Протяжный и нарастающий свист снаряда. Взрыв один, второй… Неподалеку от березы, на подъеме, Антон Калина повернул коня и, размахивая рукой, что-то крикнул. Партизаны вскочили и побежали, они обошли заминированный участок дороги и скрылись в небольшой лощине. Злобич знал, что гитлеровцы их сейчас не видят, но снаряды продолжали лететь один за другим.

— Наглецы! Видишь, как они подгоняют Калину, — взглянул Злобич на Новикова. — Преследуют по пятам.

— Думают, что партизанская оборона окончательно прорвана, вот и прут…

Снаряды стали рваться реже. Почти через, каждые пять минут они поднимали на дороге столбы земли. Вскоре промежутки между взрывами заполнились автоматной стрельбой: продвигаясь, гитлеровцы обстреливали левую и правую стороны дороги — лес, кустарник — все, где только, по их расчетам, могли притаиться партизаны.

— Для уничтожения боковых дозоров противника люди направлены? — спросил Новиков.

— Да.

— Все с бесшумками?

— Нет, наконечников мало. Дано распоряжение стрелять тем, у кого есть бесшумки. — Злобич опустил бинокль, добавил: — Давай, комиссар, в укрытие…

Они спустились на дно окопа, предназначенного для стрельбы стоя. От окопа тянулся метров на двадцать ход сообщения, замаскированный мхом и еловыми ветками, на поверхность он выходил в кустарнике.

Злобич рукой позвал Турабелидзе.

— Скачи к Калине. Передай — пусть часть своих людей расположит вон там, возле трех сосен.

— Есть!

Турабелидзе побежал, а комбриг с комиссаром снова стали наблюдать за дорогой. Теперь уже и без бинокля все можно было отчетливо рассмотреть.

Впереди вражеской колонны двигалось десятка три лошадей. Они бежали несколькими рядами, занимая дорогу от одного кювета до другого. На них сидело человек десять верховых: это были деревенские ребятишки.

— Ай-ай! — удивленно и гневно воскликнул Злобич. — Видишь, какое прикрытие устроили себе, сволочи, думают спастись этим от партизанских пуль и мин!

— Не удастся. Все равно мы перехитрим!

Лошади рысью бежали по дороге, горячились. Они настороженно — шевелили ушами, испуганно косили глазами по сторонам.

Следом продвигалась колонна противника. Впереди шли два танка и броневик, потом длинный ряд автомашин. В кузовах грузовиков ехали, стоя во весь рост, автоматчики. Позади некоторых грузовиков катились на прицепах мелкокалиберные пушки. Замыкалась колонна, как заметил Злобич, двумя легковыми машинами и броневиком.

— Видишь, Иван Пудович, что нам бог послал?

— Да, большую свору…

— Может, у них там еще что-нибудь есть? Позвони на левый фланг, узнай.

Новиков торопливо прошел по траншее возле Всеслава и Сандро, которые шепотом о чем-то спорили, и через минуту был в «штабе» — просторной яме под елкой, где находился Столяренко с телефонистом и радистом. Здесь он пробыл не больше трех минут, позвонил на наблюдательный пункт и вскоре вернулся к Злобичу.

— Вся колонна перед нами. Сзади нее ничего нет. Боковые дозоры противника уже сняты.

— Ладно. Значит, бой, в сущности, начался.

Голова колонны медленно, устало поднималась в гору, а хвост ее стремительно катился к мосту, напирая на передних. Растянувшись на километр в длину, колонна находилась теперь в дорожной выемке, которую Злобич шутя назвал корытом. Гитлеровцы ехали по дну этого корыта, с тревогой посматривая на его крутые берега и беспрерывно стреляя. Пули свистели над головами партизан, и Злобич беспокоился: не начали бы партизаны стрельбу, не выдали бы себя преждевременно? Ему казалось, что эти минуты перед боем — самые тревожные и мучительные для него и для всех. Об этих минутах он думал, когда вместе с Камлюком составлял план засады, когда два часа тому назад размещал тут людей и ставил почти перед каждым отделением определенную задачу. Понятно, что от этих минут зависело многое: и выигрыш боя, и дальнейший путь всех людей бригады, всего соединения.

Злобич не переставал беспокоиться о судьбе несчастных мальчиков, ехавших на лошадях… Если не принять мер, этим ребятишкам осталось жить столько времени, сколько нужно, чтобы пробежать трусцой каких-нибудь двести шагов. На большаке противотанковый ров, сверху застланный жердями, ветками и замаскированный землей под цвет дороги; кони провалятся в него и взлетят на воздух вместе со своими ездовыми. Надо во что бы то ни стало спасти этих мальчиков. Жаль и того, что ров, предназначенный для танка, не выполнит своей роли. Надо что-то предпринять. А может, полоснуть огнем над головами лошадей, когда они подойдут ко рву? Лошади тогда рванутся в сторону с дороги, танк же, конечно, не остановится, он откроет огонь и ринется вперед.

Злобич позвал Турабелидзе.

— Сбегай к Калине. Передай — всадников не допускать до рва. Дать огонь над конями, согнать их с дороги, ров — танку. Беги! — и взглянул на комиссара: — Ну, Иван Пудович, благослови, сейчас начнем.

Злобич подождал еще некоторое время, посмотрел на перевал дороги — мальчики приближались ко рву, перевел взгляд на мост — по нему медленно проходили автомашины.

— Давай! — кивнул он Новикову и вытянул руку над головой. — Ну?!

Щелкнули ракетницы. Две зеленые ленты устремились в небо.

Некоторое время царила тишина. Ни одного выстрела. Казалось, все — и партизаны, и гитлеровцы, — не отрываясь, смотрят на зеленые ракеты и, увлеченные их красотой, забыли, что надо начинать бой. Но это был короткий миг.

Еще дымились отброшенные на край окопа ракетные гильзы, а Злобича уже обдала волна вспыхнувшего боя. Левая и правая стороны дороги ожили, загрохотали. Вниз полетели гранаты, пулеметно-автоматная и винтовочная стрельба заполнила все вокруг. Казалось, обочины дороги, молчаливые и угрюмые до этого, двинулись навстречу друг другу, чтобы задушить колонну гитлеровцев.

Злобич окинул взглядом седловину дороги и отчетливо увидел результаты неожиданного удара. В его темных глазах блеснула искорка радости, когда он заметил, как за мостом загорелось несколько автомашин.

— Смотри, Иван Пудович, что там вытворяет Янка Вырвич, — восторженно воскликнул Злобич, показав рукой на хвост вражеской колонны. — Ну и ловкий хлопец! Вчера он захватил у фашистов целую машину горючего, а сегодня этим горючим поливает их головы…

— И хорошо поливает! — усмехнувшись, подхватил Новиков. — Говорят, он все бутылки в Родниках собрал.

— Сто пятьдесят штук зарядил бензином. — Злобич перевел взгляд на голову колонны и вдруг снова воскликнул: — Смотри, Иван Пудович!

Было видно, как лошади, которые сначала сгрудились в табун, теперь стремительно рванулись с дороги. Проскочив кювет, они вихрем взлетели на обочину большака и пустились к речке. Их седоки в один миг очутились на земле: кто упал, а кто сам соскочил. Не интересуясь своими лошадьми, они торопливо разбежались кто куда.

Теперь Злобич сосредоточил все свое внимание на противотанковом рве. Он с горечью видел, что его расчеты начинают рушиться. Когда лошади рванулись с большака, с левой стороны дороги поднялись несколько партизан и метнули связки гранат. Танк остался невредим, ею партизаны обнаружили себя. Перед самым рвом танк сделал разворот, на третьей скорости перелетел кювет и со страшным ревом, будто разъяренное чудовище, вскарабкался по откосу на придорожный холм, оказавшись в расположении партизанской обороны. Правда, ров сыграл свою роль: в него полетел броневик, но это не особенно обрадовало Злобича. Он подумал, что лучше был бы цел броневик, только бы не было танка над партизанскими траншеями. Этот танк заслонил перед комбригом первые успехи боя. Стальное чудовище развернулось и, поливая все вокруг пулеметным огнем, двигалось над дорогой, разрушало под собой окопы и траншеи. Было видно, как к нему перебежками и ползком торопились от автомашин солдаты. События в этом месте большака приковали к себе всеобщее внимание.

— Борис, я ушел! — кивнул Новиков головой в сторону трех сосен и, не ожидая ответа, побежал. — Малявка, гранаты!

— Перебрось туда пушку! — крикнул вслед ему Злобич и тревожно посмотрел на мост, думая, что, может, и там обстановка осложнилась.

Но, к своему удивлению, он увидел, что на большаке, по ту сторону моста, бой подходит к концу. Броневик, шедший в хвосте колонны, с развороченным передком беспомощно уткнулся в дорогу. Пламя охватило две легковые и три грузовые автомашины. Бели бы не суета людей и не взрывы боеприпасов, можно было бы подумать, что это горят копны сена, которые чудом очутились на дороге.

Из-за моста долетело громкое «ура». Это партизаны после первого сокрушительного удара высыпали на дорогу и в рукопашной схватке добивали уцелевших от гранатного боя вражеских солдат.

Кипел бой и по эту сторону ручья. Недалеко от моста пылала последняя грузовая автомашина. Прячась от партизанских пуль, солдаты бросались в кюветы, в придорожные ямы, ползли на крутые пригорки, готовы были забраться в любую щель, но всюду их встречала неумолимая смерть. По краям дороги время от времени раздавались взрывы — рвались мины в кюветах и ямах. Поняв хитрость партизан, солдаты не знали, куда деваться, и в панике метались по дороге. А сверху, с пригорков, не переставал сыпаться свинцовый град.

— Попались!

По лицу Злобича скользнула усмешка. Но он насторожился, когда перевел взгляд на левую сторону дороги. Там обстановка еще более ухудшилась. Следом за первым танком на обочине появился и второй, а за ним — около десятка солдат. Один танк шел над дорогой по пригорку, второй — вдоль леса. Противник хотел охватить окопы и траншеи с двух сторон. Стреляя, оба танка шли почти параллельно, защищая друг друга пулеметным огнем. За танками, прикрываясь их броневыми телами, спешили солдаты-автоматчики. Их свинцовые очереди прошивали все придорожье, сковывали партизан, пытавшихся приблизиться к танкам и забросать их гранатами.

Злобич видел, как бойцы отряда Калины один за другим выскакивали из окопов и бежали к лесу. И это те люди, которые двое суток стояли насмерть в бою на этом же большаке. Обида жгла сердце. «Ах, черти! — хотелось крикнуть им. — И не такое ведь переносили, а тут на тебе — растерялись».

Он бросился наперерез отступающим. И достаточно было его появления, чтобы люди повернули обратно в окопы.

— Давай, давай скорей! — услышал он голос Новикова.

Злобич оглянулся. Четверо партизан катили перед собой сорокапятимиллиметровую пушку. Обливаясь потом, им помогал Новиков.

— Стой!.. К бою!..

Пушка в упор начала бить по танку, шедшему вдоль леса. Один снаряд разбил башню, второй — гусеницу. Пламя широким языком лизнуло темно-серые бока машины и побежало по всему корпусу. Танк горел, но артиллеристы, словно боясь, что это чудовище, как сказочный змей, может ожить, выпустили по нему еще несколько снарядов — трудно было сдержать свою ярость.

— Танк справа! — крикнул Злобич орудийному расчету.

Его никто не услышал, он устремился было к пушке, ко артиллеристы сами заметили опасность. Танк был совсем близко от них, он крошил под собой кустарник и, стреляя из пулемета, с грохотом несся к опушке леса. Партизаны мгновенно повернули пушку, но поняли, что стрелять поздно — танк был слишком близко.

— Гранаты! — крикнул Новиков и вместе с другими отскочил за деревья.

Раздался сильный взрыв. Из башни танка забило пламя с черными клубами дыма. Гитлеровские автоматчики шарахнулись в сторону и побежали к лесу. Им навстречу выкатились ряды партизан.

— Ура-а-а!..

Это грозное слово могуче летело теперь над большаком, перекатывалось по лесу. Партизаны высыпали на дорогу, добивая остатки колонны противника.

— Сандро! — крикнул комбриг и, подставив колено под планшет, написал на вырванном из блокнота листке: «Прорыв совершен. Злобич». — На рацию! Камлюку!