33

Таким образом, «Трест» должен был принять «контролёров» — эмиссаров Кутепова, убеждённых монархистов, в сущности соглядатаев. К тому же ни Якушева, ни Потапова не было в Москве, и Зубову предстояло заняться ими одному. Инструкции Артузова и Старова были такими: настроить Стауница против приезжих «контролёров», не спускать глаз с него самого и до приезда Якушева пресекать всякие попытки эмиссаров Кутепова связаться с Политическим советом МОЦР.

Принять супругов Шульц было необходимо: через этих посланцев Кутепова появлялась возможность установить связь с ним самим и проникнуть в РОВС. Однако шли дни, а супруги Шульц не появлялись. Стауниц проявлял нетерпение. Зубов, как бы между прочим, сказал:

— На кой черт они тебе сдались?

— Как «на кой черт?» Чем нас больше — тем лучше. И узнаем, что за зверь Кутепов.

— А ты не знаешь? Он посылает контролёров, а нам радоваться? Вот увидишь, Якушев разозлится. Да и Политсовету не понравится.

Стауниц действительно призадумался.

В конце сентября на границе был задержан крестьянами гардемарин Бурхановский, посланный Врангелем и застрявший в болоте. А о супругах Шульц ни слуху ни духу. И вдруг поздно вечером «племянники», как окрестили чету Шульц, явились на квартиру Стауница:

— Мы пришли от Всеволода и имеем дело к Эдуарду по поводу продажи картины.

На это Стауниц ответил, как было условлено:

— Картина уже продана, но я вам могу предложить другое дело.

Женщина была очень взволнована, мужчина тревожно озирался, оба едва стояли на ногах.

Стауниц проводил их в приготовленную комнату.

— Мы ждём вас давно и, признаться, беспокоились. Где вы задержались?

— Шли через Псков. Заблудились. Решили, что пропали. Собирались подороже продать жизнь.

Из-под платка на Стауница смотрели наглые, молодые глаза немолодой женщины.

Она размотала платок, скинула резиновый плащ. Стауниц разглядел её лицо и подумал: «Вероятно, хороша была в молодости».

Мужчина, расстегнув шинель, упал на диван.

— Гога… — укоризненно сказала женщина.

— Как вас прикажете называть?

— Я думаю, что вам можно назвать наши настоящие имена. У нас немецкие паспорта на имя Шульц, но зовут меня Мария, Мария Владиславовна Захарченко, а его Радкевич, Георгий Николаевич.

— Хорошо. Здесь вы в безопасности. Располагайтесь. Вы, вероятно, очень устали?

— Дело не в физической усталости. Откровенно говоря, мы решили, что погибли. Но мы знали, на что шли.

— Повторяю, вы в полной безопасности. Ваши паспорта не годятся. Придётся не выходить до тех пор, пока мы не приготовим вам документы. Потом ваша одежда: резиновый плащ, брезентовый балахон… Все это тоже не годится. Времена военного коммунизма прошли. Этим я займусь. Мы, Мария Владиславовна, подберём вам туалет к лицу…

— Эдуард Оттович, я не искательница приключений. Я и Георгий прошли через две войны: мировую и гражданскую. То, что мы живы, это почти чудо. Ваша организация может нами располагать, как она найдёт нужным. Я уполномочена генералом Кутеповым установить связь с «Трестом».

Она смотрела в упор на Стауница — бледное лицо, судорожно сжатые губы и широко открытые, горящие глаза.

«Психопатка», — подумал Стауниц и вынудил себя улыбнуться.

— Что ж… Мы рады. В ближайшее время я могу устроить вам встречу с одним из наших руководителей.

— Мы хотим действовать, а не разговаривать.

— Чтобы действовать, надо знать обстановку. Дело не в том, чтобы жертвовать собой по пустякам. Этот… Бурхановский был с вами?

— Нет. Но мы его видели в Ревеле. Где он?

— Его уже нет. Вы поняли?

Она кивнула и опустилась в кресло, сказав:

— Мы сошли с поезда за двадцать вёрст до Москвы, на разъезде. Для безопасности. Нам говорили, что в Москве на вокзале проверяют документы. Добирались к сам чуть не десять часов.

— Понимаю. Спокойной ночи.

Стауниц закрыл дверь, чувствуя колючий взгляд женщины.

Он не мог и подумать о том, какую роль она сыграет в его жизни. Тотчас о прибытии «племянников» позвонил Зубову.