Английские корабли тогда много проигрывали по сравнению с американскими. «Владычица морей» имела неумытый вид. Борта грязные, вооружение устаревшее, всюду ржавчина, матросы расхристаны, словно пираты, тайком от союзников применялись телесные наказания (удары плетью по обнаженным ягодицам). Американский флот, напротив, имел ухоженные суда с мощным новейшим оружием. Матросы США с непокрытыми головами шлялись по мостикам в легкомысленных безрукавках. Правда, что в любых условиях американцы не забывали о сервисе – белоснежные стюарды обходили с подносами боевые посты, разнося вахтенным горячий кофе, виски, печенье…

Северный флот, в отличие от других флотов нашей страны, был в постоянном контакте с союзниками. Англичане сходились с нами туговато. Зато американцы, наоборот, сразу шли запанибрата и, как волки, кидались на наш черный хлеб, который им безумно нравился. У пирсов Подплава в Полярном базировались английские лодки – «Тайгрес», «Трайдент», «Сивулф» и «Силайэн». Надо думать, что Британское адмиралтейство послало к нам не худшие свои лодки. Это были корабли с очень опытными, мужественными командами. Настроены же они были не особо дружески, что не мешало им стоять борт к борту с нашими «эсками», «щуками», «малютками», «декабристами» и «катюшами». Время от времени союзные лодки уходили на отдых в Англию, а возвращались с новыми экипажами. Один из английских офицеров за выпивкой с нашими подводниками случайно проговорился:

– Пусть это останется между нами, но мы ходим сюда не воевать, а изучать ваш театр… Потому и меняют экипажи, чтобы побольше людей освоило ваши условия!

С самого начала войны подлодки Северного флота вели активную жизнь на позициях и не имели потерь. К весне 1942 года противник оправился, резко усилил противолодочную оборону, и для нас наступил тяжелый период. Люди всегда остаются людьми, каждый хочет победить и выжить при этом, а теперь, когда шесть лодок подряд ушли за горизонт и навеки остались там, за этим горизонтом, – теперь каждый невольно задумался: «Оказывается, враг может топить и нас. А мы-то думали, что сами останемся неуязвимы…» Вице-адмирал Головко отметил в своем дневнике: «Все это сказывается на умах в бригаде. Командиры приуныли». Командир бригады Подплава И. А. Колышкин также отмечает, что «впечатление, которое произвели на подводников первые боевые потери, не следует преуменьшать». Но вся горечь этих поражений скоро переплавилась в ненависть к врагу, и над пирсами Подплава, как всегда, торжественно звучали слова:

– Сходню убрать… отдать носовые!

В эти дни на пороге кабинета вице-адмирала Головко появился британский военно-морской представитель в Полярном, контр-адмирал Фишер, сменивший на этом посту Бевана, и спокойно доложил, что караван РQ-17 уже находится в пути.

– Можете быть уверены, – отвечал ему Арсений Григорьевич, – что наш флот сделает все от него зависящее, чтобы РQ-17 не пострадал от противника. Выходы в океан мы преградили немцам, насколько это возможно. Помимо подводной «завесы», опущенной нами перед норвежским побережьем, мы усилили и воздушные эскадры… Вот, пожалуйста: готовы к старту в любую минуту сто девяносто один истребитель, шестьдесят девять бомбардировщиков и двадцать семь самолетов-разведчиков…

– Это замечательно! – И Фишер откланялся…

После ухода атташе Головко встретился с членом Военного Совета флота дивизионным комиссаром А. А. Николаевым.

– Как дела, Арсений Григорьевич?

– Да неважно… Две наши лодки опять молчат. В эфир не выходят. Позывные без ответа… Печально! Очевидно, немцы в своей обороне стали применять какие-то методы, которые нам не до конца известны… А что Кучеров? Были у него?

Кучеров – начальник штаба Северного флота.

– Заходил. Как всегда, работает.

– У него, конечно, все готово к встрече РQ-17?

– Да, все… Ему надо связаться еще с Беломорской флотилией. Пусть она протралит фарватеры Северной Двины.

– Это к делу! Может, там и завалялась неконтактная мина… Ну, пойдем, – поднялся Головко, – проводим людей. Никто не знает, увидим ли мы их снова…

На причале подводники выпивали последнюю чарку вина. Тост был характерный для того времени:

– Выпьем за то, чтобы количество наших погружений равнялось количеству наших всплытий!..

В полдень 30 июня, еще не обнаруженный немцами с воздуха, караван РQ-17 миновал остров Ян-Майен, нелюдимо застывший в океане где-то посередине между Гренландией и Нордкапом.

Шнивинд и гросс-адмирал Редер, два старых лешака в одной гитлеровской упряжке, были солидарны в том мнении, что мысли фюрера о морской войне не стоят и пфеннига. Его боязнь авианосцев просто смехотворна! Сейчас на базах в Норвегии было заранее сконцентрировано 16 000 тонн нефти, и это внушало чувство уверенности в исходе операции.

– Игра началась, – рассуждал Шнивинд. – Операция «Ход конем» не может знать срывов, ибо все продумано до конца. Памятник доблести нашего флота после войны поставят, конечно, не в Киле или в Гамбурге – место ему на скале Нордкапа!

Шнивинда пугали сейчас не английские авианосцы, а скорее авиация Геринга. Горький опыт содружества флота с люфтваффе приучил немецких моряков бояться своих самолетов. Хваленые асы Германии совсем не умели отличать корабли противника от своих кораблей, топя их столь жестоко, что если оставался в живых хоть один человек из команды, то и тогда Редер с ядом говорил Герингу:

– Большое спасибо от флота, рейхсмаршал!

Сейчас, чтобы пилотам все стало ясно, Шнивинд велел спешно красить на крейсерах орудийные башни в отчетливый рыжий цвет, а на палубе «Тирпитца» малярная команда рисовала гигантскую свастику – черно-бело-красную, чтобы ее сразу заметили с неба…

Редер из Киля запросил метеосводку.

– Отвечайте ему, – велел Шнивинд, – что в океане держится туман, как сливки. Мы не можем увидеть караван с воздуха. Однако синоптики пророчат в скором времени прояснение…

Самолет германской разведки вслепую оторвался от поля аэродрома. В полете – прямом, как полет одичалой вороны, – он стал опустошать подвесные бензобаки. Высосав горючее до дна, самолет бросал баки в океан; по инерции они еще долго летели рядом с крылом, потом, плавно оседая, начинали свое падение в бушующее море. Баки были устроены так, что сразу же тонули: никаких следов в море.

«Нет, здесь никто не пролетал!»

– Еще туман… туман, – докладывал пилот. – Вот уже лечу в разреженном. Вы меня поняли? Я говорю – здесь уже чище… Да, да! Скоро увижу караван… Вот он, я увидел его! Контакт есть …

– Облетайте караван по кругу, – приказали из Нарвика.

Как это бывало не раз, англичане вступили в радиопереговоры с самолетом противника. Обычно начиналось состязание в остроумии, и пальма первенства не всегда доставалась Англии.

– Эй, парень! – кричали радисты кораблей. – У нас закружилась голова от твоих петель. Покрутись немного обратно, чтобы у нас раскрутились шеи…

– Потерпите, – вежливо отвечал с неба немец. – Я не стану вам долго мешать. Сейчас улечу обратно, а вы ждите моих приятелей. Они уже начисто открутят вам головы.

Юмор неважный… А самолет-разведчик уже принес смерть!

Полет этот был проделан немцами в полдень 1 июля.

Теперь, когда конвой обнаружен, англичане решили, что сохранять радиомолчание бессмысленно. Эфир взорвало каскадами длинных передач по нескольким адресам сразу. Немецкие перехватчики трудились в поте лица, все текущее с моря немцами тут же расшифровывалось (это был большой успех фашистской криптографии)…

– Спасибо англичанам за их внимание к нашим заботам, – сказал Шнивинд. – Теперь все пойдет гораздо проще. Пристегивайте к этим болтунам наши подлодки.

С моря подошли германские субмарины и пристроились к тылам конвоя. Линейные силы эскадры Дж. Товея шли западнее; с лодок, помимо транспортов, видели сейчас только эсминцы сопровождения Брума; крейсера же сэра Хамильтона проходили севернее (еще не замеченные немцами). Иногда в тумане подлодки теряли караван, но жирные пятна нефти, оставленные кораблями на волнах, и задымленная атмосфера над морем помогали немцам снова находить караван в океанском безбрежии. В штабы летели их краткие сигналы:

«06.17. Контакт потерян…»

«11.38. Контакт восстановлен…»

Шнивинд передал «волчьей стае» приказ:

– Вцепитесь в нефтяной шлейф и держитесь за него. Сейчас главная задача – не атаки, а лишь слежение. Не вступая пока в боевой контакт, не теряйте контакта визуального и акустического. Желаю удачи вам, мальчики! Сам гениальный фюрер следит за каждым оборотом ваших винтов…

«Мальчики» крепко вцепились в грязный шлейф каравана. Опытные кадры Деница уже были повыбиты – средний возраст немецких подводников составлял тогда 21 год. Их боевую подготовку нельзя признать блестящей, но они были нахальны, напористы и безжалостны… Их длинные волосы и яркие цветные платки почему-то особенно бесили американцев. Застав какую-нибудь лодку во всплывшем положении, азартные янки кидались на абордаж. Дрались даже ящиками и бутылками. А пылкие пуэрториканцы метали в гитлеровских офицеров ножи, словно в цирке.

Фишер снова появился на пороге кабинета Головко, и лицо британского атташе было теперь озабочено.

– Я, кажется, говорил вам, адмирал, что из Хваль-фьорда вышло всего тридцать семь транспортов с грузами.

– Да, да.

– Но, кажется, четыре уже вернулись – один из-за поломок в машинах, другие не выдержали сжатия во льдах.

– Минус четыре. Продолжают движение тридцать три?

– Да, тридцать три… Маленькая неприятность, – поморщился Фишер, прищелкнув пальцами. – Дело в том, что РQ-17 уже засекла воздушная разведка противника.

– А точнее?

– Точнее, – отвечал Фишер, – немцы с этого момента не выпускают РQ-17 из поля своего зрения…

Помолчали. Где-то вдали выла сирена подлодки.

– Простите, адмирал, – начал Головко, – а что докладывает ваша разведка о германских линейных силах группы «Норд»?

– О, за ними мы следим как курица за цыплятами, – отвечал Фишер с улыбкой. – Впрочем, когда нет новостей о противнике, то это уже хорошая новость…

– Не всегда так, – нахмурился Головко. – Что делать, если нашей авиации мешает туман. Вся северная Норвегия словно закрыта белым одеялом. «Спитфайры» не могут разглядеть, что творится на якорных стоянках немцев…

Арсений Григорьевич пришел к выводу, что контрадмирал Фишер действительно мало что знает. «Не делай этого, Дадли!» был далеко отсюда, и Британское адмиралтейство сообщит своему атташе лишь то, что сочтет нужным. И оно скроет именно то, что сочтет нужным скрыть от своих союзников.

– Ну ладно, – сказал Головко, пожимая руку Фишеру. – Пока у нас нет причин для опасений… Будем надеяться на лучшее!

В полночь радиостанция Полярного уловила трепетные сигналы из вражеских вод. Лунин сообщал, что его подводный крейсер новую боевую позицию занял, на лодке все исправно, настроение у команды ровное, деловое, хорошее. Впрочем, о настроении он мог бы и не докладывать – Лунин сделал это вроде бы умышленно. Казалось, он хотел этим сказать: после шести потерь моя «К-21» не считает себя кандидатом в седьмую…

Приняв текст от дежурного по штабу, Головко сказал ему:

– Идите. Ответа не будет. На «двадцать первой» и не ждут ответа… Для них все уже ясно!

Ну что ж. Пока все складывается не так уж плохо для нас.

«Как-то там Дадли? Не делает ли Дадли того, чего не стоило бы делать этому Дадли?.. Ты не делай этого, Дадли!»