Они молча и с жадностью принялись за пиццу, после чего Дэш объявил о своем плане заглянуть в туалет и еще раз разведать торговый центр. Он провел несколько минут в туалете, отмывая лицо мылом и холодной водой, взбодрился и вышел из ресторана.
Толпы ярко одетых покупателей всех мастей двигались в разные стороны по моллу, складываясь в сложную, постоянно меняющуюся людскую мозаику. Некоторые мчались, будто по срочному делу, другие неторопливо прогуливались. Кто-то шел с пустыми руками, иные держали мягкие крендели, мороженое, кошельки или полиэтиленовые пакеты, набитые свежими покупками. Молодая девушка возбужденно тыкала в витрину на пару туфель, а ее мать весело поглядывала на дочку. Дэш позавидовал их безмятежной невинности. Он делал вид, что разглядывает витрины нескольких магазинов, потом минут пять побродил по моллу, украдкой разглядывая толпу, но не заметил ничего странного и никаких признаков преследователей.
Он вернулся в кабинку и обнаружил, что Кира доедает свой последний кусок пиццы, а официант принес ей новый стакан холодного чая. Дэш уселся за столик. Женщина тревожно посмотрела на него.
– Что-нибудь подозрительное?
Дэвид покачал головой.
– Похоже, пока все чисто, – сказал он. – Если они до сих пор не нашли нас, то, скорее всего, двинулись дальше. Они никогда не поверят, что мы делаем такую глупость: изображаем сидящих уток – в буквальном смысле – посреди битком набитого ресторана.
– Лисью глупость, – с огоньком в глазах заметила Кира.
Дэш улыбнулся. Он поднял большой кусок пиццы и указал им на девушку.
– В любом случае давайте дальше, – сказал он. – Вы остановились на смерти своего босса.
Кира собралась и продолжила рассказ.
– После взлома, смерти Моргана и найденных подслушивающих устройств я стала еще осторожнее. Я регулярно искала «жучков» и проводила все эксперименты на животных не в виварии «НейроКью», а в своей квартире. – Она сделала паузу. – Я работала одновременно над обеими основными задачами, но прежде всего добилась результата в нейронной оптимизации.
– Сколько прошло времени после взлома? – спросил Дэш.
– Примерно девять месяцев.
– Полагаю, вы сразу провели эксперименты, чтобы убедиться в действенности нового средства.
– Да. Я спроектировала партию с очень коротким периодом распада, на случай каких-то осложнений. Я находилась в сверхоптимизированном состоянии всего две секунды, но этого оказалось достаточно.
– Достаточно для чего?
– Чтобы убедиться – у меня получилось. Эти две секунды ощущались как пять минут. Первый уровень оптимизации не поддается описанию. Второй превосходит всякое воображение.
Кира широко раскрыла глаза, вновь переживая то потрясение.
– Это необыкновенный уровень мышления. Он внушает благоговейный ужас. Настолько, что я побоялась повторять опыт.
На этот раз Дэш хорошо знал, о чем она говорит. Миллер вновь опасалась разлагающего влияния невиданной силы.
– Низкая доза давала кумулятивный эффект, – продолжала Кира. – Чем чаще я трансформировала себя, тем сильнее ощущала позыв принять идею безжалостного эгоизма. Эмоциональная сторона моей натуры подавлялась, а чувство превосходства росло. Непросто сохранить остатки альтруизма, когда ты уверен в отсутствии загробной жизни. И когда в твоей власти сделать все, что ты пожелаешь. Еще хуже, когда ты начинаешь воспринимать нормальный человеческий интеллект как нечто жалкое и незначительное. – Она выглядела озабоченной. – Если я начинала так смотреть на человечество после оптимизации первого уровня, как я увижу его, если проведу на втором уровне больше пары секунд?
Пока Кира говорила, Дэш продолжал есть, но сейчас он быстро терял аппетит. Неужели столь высокий уровень интеллекта переставал замечать обычный человеческий разум? Дэвид без раздумий убивал насекомых. Существо, чей интеллект настолько превосходит разум обычного человека, насколько человеческий превосходит разум насекомых, невозможно обвинить в равнодушии к людским жизням и даже в убийстве людей, стоящих у него на пути.
Он вышел из задумчивости и посмотрел на женщину, сидящую перед ним. Эти большие, выразительные голубые глаза действовали на него как черные дыры, затягивали в свои гравитационные колодцы, отвергая всякое сопротивление. Ему нужно оставаться объективным. Пришло время добраться до сути.
– Вы хороши, – сказал Дэш. – Я это признаю. Но прежде чем мы двинемся дальше, я бы предпочел вернуться назад. Я хочу, чтобы вы объяснили смерть ваших родителей и дяди. А еще – убийство одного вашего учителя и исчезновение другого.
Кира нахмурилась и покачала головой.
– Мои родители и дядя погибли в результате несчастных случаев. Что касается учителей, я не имею ни малейшего представления, что с ними произошло. Но я с этим никак не связана.
– Но вы признаете, что один из них исчез, а второй был жестоко убит явным психопатом?
– К чему отрицать? Ведь это правда. Я никогда об этом не забывала. Долгое время я не могла говорить ни о чем, кроме этих ужасных происшествий… – Она напряженно подалась к Дэшу. – Вы считаете, у вас есть доказательства моей вины в этих преступлениях?
– Нет. Но косвенные доказательства весьма убедительны.
– Они кажутся убедительными только из-за вашей предубежденности. Не существует способа, которым я могу доказать свою непричастность. Верить мне или нет, зависит от той призмы, сквозь которую вы смотрите на факты. Если вы ищете неприятности, то всегда их найдете.
– В смысле?
– Если вы изначально считаете меня убийцей-психопаткой и будете рассматривать мое прошлое сквозь эту призму, то обязательно найдете свидетельства, подтверждающие свой взгляд. Это классическая проблема поиска закономерностей. Вы делаете заключение, а потом прочесываете массив ретроспективных данных в поисках подтверждения. И всегда его найдете. Могу поспорить, если мы взглянем на ваш родной город и его окрестности в годы вашего детства, мы тоже обнаружим пропавших людей, несколько убийств и случайных смертей. О большинстве которых вы даже не знаете.
– Возможно. Несколько случайных событий можно объяснить совпадением, но всему есть предел. Допустим, ваши учителя – совпадение. Но стоит добавить ваших родителей и дядю, и я на такое не куплюсь.
Кира покачала головой. Ее лицо болезненно исказилось, будто рана от тех давних трагедий до сих пор не зажила.
– Я не знаю, что сказать. Но я уверена, вы найдете и других людей, которые потеряли родителей и родственников в трагических происшествиях. Дэвид, несчастья случаются, – настойчиво сказала она. – Эта мысль помогла мне пережить свои потери. По крайней мере, мне повезло: я прожила с родителями немало хороших лет. Сироты и дети в зоне военных действий не так удачливы.
Дэш нахмурился. Такое направление разговора ни к чему не приведет. Да и откуда он вообще взял, что от этой темы будет толк? Что он хотел услышать – признание в убийстве? К тому же в ее словах был смысл. Он сам внес ошибку в уравнение. Если бы не изначальная убежденность, что Кира психопатка, он рассматривал бы эти события совсем под другим углом. А теперь он может разве что начать ее утешать.
Дэвид вздохнул.
– Давайте пока отложим эту тему, – предложил он. – Может, вы расскажете о своем источнике молодости?
Миллер кивнула. В этот момент подошел официант со счетом. Дэш расплатился сразу, наличными, и добавил чаевых, чтобы у официанта больше не было причин их беспокоить.
Кира подождала, пока он не уйдет, и продолжила беседу.
– Я достигла своей первой цели, нового скачка интеллекта, но опасалась его использовать. Через четырнадцать месяцев после ограбления я добилась прорыва в работе над второй целью. Смит был точен: я в состоянии удвоить продолжительность человеческой жизни.
– Как? – спросил Дэш. Он не хотел погружаться в детали, но не мог подавить любопытство. – Дайте мне краткую версию.
Кира помолчала, стараясь лучше сформулировать свой ответ.
– Как я уже говорила, наш мозг не оптимизирован для размышлений. И неудивительно, что наши тела не оптимизированы для долголетия. Естественный отбор заботится только о воспроизводстве.
Женщина отпила глоток чая и вернула стакан на стол.
– Если у тебя есть мутация, которая увеличивает способность к выживанию в детородном возрасте, эта мутация будет проявляться в следующих поколениях. Но гены долголетия не запускаются, пока ты не справишься с задачей воспроизводства. Парень с плохими генами долголетия умирает в сорок, но у него те же шансы заиметь кучу детей и передать им свои гены, что и у парня, который умирает в восемьдесят. Долголетие не имеет эволюционного преимущества.
Дэш прищурился.
– Но родители, которые живут дольше, могут увеличить шансы своего потомства на выживание. А значит, гены долголетия все же дают определенное преимущество.
– Отлично, – сказала Миллер. – Это верно. Эволюционное давление на наши гены сохраняет нас в живых достаточно долго, чтобы наши дети могли сами о себе позаботиться. Но после этого долгожительство теряет свое преимущество. Более того, не исключено, что возникает обратное эволюционное давление.
Дэш выглядел запутавшимся.
– В условиях нехватки ресурсов пожилые люди становятся бременем для своего племени, – пояснила Кира. – Они уменьшают шанс на выживание следующих поколений.
Дэш скривился.
– Так, значит, если старейшины племени благопристойно скончаются пораньше, племя получит преимущество в сравнении с тем, чьи старейшины будут жить вечно?
– Да. По крайней мере, в период нехватки ресурсов. Это одно из наиболее вероятных объяснений, почему большинство форм жизни на Земле, включая нас, запрограммированы на смерть.
Дэш в замешательстве нахмурился.
– В каком смысле? – спросил он. – Я считал, что старение – результат ошибок, которые накапливаются в наших ДНК.
– Частично это верно. Но по большей части старение связано с запланированным износом. Наша иммунная система слабеет, прекращается выработка гормонов вроде эстрогена, волосы седеют или выпадают, кожа сморщивается, падает острота слуха и так далее. Наши тела на генетическом уровне запрограммированы на смерть.
– Конечно, вы – ученый, но мне трудно поверить, что это правда.
– Вам трудно поверить, поскольку процесс идет постепенно, – ответила Кира. – У некоторых видов, вроде тихоокеанских лососей или сумчатых мышей, все происходит сразу. Сегодня никаких признаков старения, а на следующий день – бац, и они умерли от старости… Другие виды, – после паузы добавила она, – вообще не запрограммированы на смерть. К примеру, морской окунь или королевы некоторых общественных насекомых.
Дэш склонил голову набок.
– Но они же умирают, верно?
– Умирают. Просто не стареют, насколько мы знаем. Их убивают несчастные случаи, хищники или голод.
Дэвиду хотелось задавать новые вопросы, но он понимал, что сейчас не время.
– Продолжайте, – сказал он.
– Я интенсивно изучала эти виды, чтобы понять, почему они не стареют. Кроме того, я брала образцы ДНК у людей, страдающих редким заболеванием – прогерией, синдромом преждевременного старения. В двенадцать лет прогерики выглядят стариками.
– Я слышал о ней. Ужасная болезнь, – сочувственно покачал головой Дэш. – Могу я предположить, что их ДНК и пролил свет на проблему? – помолчав, спросил он.
– Именно. Эта информация дала тот прорыв, который мне требовался, – ответила Кира. – Я много лет изучала всю доступную информацию о молекулярных основах старения. Но когда я сопоставила генетические различия жертв прогерии и обычных людей, мой оптимизированный мозг сложил головоломку.
– И вы уверены, что ваше лечение сработает? Что оно действительно удвоит срок человеческой жизни?
– Абсолютно уверена, – не задумываясь, ответила женщина. – На сто процентов.
У Дэша затекли мышцы от неудобной позы – все это время Дэвид продолжал следить за входом, и он пересел поудобнее.
– Но что дает вам эту уверенность? – спросил он, одной рукой массируя шею, а другой продолжая держать пистолет.
– Есть несколько способов, – сказала Кира. – Но чтобы понять большинство из них, вам нужно обладать глубокими познаниями в молекулярной биологии и медицине. Один из них – посмотреть на число делений клеток. Мало кто об этом знает, но ваши клетки способны делиться в культуре около пятидесяти раз. Это число называется пределом Хейфлика. Чем ближе к пятидесяти, тем больше времени занимает деление, и тем сильнее признаки старения.
– А что происходит, когда клетки делятся пятьдесят раз? – спросил Дэш.
– Они погибают, – просто ответила Кира.
Дэш несколько секунд размышлял над этим.
– А как же раковые клетки? – поинтересовался он.
– Хороший вопрос. Раковые клетки – исключение. Это бессмертные клетки. Они не только выходят за границу пятидесяти делений, но и продолжают делиться вечно. И, в конечном итоге, именно неограниченный рост делает их смертельно опасными для хозяина.
Тема завораживала Дэвида, но он понимал, что вышел из своей лиги и пора продолжать.
– Давайте остановимся на том, что я верю в ваш метод продления жизни и его работоспособность, – сказал он. – Но вот в чем вопрос: если вы действительно открыли источник молодости, почему держите его в секрете?
Кира подняла брови.
– Потому что я не желаю нести ответственность за возврат человечества в Средневековье, – ответила она.