– Придется пожертвовать бортом, – сказал командир Дайк и передал бинокль с усиленными линзами помощнику Баффину.

Тот недолго рассматривал тонущее вдалеке от них судно.

– Ветер будет бить справа, – ответил. – Но уйти от них мы тоже не можем, хотя инструкции и призывают нас не увлекаться спасением людей… А вдруг и с нами случится такое?

Судно ПЛО – «Орфей» – всего в 840 тонн, недавно покрашенное в доках Ливерпуля, теперь казалось красным, будто обваренный краб. Корпус его разъело солью и ржавчиной. «Орфей», которому выпало продолжать путь до СССР, изо всех сил стремился сплотить вокруг себя безоружные транспорта. Однажды ему удалось законвоировать два из них, но одно немцы торпедировали, а другое – в страхе – забилось в паковый лед. И вот случайная встреча: наткнулись на одиноко тонущее судно. Пологая волна, внешне спокойная, на самом деле била сильно.

– Баффин, я попрошу вас на бак, – сказал командир.

– Отлично, сэр. Вы не волнуйтесь, хотя борта у нас скоро превратятся в лохмотья… Желаю удачи!

На палубе тонущего транспорта стояли люди. Внешне они были, как и волны под ними, почти спокойны. Но это обманчивое впечатление: у людей уже лопались нервы. Только один был с чемоданом, остальные вещей не взяли.

– Что с вами случилось?! – проорал Дайк, но с борта ему не ответили. – Я задал им глупый вопрос, – хмыкнул Дайк. – Если тонут, значит, есть дырка. Только она с другого борта, и мы ее не видим… В машине! – наказал он по трубам. – Это вы, Эйш? Предупреждаю: у вас в котельных скоро будет вода.

– Это к чему вы сказали? – прогудели медные трубы.

– Просто так, пришлось к слову… не обижайтесь, Эйш!

«Орфей» подошел под корму транспорта, и тот всей массой своего борта тяжко навалился на хрупкий корвет. Раздался хряск металла, словно не кораблю, а человеку ломали кости.

– Прыгай! – И на палубу вдруг одиноко упал чемодан. – Прыгай! – вопил Дайк, и вслед прыгнул владелец чемодана.

Два борта разомкнулись на волне, и он попал между ними – в воду. Жалкий вскрик, и борта неумолимо сдвинулись. Потом, хрустя шпангоутами, они снова разошлись, а Дайк заметил на воде красное пятно. От человека остался только его чемодан!

– Следующий… прыгай! – заорал Дайк.

Вдруг щелкнул динамик на мостике:

– Носовой погреб – мостику: у нас вода.

Дайк сунулся носом в микрофон.

– Сколько? – спросил.

– По колено…

Ответить он не успел. С транспорта вдруг посыпались люди, как по команде, разом. Один на другого. Был очень удачный момент: борт «Орфея» поднялся на волне, почти достигнув среза палубы транспорта. Дайк отвернулся. Он-то ведь знал, что сейчас все станет наоборот: «Орфей» уйдет вниз, а транспорт вырастет перед корветом, как пятиэтажный дом…

«Так и есть… вот он – хруст костей о металл!»

– В машине? – спросил он. – Эйш, скажите – воды нет?

– Обшивка лопнула. Тут хлещет, как из бочек…

– Малый вперед! – скомандовал Дайк и передал в микрофон общей трансляции: – Подвахте – на уборку полубака…

Через ветровое стекло он глянул с мостика вниз: Баффин, молодчага, крепился, а вокруг валялись и корчились люди с перебитыми ногами, палуба была забрызгана кровью.

На расблоке Дайк переключил свой микрофон:

– Мостик – носовому погребу: сколько у вас воды?

– Было по колено, теперь по грудь, сэр.

– Удивляюсь! – отвечал Дайк. – Вы что-нибудь делаете там, кроме того, что не забываете измерять ее уровень? – Бросил микрофон и прокричал вниз: – Баффин, вас просят в погреб…

«Орфей» медленно уходил прочь от гибнущего корабля. В этот день они повстречали «Винстон-Саллен», и оттуда американцы через рупоры стали облаивать англичан:

– Эй, на корвете! Когда вы нужны с пушками, так вас не доищешься… Вы бы видели, что тут творилось вчера вечером… мерзавцы!.. трусы!..

«Орфей», шумно дыша трубами воздуходувок, проследовал мимо. Сигнальщик перебирал в руках фалы для поднятия ответного сигнала. Дайк тронул шелковые струны фалов с нежностью, как волосы своей пожилой подруги перед разлукой с нею.

– Никогда не следует отвечать на брань, – сказал он печально. – Лучше законвоируем этих грубиянов и делом докажем янки, что наш «Орфей» способен постоять за безоружных.

– Они не безоружны, сэр: у них спаренные «эрликоны».

– Что толку? – вздохнул Дайк. – Или не умеют, или боятся, но «эрликоны» на транспортах молчат…

Подвахта недолго копалась на баке. Море смыло все!

– Сколько мы не спали уже? – спросил Баффин.

– Пятые сутки, если не ошибаюсь… Я не хочу спать.

Командир сидел в кожаном кресле, воздетом, как трон, над высотой мостика. Перед ним лежал бинокль, сигареты, две зажигалки, фонарь, карандаш от головной боли и перчатки.

– А вы поспите, – сказал он, вытирая слезы от ветра.

– А разве можно уснуть? – Баффин привалился плечом к комингсу двери, заглядывая в рубку, где светился голубой экран локатора. – Что-нибудь видно, Кристен? – спросил, зевая.

Радиометрист прокатил вкруговую шарнир настройки:

– Вы же сами видите – ничего!

Баффин лениво, пересилив себя, треснул его по лицу:

– Надо добавить «сэр»!

– Экран чист, сэр. На правом пеленге мерцание точки, сэр. Очевидно, плавает айсберг, сэр… Об изменениях доложу, сэр!

– Баффин, – послышался голос Дайка, – не мешайте ему… Лучше посмотрите на карту: где мы сейчас?

Выслушав ответ, он закрыл глаза, как мертвец.

– До рандеву с русскими осталось двадцать два часа.

– Нас уже не будет в живых… До русской зоны далеко.

– Если выживем, Баффин, мы их встретим. И они – нас…

Радиометрист засек рубку всплывшей подводной лодки. Дайк передал направление курса на «Винстон-Саллен» и сказал:

– Пусть янки уйдут, мы их нагоним потом… В машине, – скомандовал он, – дайте что можете. А чего не можете – тоже дайте… Баффин, а вам – вниз!

Баффин сначала залез в носовой погреб, где в промозглых потемках, в свете тусклейших ламп, суетились вокруг воздушного лифта люди. В лотках подачи – по трубам – уползали наверх противолодочные снаряды. Все гремело и качалось в этой могиле, с переборок зловонно текло. Изоляция после затопления отсырела (людей часто дергало током). Баффин ушел отсюда и на палубе, враскорячку стоя у пушки, соединил себя с мостиком:

– Дайк, в погребе – как в аптеке… А что на локаторе?

Нос корвета уходил в небо, потом рушился в пропасть, с трудом выгребаясь из океанских хлябей. Соль разъедала кожу. Никогда Баффин не задумывался над тем, что двигает людьми в бою, и правая рука его взмахнула почти равнодушно:

– Но противнику… дослать! Замок… отскочи! Огонь!

Над местом погружения лодки рвались снаряды. С носа сбросили три «ежа» бомб. Баффин, широко расставив ноги, стоял на баке, как чурбан, его воспаленное лицо было мокрым. Он слушал скрип корпуса, воспринимая на слух грохоты обшивки, листы которой болтались на последних заклепках.

– Кто бы мог подумать, – ворчал он, – ведь недавно из дока…

На мостике его встретил упорный взгляд Дайка:

– «Немка» где-то здесь. Она под нами. Но у нас новое несчастье: с днища сорвало поисковый меч шумопеленгатора.

– Может, проще: лишь полетели предохранители?

– Уже заменили. Мы оглохли. Надо нагнать транспорт…

Дайк умудрился заснуть в своем кресле. Баффин стоял рядом, оберегая спящего, чтобы его не вышвырнуло с мостика за борт при крене. Командир вдруг вскинул голову.

– Почему не объявлена тревога? Я слышу шум…

– Сигнальщики, – крикнул помощник, – горизонт от солнца!

Конечно, если они прилетят, так именно оттуда, откуда их труднее заметить усталым глазам. Баффин в бешенстве бросился в рубку радиометриста.

– Может, ты скажешь опять, что твой экран чист?

– Да, сэр! Экран чист.

– А что это здесь ползет, как навозный жук?

– Экран фиксирует охраняемый нами «Винстон-Саллен», сэр!

– За борт надо твое кино вместе с тобой…

Баффин выскочил на крыло. Успел сказать:

– Локатор, кажется, тоже сел… Нам крепко не везет!

– Огонь – по готовности, – спокойно распорядился Дайк.

– Транспорт быстро уходит от нас, – доложили сигнальщики.

– Куда?.. – Баффин выругался. – Спешит на дно?..

Установки автоматов заработали разом. Дула «эрликонов», двигаясь за самолетами врага, неслись по кругу, пока не уперлись в ограничители. В мертвом секторе огонь «эрликонов» подхватили спаренные тяжелые пулеметы. Первый торпедоносец прошел так низко, словно немцы задумали всем на мостике сорвать головы с плеч. Было даже странно, что этот самолет сразу сел на воду, подпрыгнул… снова сел… и скрылся в море. «Эрликоны» опять затряслись под мостиком, их дула, казалось, просто распирает от обилия выстрелов. Был тот момент боя, когда приказы ни к чему. Кто мог – тот делал. Кто не мог – тот не делал, и его уже не заставишь делать. Но враг убивал, одинаково всех – и сражавшихся, и молившихся!

Когда самолеты ушли, в столбе дыма, поднимавшегося над мостиком, вдруг выросла из кресла длинная фигура командира:

– Баффин, вы живы?

– В корме, – отвечал помощник, – что-то не в порядке. Я пойду туда. Там всегда много шуму, а людей не хватает.

– Нас что-то поджаривает от погребов, – заметил Дайк. – Передайте команде, что захоронения по уставу не будет: освобождайте корабль от мертвецов сразу же… вы знаете – как!

Баффин, уходя, стукнул пальцем по стеклу указателя лага:

– Двенадцать узлов. Неужели это все?..

К командиру подошел сигнальщик.

– Сэр, – сказал он, показав на небо. – Они не ушли…

В разрывах облаков плавала гудящая машина врага.

– Это их наблюдатель, – поморщился Дайк. – Обычная история, удивляться нечему. Мы все время на прицеле теперь. И никуда не скроемся. Пока их не разгонят русские… Больше ничего не спрашивайте: отныне я знаю не больше вас!

Баффин – весь в саже – поднялся на мостик.

– Это уж совсем глупо, – сказал он. – В пятом отсеке, где священник разместил спасенных, нет живого места. Одна из бомб рванула через люк – прямо в кашу. Сейчас там сгребают всех за борт лопатой.

– Пройдите в машину, Баффин… Я чувствую, что «Винстон-Саллен» дает лишние узлы, и нам их просто не нагнать. На что они рассчитывают, эти американцы, сказать трудно…

С высоты мостика он видел, как через разбитые ростры, будто через загородную свалку обгорелого металлолома, пробирался сейчас его помощник. Люк в котельную был сорван, оттуда парило, голова Баффина скрылась в этой парящей скважине. К этому времени счетчик лага отмечал всего восемь узлов…

Дайк опять закрыл глаза и стал думать: что с ними сделали? Кто виноват в этом преступлении? Неужели эти политики в мундирах совсем лишены мозгов? С линкоров спрос невелик – их берегут в Уайт-холле, как пасхальные яйца. Но почему ушли крейсера? Эсминцы? Каждый англичанин всю жизнь исправно платил налоги на флот. И… где теперь этот флот? Если это стратегия, то это идиотизм! Если это политика, то это предательская политика…

– Сэр, – раздалось над ним, – я исправил локатор.

Дайк в удивлении оживился:

– Благодарю вас, Кристен, вы всегда любили свое дело.

– За это я получил сегодня по морде, – ответил матрос.

– Ну… вы должны понять и лейтенанта Баффина: ему нелегко на этом переходе… А что у вас видно на экране?

– «Винстон-Саллен» заходит за кромку экрана, и скоро мы потеряем его на нашем радаре.

– Завидная скорость… Что ж, ступайте к прибору, Кристен.

Дайк дождался возвращения помощника.

– Я затопил носовой погреб через спринклеры, – сообщил тот мрачно. – Нас на мостике поджарило бы, не сделай я этого.

Половины всего боезапаса корвет лишился одним поворотом клапана затопления. Дайк спросил, много ли обожженных…

– Пеленг сто сорок пять, в строе фронта – двенадцать самолетов, – раздался голос радиометриста.

– Ну, вот и конец, – Дайк потянулся к микрофону трансляции, но тут же передумал. – К чему мои слова? У каждого в команде нашего корвета кто-либо из близких на родине уже пострадал при бомбежках. Если они ненавидят врага, то исполнят долг…

Через шесть минут «Орфей» был уже развалиной. Без кормы, с двумя пробоинами (наружной и ниже ватерлинии), он неторопливо, как и все делал в жизни, погружался сейчас в океан. Большое и светлое солнце Арктики слепило глаза матросам.

– Баффин, хотя это и глупо, но взгляните на карту…

– До встречи с русскими осталось семнадцать часов.

– Вот и хорошо. Постарайтесь спустить на воду все, что осталось у нас из плотов и шлюпок…

Палуба вдруг задрожала. Обломки рваного железа при этой вибрации зазвенели краями. Тяжелая зыбь шла с запада, раскачивая омертвелый корабль. Дайк, свесясь из своего кресла, заглянул через борт, определяя:

– Мы поехали очень быстро… пусть команда поторопится. Но, Боже, накажи тех, кто повинен в нашей гибели!

Крен доходил уже до 43° на левый борт. Баффин захохотал.

– Простите, вот этого я не понял, – сказал ему Дайк.

Баффин сунул руку в карман реглана и достал пистолет. Тут матрос Кристен шагнул вперед и врезал Баффину пощечину.

– Теперь вы мне уже ничего не сделаете, – сказал он лейтенанту.

Ноги офицера в тяжелых штормовых сапогах, на которых медные застежки стали изумрудно-зелеными от морской соли, – этот Баффин сейчас, как медведь, зашагал к борту, под которым бешено крутилась вода океана… Дайк видел всю эту сцену.

– Баффин! – окликнул он помощника. – Куда вы заторопились?

– За борт! Или вы знаете другие пути на тот свет?

– Мы еще не попрощались. – Дайк слез со своего кресла и протянул ему руку. – Мне было нетрудно служить с вами, – сказал он, следя за кренометром, который показывал уже предел.

– Благодарю! – ответил Баффин, и звук выстрела совпал со всплеском воды…

Командир вернулся в свое кресло, оглядывая море.

– Может, он и прав… не знаю… Кристен! – окликнул он радиометриста. – А ведь последнее слово осталось за вами…

Он раскурил сигарету. Ветер разбросал порванные фалы над его головой. Они запутали шею командира, обвили всего, словно хотели привязать его к кораблю навсегда.

– Неужели никто из вас не прочтет молитвы? – спросил Дайк у матросов. – Неужели вы не помните ни одной?..

Странное дело, крен вдруг исчез. «Орфей» пошел на глубину на ровном киле, словно его топили через кингстоны. С плотов, разбросанных в море, видели, как погружался мостик в океан. Вот море коснулось и самого Дайка… Он поднял руку с сигаретой. Потом руку опустил. Он смотрел в небо…

И ушел вниз – прямо, неизбежно, в полном сознании.

Все это испытал почерневший от стужи человек, которого спасли матросы с нашего тральщика. «Орфей», подобно «Айрширу», до конца исполнил свой союзный долг – не в пример другим конвойным судам, которые укрылись в заливах Новой Земли… Тело спасенного моряка уже затвердело от холода настолько, что игла медицинского шприца не входила под кожу. В лазарете тральщика его обложили грелками, без жалости растирали спиртом, для него носили еду из офицерской кают-компании. Он говорил внятно, благодарил, но, кажется, его разум все более затемнялся от пережитого… Он не выжил!

Документов при нем никаких не оказалось, номерных знаков на одежде, какие обычно носят моряки для опознания их трупов, тоже не было, а тонкое обручальное кольцо сняли с пальца и передали в британскую военно-морскую миссию.