17

Колёсников в Москве.

Он выстукивает букву за буквой на пишущей машинке, стараясь лаконично изложить суть дела, «без беллетристики», как любит говорить Старов.

«…Остановился в Ревеле в гостинице „Золотой лев“. Вечером пришёл к Артамонову, не застал, пришлось ждать. Встречен был с холодной вежливостью, вручил записочку Страшкевич. Потом появился Щелгачев. Разговор принял характер допроса… Ну, в общем, я вёл себя так, как было условлено. Сначала меня пробовали споить, прощупывали, я немного потянул, а затем объявил пароль и вручил шифрованное письмо. Его тут же расшифровали, и они убедились, что я действительно курьер МОЦР. На следующий день Артамонов и Щелгачев пришли ко мне в гостиницу. Откровенно говорили о ВМС — Высшем монархическом совете. Главный воротила — Николай Евгеньевич Марков, бывший член Государственной думы, известный черносотенец, затем князь Ширинский-Шихматов-отец, Тальберг, Баумгартен и известный вешатель генерал Гершельман. Щелгачев критиковал окружение великого князя Николая Николаевича, о Врангеле говорил почтительно. У него — вооружённая сила: так называемое ОРА — Объединение русской армии, затем „Союз галлиполийцев“ во главе с генералом Кутеповым. Артамонов очень интересовался Якушевым. Считает его подходящей фигурой для переговоров об объединении действий заграничных белоэмигрантов и МОЦР. Верят, что в России действует солидная монархическая организация. ВМС попытается её прибрать к рукам. Я сказал, что МОЦР — крепкий орешек и „старцам“ не по зубам. Дальше обсуждали возможность установления прочной связи Ревеля с Москвой через эстонскую дипломатическую миссию в Москве. Пакеты надо посылать в Ревель на имя графа Гудовича.

Артамонов вручил мне книгу «Последние дни последнего императора» для шифровки. Указал номера страниц. О получении пакета для Якушева я буду уведомлен открыткой по адресу: Москва, Серебряный переулок. Открытка поздравительная — аист несёт спелёнатого младенца.

Получив открытку, следует позвонить в эстонскую миссию, попросить к телефону атташе по делам печати Романа Бирка и сказать: «Доктор Липский спрашивает, как вы себя чувствуете?» Бирк должен ответить: «Благодарю, нога не болит. Думаю начинать сеанс массажа» — и указать день и час. Встреча наша должна произойти в кинематографе «Художественный», на Арбате. Там условимся где принять от него почту».

Косинов, он же Колёсников, чувствовал примерно то, что чувствует актёр после сыгранной трудной роли, которая ему удалась.

В юности, как и многие подростки, он увлекался похождениями Шерлока Холмса, а в зрелые годы много раз перечитывал Куприна «Штабс-капитан Рыбников». Он вообще любил читать Куприна, но эта повесть пленила — особенно образ японского разведчика, его перевоплощение в русского пехотного офицера-замухрышку. Этот образ представлялся психологически верным. Но «поручик Колёсников» был другой образ — офицер, который прошёл через гражданскую войну, развращённый безнаказанными грабежами, вынужденный скрывать своё прошлое под маской «экономиста», добросовестного сотрудника советского учреждения. Притом Косинов должен был играть эту роль не перед доверчивыми зрителями в театре, а перед Щелгачевым, офицером врангелевской контрразведки, и Артамоновым, прошедшим серьёзную школу в английском паспортном бюро в Ревеле, то есть в отделении Интеллидженс сервис.

Артузов и Старов сочинили правдоподобную биографию Колесникову, начав с места рождения, родителей, города, где учился, где поручик проходил военную службу, кто однополчане, с кем встречался в Добровольческой армии. Надо было называть таких, кого не было в живых, или таких, с кем нельзя было столкнуться лицом к лицу, знать их внешность и характер, привычки.

Старов обладал настоящим талантом режиссёра в спектаклях, где провал роли мог стоить жизни «артисту». Он имел дело на допросах с типами, подобными воображаемому Колесникову, и дополнил психологический рисунок роли характерными для белогвардейца деталями. Роль была не эпизодическая. Косинову предстояло «играть» свою роль и в Москве.

Теперь следовало запастись терпением и ждать из Ревеля открытку с аистом.