Плотная тишина окружала Земскова. Он видел небо и облака, но не слышал ни одного звука. Земсков приподнялся, потом выпрямился во весь рост и вылез наружу. Рядом с окопом два танка скрестили свои стволы. Эти танки были мертвы так же, как и множество других. «Но те, что ушли назад, к Павловскому, ещё вернутся. Их надо преследовать. Надо двигать вперёд дивизионы и стрелять, стрелять, пока не останется ни одного немецкого танка!» Земсков позвал Журавлёва. Он услышал собственный голос глухо, как сквозь подушку. Журавлёв был рядом. А вот Иргаша не оказалось. И Земсков вспомнил, что ещё до того, как он подал свою последнюю команду, один танк свернул с дороги на целину и пошёл прямо на окоп разведчиков. Вероятно, из этого танка что-то заметили. Иргаш вставил запалы в три противотанковые гранаты и пополз навстречу танку. Земсков слышал разрыв, но в тот момент он не думал ни об Иргаше, ни о себе, ни о чем, кроме залпа. И залп был дан. Это главное! Но теперь надо действовать дальше.

— Рация в порядке? — спросил Земсков.

— Разбита! — Это было первое слово, которое он услышал. Звуки постепенно проникали сквозь тишину, проступая, как очертания предметов в тающем тумане. Теперь уже слышен был гул моторов. Земсков и Журавлёв пошли навстречу этому гулу.

По дороге от Кеслерово шли грузовики с пехотой. Следом за ними двигались машины гвардейцев-моряков. На головной машине развевался Флаг миноносца.

Земсков не мог произнести ни слова. Его обнимали, целовали, жали ему руки, а он стоял, не улыбаясь, и ждал, когда они кончат выражать свою радость. Рядом с Земсковым стоял Журавлёв.

— Ничего не понимаю! Это вы или не вы? — спросил Бодров.

— Нас свои снаряды не берут, — серьёзно ответил матрос.

Никто не мог понять, как разведчики остались живы. Это была одна из тех поразительных военных случайностей, которые встречаются на каждом шагу и всякий раз вызывают удивление.

Не меньше десятка воронок окружало узкий глубокий окоп. Его рассматривали со всех сторон, кое-кто даже залезал в него. Окоп, полузасыпанный комьями земли, выброшенной близкими разрывами, казался таким ненадёжным укрытием, что всякому было ясно: Земсков и его бойцы никак не могли рассчитывать на спасение. В нескольких шагах, рядом с остовом обгорелого танка, моряки нашли бляху с якорем и раздроблённый приклад автомата. Это было все, что осталось от молчаливого, узкоглазого казаха, который подорвал себя вместе с танком за несколько мгновений до того, как Земсков подал команду «Залп!»

Подошла машина с автоматической пушкой. Сомин соскочил с подножки, растолкал людей, кинулся к Земскову:

— Андрей!

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, наконец Земсков сказал:

— Спасибо! — И Сомин понял, что Земсков благодарит его за выполнение команды.

Валерка Косотруб тоже подошёл. Против обыкновения, он не улыбнулся, не засмеялся, даже не поздоровался с Земсковым. В глазах его был вопрос, который он не решался задать.

— Нет её, Валерка, — тихо сказал Земсков. Потом он обратился к Николаеву: — Где Будаков?

Этого не знал никто.

Когда рассаживались по машинам, подъехал на «виллисе» молодой розоволицый подполковник с усиками.

— Где командир вашего полка? — спросил он.

— Командира полка здесь нет, — ответил Земсков. — Слушаю вас, товарищ подполковник.

Подполковник удивлённо взглянул на измождённого, перепачканного глиной и кровью человека в рваном комбинезоне.

— Я вас слушаю, — повторил Земсков, и подполковник понял, что именно к этому человеку следует обращаться. Оказалось, что пехота наткнулась у хутора Павловского на упорную оборону. Занять хутор с ходу не представлялось возможным. Земсков попросил карту и разложил её на крыле боевой машины.

— Павловский надо атаковать немедленно, — сказал он. — Дивизион капитана Сотника поддержит вас, товарищ подполковник. Одновременно одна из ваших рот на автомашинах должна зайти во фланг и нанести удар по хутору вот отсюда… Её поддержит дивизион капитана Николаева.

— Постойте! — перебил подполковник. — Тут же нет никаких дорог.

— Дорога есть. Я прошёл по ней сегодня ночью. Машины поведу я.

Подполковник согласился. Договорились о том, что дивизион Николаева даст залп в тринадцать ноль-ноль. Как только пехотная рота ворвётся с фланга на окраину хутора, будет подан сигнал: две зеленые ракеты. По этому сигналу даст залп дивизион Сотника, и сразу же начнётся наступление на хутор со стороны шоссе.

— Товарищ капитан Сотник! Выводите машины на дорогу, — сказал Земсков. — Павел Иванович, мы с тобой поедем вместе.

— Есть! — Николаев нисколько не удивился тому, что Земсков отдаёт приказания. «Андрей знает, что делает!»

Земсков вспомнил:

— У тебя нехватка офицеров. Баканов в госпитале, Шацкий убит.

Николаев глухо повторил:

— Шацкий убит…

Земсков сказал громко, так, чтобы слышали все:

— Младший лейтенант Шацкий, старшина Дручков и весь расчёт первой боевой машины погибли, как положено морякам. Мы отплатим. Сегодня же. Лейтенант Сомин!

— Есть!

— Почему вижу на шоссе только два автоматических орудия?

— Два орудия мы потеряли в бою с «Фердинандами» сегодня на рассвете.

— Белкин жив?

— Жив.

— Останется вместо тебя. Ты примешь батарею в первом дивизионе.

Может быть, несколькими днями раньше Сомин побоялся бы принять командование батареей РС, но теперь не было невозможного. «Раз Земсков приказывает, — подумал он, — значит, уверен во мне. Справлюсь!» Он поднёс руку к фуражке:

— Есть, принять первую батарею.

Земсков повёл машины по хорошо знакомой дороге на Волчью мельницу. Вот и то место, где боевая установка Дручкова вошла в болото, вот трупы немецких автоматчиков на заросшем травой булыжнике.

Когда из-за кустов показалась крыша мельницы, которая днём вовсе не напоминала ни бабу, повязанную платком, ни волчью морду, Земсков приказал остановиться.

Боевые машины развернулись для залпа. Пехотинцы, оставив свои грузовики, двинулись вперёд тем самым путём, каким прошлой ночью разведчики добирались до хутора. Их вёл Валерка Косотруб.

Солдаты один за другим исчезли в густых кустах. Николаев с часами в руках ждал назначенного времени. До залпа оставалось минут двадцать. Земсков позвал Сомина:

— Володя, только тебе могу поручить. Возьми четырех бойцов, снарядный ящик. Перейдёте по гребле на ту сторону. Там, на мельнице, в подвале — она…

Сомин понял:

— Будет сделано, Андрей.

Залп со стороны Волчьей мельницы раздался в точно назначенное время, а через несколько минут над хутором взлетели две зеленые ракеты. И снова заревели гвардейские установки, на этот раз с дороги на Кеслерово. Бойцы шахтёрского полка пошли в атаку. Танки и пехота противника отступили по дороге на Варениковскую, но и здесь, в километре от хутора, их встретил залп реактивной артиллерии. Снаряды летели с запада.

Батальон автоматчиков на автомашинах шёл со стороны Ново-Георгиевской. Его прикрывал огнём морской дивизион капитана Ермольченко.

Немногим немцам удалось вырваться из кольца. Те, кто уцелел, побросали оружие. Генерал Поливанов порадовался бы, если бы он увидел, как его бойцы выволакивают ошеломлённых залпами эсэсовцев из канав и кустов. Но Поливанов был в это время на другом участке. Только спустя несколько дней розовощёкий молодой подполковник доложил ему о том, как вместе с моряками он зажал в кольцо сильный отряд противника в хуторе Павловском. Генерал засмеялся и сказал: «Помнишь, на КП дивизии под Шаумяном пили из твоей фляжки за то, чтобы не в последний раз шахтёрам вместе с моряками бить фашистов? Так оно и вышло!»

Морские дивизионы вошли в Павловский с трех сторон почти одновременно. Яновский ещё издали увидел Флаг миноносца. Он остановил свою машину. Остановилась и боевая машина с флагом. Из кабины вышел Земсков.

— Товарищ гвардии подполковник, — доложил он, — два дивизиона морского полка с боем вошли в хутор Павловский.

Больше Земсков не сказал ничего. Остальное Яновский узнал от других.