий и неожиданностей на их пути! Каждая льдинка, кочка, выступ, бугорок становятся преградами в их неукротимом движении. Но они бегут безудержно, неустанно, где быстрее, где медленнее, обходя преграды или сбрасывая их со своего пути, пока не сольются в бурные потоки и не очистят землю от снега, чтобы хлынуть могучим половодьем — предвестником новой жизни.
Тысячами дорог по разным направлениям идут также люди в поисках простора и свободы — всего, что называют радостью и счастьем…
Благополучно вернулись в Высокую Рудню красноармейцы во главе с Букреем и партизаны со своим вожаком, дедом Талашом.
Этот поход наглядно показал восставшим партизанам, что их сила в дружном единении, организованности и строгой дисциплине. Удача, сопутствовавшая походу, еще больше укрепила воинский дух партизан, и перед ними развернулись широкие перспективы борьбы за свободу и независимость, о которых они раньше не догадывались. Все это было порукой тому, что дело, начатое Букреем и Талашом, вскоре примет широкий размах. Немалое значение имело здесь напутствие Букрея.
Перед расставанием он собрал в лесу всех участников похода, горячо поздравил партизан и деда Талаша с боевым крещением и победой и обратился к ним с призывом не прекращать так удачно начатой борьбы с захватчиками.
— Товарищи, — сказал он, — теперь вы сами видите, что ваша сила в сплоченности, строгом порядке, дисциплине и дружной работе плечом к плечу с Красной Армией. Наш поход — только маленькое звено в цепи больших событий, какие нам предстоит пережить в недалеком будущем. Тем не менее и этот поход вызовет широкий отклик в стане врага. Вот почему я хочу предупредить вас, что враг станет еще более жестоким, примет все меры, чтобы заставить вас покориться. А вы в ответ на это должны усилить борьбу с оккупантами, должны собирать людей, создавать боеспособные отряды, целое войско и держать все время связь с Красной Армией. Мы вам поможем в боевой выучке. А командиры найдутся среди вас. Пример тому наш славный дед Талаш. Но будьте бдительны и не каждого встречного и поперечного допускайте в свои ряды. Под видом сторонников будут пытаться проникнуть к вам враги и провокаторы. Так будьте осторожны и не упускайте этого из виду.
Несколько слов сказал и дед Талаш. Он поблагодарил Букрея и красноармейцев за помощь и добрый совет. Потом они совместно выработали некоторые организационные мероприятия по развертыванию партизанского движения.
Выбрали начальников партизанских групп, наметили места для баз, которые были строго засекречены, и сообща выработали формы связи. Был назначен также срок, когда начальники партизанских групп должны были являться для информации и получения новых инструкций.
Дед Талаш был счастлив, если существовали в то неспокойное время счастливые люди на свете. Все его мечты сбылись: он отомстил захватчикам за обиды и насилие, причиненные ему и другим людям. У него была настоящая винтовка, и, кроме того, все отобранное у легионеров оружие поступило в его распоряжение. Он нашел своего сына, который теперь вместе с ним на свободе. Панас уже не только мог ходить, но пробовал и бегать. И наконец, дед Талаш — партизанский командир. Правда, людей у него было немного, но количество их сильно увеличится, на этот счет уже приняты меры. Красные командиры приняли его в свою семью. Разве это не большая честь для него? Но у деда было чувство меры, и голова у него не кружилась от успехов. Он трезво обдумывал дальнейший план действий: не за горами весна, а весной начнутся такие дела, что нужно быть готовым ко всему. Дед часто вспоминал и о доме, о бабке Насте и Максиме, о своем хозяйстве. Бабка, верно, горюет о Панасе и не знает, что он вырвался из неволи. Надо ей как-нибудь передать весточку.
После мягких и погожих дней задул северный ветер, разогнал низкие облака и затих. Небо стало прозрачно-зеленоватым, холодным, и на Полесье снова ударили лютые Морозы. Потаенными тропинками и дорогами, а где и без дороги, по лесным дебрям, пробирается дед Талаш в свое село. Не знал дед, что он приобрел широкую известность не только среди партизан, но и среди заклятых врагов и его усиленно разыскивала полиция. После событий в Виркутье и Ганусах оккупанты приняли ряд мер, направленных против партизан.
Дед Талаш и Мартын Рыль были занесены в особый список с перечислением их примет.
Хотя и не был осведомлен обо всем этом дед Талаш, но, чувствуя свои прегрешения перед оккупантами, не ждал от них милостей и соблюдал осторожность. Поэтому он не решился взять с собой винтовку, зная, что, если попадётся легионерам, да еще с винтовкой, ему спасения не будет. Осторожность и знание глухих лесных тропинок помогли деду благополучно добраться домой. В полночь зашел он в свою хату.
Бабка Наста, однако, не могла полностью отдаться своей радости: обстановка была такая, что каждую минуту угрожала опасность, которая могла нагрянуть неожиданно. Что она может посоветовать деду Талашу, когда он так далеко зашел?
Одно можно сказать: больше ему тут нельзя показываться, не надо играть с огнем, пока жизнь не переменится.
Дед Талаш молча слушал новости, которые ему рассказывали бабка и Максим. И особенно заинтересовал его рассказ о Савке.
Дед молчал. Весь его гнев сейчас сосредоточился на войте и его приспешниках.
— Ишь какие прыткие! — сказал он наконец. — Ну ладно, посмотрим.
В его словах слышалась угроза. Дед Талаш решил, что воздаст войту по заслугам, как только подвернется удобный случай.
После долгого раздумья он решительно сказал:
— Так вот что, милые мои, послушайте теперь меня.
Все сразу почувствовали, что дед собирается сказать что-то важное.
— Вам всем надо уйти из дому, — категорически заявил дед, — пока не поздно.
Все были ошеломлены от неожиданности. А дед тем же тоном продолжал:
— Хозяйство придется бросить. Хату заколотить. Если вы останетесь здесь, ее все равно сожгут легионеры.
— А куда же мы денемся? Что ты говоришь? — испуганно сказала бабка Наста.
— Ты, мать, — спокойно ответил дед Талаш, — перебирайся в Макуши, к Текле. Алена покамёст поживет у своих родителей, а тебе, Максим, нечего около бабы сидеть, надо идти в партизаны. Всем надо идти, иначе перебьют нас легионеры.
Трудно было решиться бросить насиженное гнездо.
Долго они ломали головы, и наконец должны были согласиться, что другого выхода нет. Брошенную хату, может, и не сожгут.
Уходя перед рассветом из дому, дед Талаш весело сказал:
— А насчет Савки я очень доволен: мы с ним поговорим по душам. Найдите его и скажите: пусть идет в Карначи и спросит там Цимоха Будзика. Это наш верный человек. Цимох ему покажет дорогу, куда надо.
Уже километров пять прошел дед Талаш, когда начало всходить солнце. В лесу стояла торжественная тишина. Только трещали от мороза высохшие сучья и звонко скрипел снег под ногами деда. Самые опасные места, как ему казалось, остались позади, и он шел спокойно и неторопливо, погрузившись в свои мысли. Думал он о Савке Мильгуне и Василе Бусыге. Думал и о своей хате, которая через несколько дней опустеет. Что скажут люди, когда весть об этом до них дойдет? Может, и другие последуют его примеру. Так дед дошел до Сухого поля, где встретился когда-то с Мартыном Рылем. Вот и старый бугристый дуб. Он стоит по-прежнему заснеженный, крепкий, закованный в серебристую броню инея.
Загляделся дед Талаш на этот дуб и не заметил, как перед ним, словно из-под земли, вынырнули три легионера.
С ружьями наперевес, они грозно крикнули;
— Стой!
Вздрогнул дед Талаш. Заколотилось сердце. «Пропал, брат!» — промелькнуло в сознании. Но в то же мгновение он взял себя в руки, трижды плюнул и сказал:
— Как же вы напугали меня!
Дед притворился смертельно испуганным. Это, видно, развеселило легионеров.
— Кто ты и куда идешь? — спросил один из легионеров.
— Здешний я, пане! Иду на болото: верши поставил, может, добыча попалась.
— Иди с нами! — приказал легионер.
— Куда и зачем? — недоумевающе спросил дед, и крайнее удивление отразилось на его лице.
— Иди, иди, старый хрыч! — сказал легионер, слегка толкнув деда в спину.
Дед почесал затылок.
— Да у меня и времени нет.
Его подтолкнули сильнее.
— И откуда вы только взялись! — сказал дед и побрел с легионерами.
«Конец», — с грустью подумал он.
По обе стороны дороги стеной стоял лес, поседевший от инея. Дед глядит на него. Неужели в последний раз видит он этот лес? И так ему не хочется умирать. Он вспоминает своих родных. Правильно ли он поступил, приказав им уйти из хаты? Какую-то отрешенность и страшное одиночество чувствует дед Талаш.
Но этот упадок духа и слабость длились недолго, считанные минуты, Молниями мелькали в голове мысли. Со сказочной быстротой и необычайной четкостью проносились перед его глазами последние события. Вот его товарищи, с которыми он сроднился: Мартын Рыль, Нупрей, Куприянчик, Цимох Будзик и все его храбрые воины. Как они будут без него? И неужели не удастся ему осуществить свои планы борьбы, которые он так долго и любовно вынашивал? Жить во что бы то ни стало! С поразительной ясностью видел он сцену разоружения конвоя Мартыном Рылем и его товарищами, И невольно оглядел своих конвоиров. Легионеры шли, съежившись от холода, подняв воротники шинелей. Двое — впереди. За ними дед Талаш, а третий следовал сбоку. Дед Талаш внимательно осматривал их, и все они казались ему щуплыми и слабыми. Вдруг словно что-то толкнуло деда Талаша. В мгновение ока он выхватил карабин у легионера, шедшего сбоку, и с такой силой ударил его прикладом по голове, что ложе карабина треснуло. Точно сраженный молнией, легионер замертво упал.
— Сюда! Ко мне, хлопцы! — изо всей силы закричал дед и бросился со сломанным карабином на других легионеров.
Те от неожиданности и страха бросили свои карабины и убежали.
Дед подобрал карабины и сам пустился бежать без оглядки.
Когда он пришел в себя, первое, что ему вспомнилось, — это был хруст расколотого им черепа легионера.
Назад: 24
Дальше: 26