Заседание бюро райкома затягивалось. Камлюк рассчитывал, что оно продлится минут пятьдесят, не больше, а прошло уже часа полтора. В землянке было страшно дымно, окурки не помещались в «пепельнице» — банке из-под консервов. Дым плавал над столом, над головами людей, вокруг лампы, прикрепленной к стене. Хотелось открыть форточку, но этого нельзя было делать: ни одно слово не должно вылететь из землянки.

Посредине стола, рядом с пепельницей, лежала сотенная пачка папирос. На упаковке красовалось слово «Казбек». Это слово будто владело теперь какой-то искушающей, притягательной силой. Да и не удивительно. Тот, кто хоть раз затягивался дымом мха или дубового листа, кто стоял «в очереди», чтобы сделать хоть одну затяжку самосада, тот поймет, что значили сейчас для партизан эти папиросы. Камлюк усмехнулся, поглядывая на пачку «Казбека». Ему вспомнилась сцена, которую он сегодня утром наблюдал на аэродроме: партизаны спокойно перевозили грузы, доставленные самолетом, и вдруг обнаружили несколько ящиков вот этих папирос — ну и радость была!

Курили все. Не удержался даже Гарнак, тот самый Гарнак, который в одну из кризисных для курильщиков минут сказал: «Только раз держал в зубах эту гадость: на своей свадьбе, спьяна; после того — точка». Что ж, видимо, неспроста потянуло теперь Гарнака к папиросе.

Сегодня обсуждался план самого крупного в истории партизан Калиновщины удара по врагу, поэтому каждый считал обязательным для себя изложить свои соображения. Сообщение о плане, сделанное начальником штаба Мартыновым, было выслушано с глубоким вниманием. Хотя замысел командования еще задолго до этого был известен всем членам бюро, однако теперь он, детально разработанный, по-новому волновал присутствующих.

После всех выступил Струшня. Его, как заместителя командира соединения по политической работе, больше всего волновал вопрос о роли агитаторов и пропагандистов во время подготовки и проведения боевой операции.

— У нас есть значительный опыт агитационно-массовой партизанской работы. Особенно хорошо наши агитаторы показали себя в последнее время. Как известно, врагу не удалось втянуть наших юношей и девушек в свои авантюрные планы… Сейчас мы согласовываем на бюро план новой боевой операции. План этот значительный, составлен продуманно, и теперь наша задача — успешно его выполнить. Несомненно, наши агитаторы и пропагандисты как следует помогут командованию и в этот раз.

Когда Струшня умолк, Камлюк быстрым взглядом окинул присутствующих и спросил:

— Больше никто не хочет говорить?.. Никто. Значит, все понятно… Замечания к плану были дельные, мы их учтем. Мне подытоживать выступления, пожалуй, и нет нужды, тем более, что до совещания командного состава осталось… — Камлюк взглянул на часы, — одиннадцать минут… Голосую. Кто за одобрение плана?.. Единогласно… Всё. Заседание бюро закрыто.

— Кузьма Михайлович! — поднимаясь из-за стола, вдруг воскликнул Гарнак. — Есть объявление!

— Давай!

Все остановились, не сводя глаз с Гарнака. А он не торопясь взял со стола свою недокуренную и давно погасшую папиросу, кряхтя, положил ее себе на плечо и серьезным тоном проговорил:

— Есть предложение: каждому вынести свои окурки.

Все захохотали.

— Ах, чтоб ты здоров был! — сквозь смех воскликнул Камлюк, уходя на вторую половину землянки.

После короткого перерыва собралось совещание командного состава. На нем присутствовали только командиры и комиссары отрядов и руководящие работники штаба соединения.

Просторная, разделенная на две половины землянка, служившая Камлюку и Струшне и штабом и жильем, теперь, когда ее заполнило полтора десятка людей, казалась не такой уж свободной. Участники совещания собрались в передней половине. Усаживаясь на скамьи и табуретки, они громко разговаривали друг с другом. Поддубный рассказывал своему соседу — комиссару отряда Якима Ганаковича — анекдоты про Гитлера, и оба хохотали. Бойкий, с вихрастым чубом, Михась Зорин штурмовал Гарнака, требуя переделить отбитые общими усилиями у оккупантов хомуты. Злобич рассказывал Корчику о конструкции очередной самодельной мины, которую ему пришлось недавно видеть у партизан соседнего района.

От разговоров и смеха было шумно. Но все сразу умолкли, как только из соседней половины землянки вошли Камлюк, Струшня и Мартынов. Командиры и комиссары отрядов дружно вскочили со своих мест. Послышался звон оружия, шорох подошв, где-то возле порога со стуком перевернулась табуретка.

— Садитесь, товарищи! — кивнул головой Камлюк.

Он остановился возле стола и окинул присутствующих вопросительным взглядом. Этим взглядом, как подумалось Злобичу, Камлюк спрашивал: «Ну, как настроение, друзья? Хорошо ли подготовились к очередному большому бою?» И, будто получив на свой вопрос положительный ответ, Камлюк, как опять показалось Злобичу, остался доволен.

— Начнем! — проговорил он и снова окинул взглядом присутствующих; на этот раз взгляд его был спокойным и задумчивым. — Прежде чем переходить к конкретному делу, хочется сказать слово о том, что нас так волнует и радует в эти дни… Сталинград выстоял. Под его стенами оказались разбитыми триста тридцать тысяч гитлеровских вояк. Наша армия идет на запад. От имени командования соединения и райкома партии поздравляю вас с этой исторической победой!

Со скамеек поднялись командиры и комиссары и бурно зааплодировали. На их лицах светилась радость и гордость за силу Советской Армии! Все хорошо представляли себе, что означает эта победа, этот перелом в ходе войны, и потому так горячо поздравляли друг друга. От выкриков и аплодисментов, казалось, дрожали не только стекла в окнах, но и вся штабная землянка. В разгар обшей радости вдруг всех осветила вспышка магния — это Струшня, выбрав удобный момент, сделал фотоснимок.

Когда шум затих, Камлюк продолжал:

— Нам выпала возможность и честь боем отсалютовать сталинградской победе. Командование центра одобрило нашу просьбу о разгроме вражеского гарнизона в Калиновке. План операции рассмотрен и утвержден на бюро райкома партии.

И снова вспыхнули аплодисменты. Камлюк вынул из ящика стола большой лист бумаги и приколол его иголками к стене, недалеко от лампы. Все увидели перед собой карту районного центра и прилегающих к нему окрестных деревень. Камлюк одернул гимнастерку, поправил ремень и, ткнув карандашом в карту, сказал:

— Как видите, это наша родная Калиновка. В ней теперь находится больше батальона вражеских солдат и полицейских. Есть артбатарея, танковая рота, много пулеметов и минометов. Все подходы к Калиновке пристреляны, во многих местах заминированы. Добавлю, что караульную службу враг несет довольно бдительно. Словом, разбить гарнизон — дело нелегкое. Но нам надо разбить его во что бы то ни стало. Как-то у меня один чудак спросил, стоит ли нам забирать Калиновку, все равно, говорит, гитлеровцы могут собраться с силами и отбить ее назад. Странный вопрос, правда?

— Бессмысленный! — крикнул от порога Поддубный. — За такие вопросы надо по морде бить!

Все захохотали. Камлюк подождал, пока станет тихо.

— Относительно мордобития, дорогой Сергей Прокопович, разговор особый, — он перевел свой насмешливо-шутливый взгляд с Поддубного на Мартынова. — Какую применить меру наказания в данном случае — об этом нам может дать юридическую консультацию Павел Казимирович… Но не будем отвлекаться шутками… Нам, друзья, важно дать оценку подобным нелепым вопросам. И Сергей Прокопович сказал правильно: действительно, подобные вопросы бессмысленны, более того, вредны, — Камлюк вдруг помрачнел, нахмурился. — Если бы мы все так относились к партизанской борьбе, то трудно сказать, что это была бы за борьба. К нашей чести, мы придерживаемся не пассивной, а активной, наступательной тактики. Это тактика всех советских партизан. В Белоруссии больше половины территории находится под контролем партизан. Десятки районов нашей республики полностью очищены от оккупантов и живут свободной советской жизнью. О чем это все свидетельствует? О том, что наша тактика — наступательная, что она правильная. Этой тактики мы придерживаемся и сегодня, когда решаем вопрос о наступлении на Калиновку. Калиновка — важный стратегический пункт. Выбьем врага из этого стратегического пункта! В Калиновке есть большие склады с боеприпасами, с товарами и продуктами. Там много живой силы врага. Захватим эти склады, уничтожим гитлеровцев! В Калиновке находится часть молодежи, согнанной для отправки на каторгу в Германию. Освободим эту молодежь! Освобождение Калиновки важно для поднятия морального духа трудящихся и партизан, для дальнейшего развертывания нашей борьбы. Сделаем Калиновку важной базой не только партизан нашего района, но и соседних районов!

Камлюк на некоторое время умолк. Он задумчиво прошелся по землянке, потом остановился, пытливо взглянул на командиров, словно хотел разгадать, что каждый из них сейчас думает.

Мы не раз обстреливали Калиновку с расчетом измотать нервы фашистам. Особенно часто мы беспокоили их в последние дни. Из этого они сделали для себя вывод, что мы рано или поздно попытаемся серьезно ударить по городу. И еще, как мне стало известно, они считают, что мы скорее всего будем наступать ночью. Что ж, пусть считают, как им хочется. Мы же постараемся сделать иначе. Рауберман и все его головорезы думают, что партизаны смелые только ночью. Опровергнем! Дальше. Они думают, что мы пойдем только штурмом — видите ли, для них это удобная мишень. Что ж, штурм будет, только не такой, на какой они рассчитывают. Мы способны штурмовать, но способны и хитрить. И в этот раз мы полностью воспользуемся нашей партизанской хитростью.

Командиры слушали сосредоточенно. Они даже не оглянулись на Поддубного, когда у того неожиданно стряслась беда — с треском развалилась табуретка, на которой он сидел. На это обратил внимание только один Камлюк. «Медведь», — подумал он, бросив насмешливый взгляд на Поддубного.

— План операции разработан подробно. Первую скрипку в этом бою будут играть бойцы бригады Гарнака — комсомольско-молодежный отряд.

Среди командиров пробежало сдержанное волнение. Они переглянулись, бросая завистливые взгляды в сторону Гарнака. Но никто не перечил, каждый знал, что Камлюк всегда объективно и вдумчиво взвешивает все и только потом определяет, точно и правильно, место в бою для каждого отряда. «Семь раз примерь, один раз отрежь» — это одно из главных правил Камлюка. Все проводимые им боевые операции подготавливались долго и продуманно. И потому не случайно, что они завершались успехом.

— Два дня — на подготовку. Затем ночью — незаметный и бесшумный марш. До рассвета мы должны сосредоточиться у Калиновки. Конкретно где, как и что — узнаете из приказа. У нас будет ударная группа из бригады Гарнака, она первой начнет бой. Ее огонь — сигнал. Затем заработают минометы отряда Поддубного. Задача — покромсать вражеские дзоты и траншеи на зареченской окраине Калиновки. Вслед за огневым валом стрелки и автоматчики Гарнака тронутся вперед, завяжут уличный бой. Фашисты, безусловно, бросят против них почти все, что имеют, и тем самым оголят свою оборону на остальных окраинах города. А нам это и нужно. Тогда все наши основные силы врываются в Калиновку с трех сторон… В бой необходимо пустить все оружие. Главное же — внезапность, стремительность и натиск. И еще — дисциплина, сохранение тайны! Перед маршем в каждом отряде должны быть проведены партийные и комсомольские собрания, беседы. Все надо мобилизовать, поставить на ноги, чтобы выполнить задачу с успехом… — Камлюк наклонился к Струшне и Мартынову, сидящим справа за столом, о чем-то с ними посоветовался и потом закончил: — За последние ночи нам подбросили с Большой земли много автоматического оружия, гранат. После совещания дайте заявки… Вот так. Ну, а теперь у кого какие вопросы?

Камлюк подкрутил фитиль в лампе и сел за стол.

Стали выступать люди из отрядов.