© Плещеева Д., Федотов Д., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

Несколько мгновений не могла понять, что же разбудило ее – то ли порыв теплого ночного ветра, ворвавшийся в спальню и взметнувший полог над ложем, то ли голос во сне. Люси приоткрыла глаза – тонкий шелк действительно слегка колыхался, по чуть-чуть пропуская внутрь свежее дыхание августовской ночи.

Август!.. Господи, сегодня же ровно четыре года, как не стало его – единственного из многочисленных любовников и покровителей, который по-настоящему ранил сердце Люси. Ранил и предал! Неотразимый мерзавец, первый герцог двора его величества Джордж Вильерс Бэкингем… Так вот кто ей приснился, и с того света не дает покоя!..

Сон пропал окончательно. Люси посмотрела через плечо на разметавшегося совершенно по-детски и сладко посапывающего Фердинандо. Мальчишка ведь еще, но какой превосходный любовник! При воспоминании о том, что он с ней проделывал несколько часов назад, у Люси сладко заныло внизу живота. Она совсем уже было решила разбудить юношу, но вдруг передумала.

Мальчик еще не привык к своей роли. Все-таки десять лет разницы в возрасте запросто могут отпугнуть его, особенно если проявить излишнюю любовную активность. «А рисковать я не могу – и так слишком времени и сил потратила, пока приручила этого шотландского жеребца. Как бы не удрал! Нужно все делать не торопясь, тогда денежки его отца, графа Хантингдона, в будущем будут долго и исправно перетекать в мои руки…»

«Кстати, о деньгах, – пришла неприятная мысль. – Будущие доходы – это, конечно, хорошо, но ведь и сейчас жить на что-то надо!»

Люси вздохнула, поняв, что от очередного унижения – слезливого письма законному супругу, графу Карлайлу, не отвертеться. И лучше покончить с этим прямо сейчас, не откладывая, чтобы не портить себе настроение на весь следующий день.

Она осторожно выскользнула из-под набитого невесомым лебяжьим пухом одеяла, облачилась в роскошный венецианский пеньюар из нежно-зеленого бархата прямо на голое тело и домашние мягкие туфли такого же цвета и направилась в кабинет.

Однако просидела не менее четверти часа, прежде чем взялась наконец за перо. Письмо не складывалось. Следовало подойти к неприятной теме осторожно, деликатно, издали, как полагается образованной светской даме. Но какая, к черту, деликатность, если впору завопить, как торговка рыбой с рынка Боро:

– Деньги кончились, немедленно пришлите денег!

Жизнь в Лондоне дорогая, и муж, казалось бы, должен это понимать. Но графу Карлайлу, похоже, все равно, на какие средства живет супруга. Сидит себе в охотничьем поместье где-то за Оксфордом, зазвал туда пару старых приятелей и развлекается тем, что разводит спаниелей. И это – бывший посланник его величества короля Карла при французском дворе!

Как же вышло, что у графа Карлайла испортились отношения с нынешним королем? Люси задумалась: она как-то проворонила тот момент, когда еще можно было что-то исправить… Более двадцати лет Джеймс Карлайл был фаворитом покойного короля Иакова Стюарта. Монарх оплачивал его долги, щедро жаловал ему престижные должности при дворе, подыскал богатую невесту, посылал с важными поручениями во Францию и германские княжества. Граф привык жить на широкую ногу. Когда же, овдовев, он женился на Люси Перси Хэй, то и ее к тому же приучил.

И что в итоге? Сперва, после коронации Карла, все шло по-прежнему, граф даже был послан с важным заданием в Лотарингию и Пьемонт – тогда юный король, во всем следуя политике покойного отца, хотел настроить их против кардинала Ришелье. Кто и что наговорил там драгоценному супругу?.. Люси не знала. Помнила только, как, вернувшись, Джеймс посоветовал королю заключить мир с Испанией и начать военные действия против Франции. И это после позора под Ла-Рошелью! Неудивительно, что к такому «мудрому совету» юный Карл не прислушался, а умные люди при дворе намекнули, что лучше бы достопочтенному лорду не заниматься делами, в которых он ничего не смыслит… Супруг немедленно надулся и удалился к себе в имение, совершенно позабыв, что в Лондоне у него проживает законная супруга – молодая, полная сил женщина, и ей-то в высшем свете как раз все рады!

Деньги нужны, очень нужны деньги!.. Лечь в постель со знатным кавалером – это же огромная прореха в кошельке у дамы! Это – дюжина новых платьев, драгоценности, о которых всему свету известно, что они куплены, а не взяты напрокат. Это – батистовое белье, наконец. При мысли, сколько берут вышивальщицы за самую скромную сорочку, волосы встают дыбом! А еще ведь нужно обновить свой винный погреб, сделать запас шоколада и пряностей. О таких мелочах, как отороченное кружевом постельное белье и ароматические свечи, уже и речи не идет.

Но пока кошелек пуст, а список долгов – длиной в милю. Портным, ювелиру, торговцам, тем же вышивальщицам… И когда еще расходы Люси начнет оплачивать этот пылкий жеребец, что сейчас безмятежно сопит в ее постели? Вдобавок и роман их – тайный, а значит, Фердинандо даже не может открыто делать Люси подарки! В общем, пока суть да дело, надо как-то выкручиваться.

Белый лист ждал разумных слов. И Люси наконец обмакнула перо в чернильницу.

«Сэру Джеймсу Хэю, графу Карлайлу, моему супругу…» – вывела она в правом верхнем углу листа и задумалась. Писать изящные записки придворным она умела, а вести переписку с мужем, от которого нужны деньги и только деньги, – нет. А ведь когда-то, чуть ли не двадцать лет назад, она была им очень увлечена. И хранила верность довольно долго, целых четыре года, пока ее не сбил с толку милорд Страффорд, только что похоронивший молодую жену, умершую от лихорадки. А потом появились другие…

Люси вздохнула: в сущности, из всей этой яркой и разноликой плеяды лишь герцог Бэкингем стал для нее настоящей первой любовью. С ним она испытала и восторг, и острую ревность, и… яростную радость при известии о его смерти.

А этот мальчик… Надо будет при случае аккуратно поспрашивать во дворце, почему Генри Гастингс, граф Хантингдон, глава Северного совета Англии, дал сыну имя Фердинандо. Совершенно испанское имя, но на испанца этот шотландский жеребчик не похож ни в каком отношении. Мордашка, конечно, миловидная, но того всевластного обаяния, которое привлекало к милорду Бэкингему всех – и мужчин, и женщин – нет и в помине. В Джордже пылало некое внутреннее пламя, и на этот призывный, опасный свет все летели, как ночные бабочки. А Фердинандо хорошо сложен, немного полноват, но не обделен мужской силой и страстью; когда-нибудь он станет хорошим мужем и отцом многочисленного семейства, но не более того. Стремления ввысь пока не замечено. Как будто мальчик решил, что немалых папиных денег вполне достаточно для счастливой жизни.

Иная женщина, пожалуй, могла бы в него влюбиться. Но только не Люси!.. Как прикажете любить молодого человека, в котором нет главного – стремления к жизни, полной риска, отваги и побед? Такой вряд ли добьется приличного положения при дворе, больше надеясь на отцовскую протекцию. Спать с таким еще можно, любить же такого – сложно…

И как же угнетает необходимость все проделывать тайно! При французском дворе дамы открыто заводят любовников, а Лондон захлестнула невесть откуда взявшаяся, новомодная высокая нравственность. Король верен королеве, королева верна королю, и на этом основании от всех придворных также требуется супружеская верность. Просто уму непостижимо!..

Но как же все-таки перейти к вопросу о деньгах?

Если бы речь шла о деньгах на хозяйство, Люси послала бы миссис Уильямс продать одно из старых платьев, или кружева, или порядком поднадоевший жемчуг. Но денег требовалось очень много. Мало ей было долгов, так Люси еще заказала свой портрет Энтони ван Дейку. Проклятый мазила берет бешеные деньги, а заказывать кому-то другому просто неприлично, весь двор торчмя торчит в его мастерской. Еще бы – любимчик его величества! Не иметь собственного портрета работы ван Дейка теперь просто неприлично – моментально станешь при дворе общим посмешищем. А если вовремя не заплатить мазиле за портрет, тем более засмеют…

Впрочем, деньги на хозяйство все равно постоянно требуются. Так что пусть его светлость граф Карлайл припомнит, что из его прежних владений еще не продано и не отдано в заклад!

– Господи, сжалься надо мной и пошли мне толику денег! – сказала Люси, бросив взгляд на каминную полку, на которой в одиночестве ожидала своей участи китайская ваза, расписанная драконами и цветами, и переведя взор вправо, на распятие. – Господи, всего-то тысячу… нет, полторы… лучше две тысячи фунтов. И мне бы не пришлось унижаться перед лордом Карлайлом! А потом обо мне позаботится Фердинандо. Я с ним справлюсь, Господи… И ведь мне же еще людей моих кормить надо – прислугу, кучера, лошадей…

Распятие ответило вспыхнувшим на бронзовом колене Спасителя бликом от свечи. И сразу скрипнула дверь.

– Что тебе, Уильямс? – спросила Люси, не оборачиваясь. Пожилая кормилица, верная и надежная, как стены Тауэра, стояла в дверях.

– К вашей милости какой-то господин. Стоит внизу, твердит, что дело важное.

– Что за господин? Мы его знаем?

– Чужой. Шляпа надвинута на самый нос, сам – в черном.

– Он что, не представился?

– Нет, миледи. Сказал, его имя для вас ничего не значит.

– Может, он письмо принес?

– Я спрашивала. Говорит, должен вас видеть.

– Ну так скажи: пускай завтра днем приходит. Сейчас не время для визитов. Во всяком случае, для визитов чужих людей…

Люси невольно улыбнулась: сколько раз старая верная Уильямс именно в такую пору приводила к ней в спальню господ, по уши закутанных в плащи! Вот и этой ночью тоже…

– Твердит, мол, очень нужно вас видеть, его к вам послали, миледи. Дело, говорит, большой важности. Речь о немалых деньгах…

– О деньгах? Любопытно.

Люси была практически раздета – пеньюар не в счет. При мысли, что опять придется влезать в корсаж, затягивать шнуры, она поморщилась. Впрочем, не все ли равно, какой ее увидит чужой господин? Он должен понимать, что дамы, собираясь ложиться в постель, не надевают придворных туалетов.

– Помоги-ка, Уильямс, – сказала Люси и, с помощью кормилицы скинув пеньюар и набросив сорочку, споро надела пышную, отделанную кружевом, нижнюю юбку. Затянув шнурок, Люси велела подать атласную утреннюю накидку прелестного персикового цвета. Завязав шнурки на груди, она чуть развела полы накидки – чтобы была видна ложбинка. Сделала она это неосознанно, машинально, как проделывала много раз.

– Уильямс, разбуди Джона, пусть придет, постоит в углу за дверью. Принимать неведомо кого наедине я не могу. И ты тоже будь рядом.

– Как вам будет угодно, миледи.

Человек, которого привела кормилица, действительно оказался незнакомцем, и в придачу дурно воспитанным. Он еще целую минуту топтался в дверях кабинета – раздумывал, снимать или не снимать в присутствии дамы шляпу! Шляпа, кстати, многое сказала о владельце – простая, черная, с высокой тульей, без пера, с одной только лентой и скромной пряжкой. Шляпа – простолюдина, неуклюжая повадка – простолюдина. Под плащом из бурого сукна, очевидно, обнаружится куртка-дублет из черного сукна; возможно, даже без самого скромного белого отложного воротничка. Штаны – черные, шерстяные чулки – серые, башмаки – черные. В общем, унылое зрелище.

– Кто вас прислал? – строго спросила Люси, надменно выпрямившись в кресле. – И по какому делу?

– Меня не присылают. Я сам иду туда, куда мне надо, – весьма дерзко и грубо ответил гость. Однако голос его показался Люси немного знакомым – мягкий и даже певучий. Интересно, откуда?.. Впрочем, такой выговор почти у всех шотландцев.

– Неприлично оставаться в присутствии знатной дамы в головном уборе, – не удержалась от замечания Люси.

– А вот тут вы правы, миледи, – усмехнулся гость и снял шляпу. Но не размашистым жестом, как кавалер, что кланяется даме, а просто – как будто вернулся домой и отдает головной убор лакею.

В дрожащем свете тройки свечей Люси увидела смуглое лицо с высоким лбом, небольшим прямым носом, впалыми щеками и выдвинутым вперед подбородком. Довольно длинные темные волосы с проседью почти достигали плеч. На вид мужчине было лет около пятидесяти.

– Боже мой, милорд! – воскликнула Люси, признав посетителя. – В такое время, переодетый…

– Не имел желания вредить вашей репутации, миледи, – развел руками Джон Элфинстоун, лорд Балмерино. – Отошлите слуг, что топчутся за дверью. Нам предстоит важный разговор.

– Благодарю… – только и смогла прошептать в растерянности Люси.

В самом деле, ночной визит такого гостя мог обернуться и крупными неприятностями, и… большими преференциями.

Для Люси явилось полной неожиданностью, что Элфинстоун в Лондоне. По здравому размышлению, этому смутьяну следовало бы прятаться где-нибудь в горах Шотландии – затаиться там, как мышь в норе, и больше не рисковать жизнью ради каких-то непонятных тонкостей богослужения. Но, разумеется, дело было не только в церковных нововведениях.

Лорд Элфинстоун был прирожденным бунтовщиком – бунтовщиком по праву рождения. Его отец, сэр Джеймс, только чудом умер своей смертью, ибо его собирались не просто казнить, но четвертовать за очень подозрительную переписку с самим папой римским. Сэр Джон встал во главе дворянской оппозиции, когда король Карл взялся переделывать привычную шотландцам пресвитерианскую церковь на англиканский лад.

Есть вещи, которые трогать нельзя. Просто нельзя. И опытные политики знают: король может повышать налоги, король может затевать войны, король может завести целый гарем – его народ поворчит, посмеется, поплачет, но не встанет на дыбы, как бешеный жеребец. А вот вмешаться в привычное богослужение, изменить в нем хотя бы строчку, хотя бы слово, уже опасно! За право молиться Богу по-своему народ будет сражаться всем, что под руку подвернется.

Шотландская церковь немало позаимствовала у кальвинистов. По сути, она с 1581 года и была кальвинистской, затем – пресвитерианской. Но королю Карлу захотелось утвердить в своих владениях единую церковь – англиканскую. Она, даже если отвлечься от его искренней веры, была ему необходима. Англиканское учение освящало и подтверждало абсолютную власть и права епископов и короля.

Карл перепробовал все – от угроз до подкупа. Но шотландские священники упорно сопротивлялись, как могли. Ну, где же! Король гнул свою линию: предлагал сговорчивым высокие церковные должности, а несговорчивых упрямцев изгонял. Противостояние длилось не первый год, и все это уже определенно пахло бунтом…

Аккурат два года назад Джон Элфинстоун подбил шотландское дворянство написать королю петицию. Горцы в очередной раз выразили недовольство церковными нововведениями, усилением власти англиканских епископов в Шотландии и упрекнули короля в том, что он повлиял на исход выборов в парламент. Результат был предсказуем: Карл вообще отказался рассматривать эту петицию, а главного затейника арестовал по обвинению в государственной измене. Год назад королевский суд приговорил было Элфинстоуна к смерти, но шотландцы так возмутились, что король оказался вынужден помиловать мятежного лорда.

Менее всего Люси хотела, чтобы при дворе узнали об этаком ее ночном госте. Она терялась в догадках об истинной цели столь необычного визита, однако же нашла в себе силы задать правильный вопрос:

– Зачем же вы здесь, милорд?

– Я пришел предложить вам деньги, – без обиняков сказал шотландец. – Две тысячи фунтов стерлингов, думаю, будут вам не лишними.

– О Боже, за что?! – против воли вырвалось у Люси.

– За услугу, конечно. – Фраза прозвучала двусмысленно, поскольку лорд Балмерино при этом весьма цинично усмехнулся.

– Что же это за услуга? – Люси поджала губки, хотя и сделала легкое движение плечом, отчего тонкая ткань накидки разошлась на ее высокой груди еще больше.

Циничная ухмылка шотландца превратилась в похотливую, но лишь на мгновение.

– Для начала, миледи, вам придется отправиться во Францию, в Париж, – начал он голосом, не терпящим возражений. – По прибытии вы должны будете возобновить многие ваши парижские знакомства. Я знаю, что когда вы жили там с вашим супругом, графом Карлайлом, у вас набралось достаточное число приятельниц и поклонников при дворе короля Людовика…

– Да… – демонстрируя полную покорность, Люси вздохнула и слегка склонила голову, открывая на обозрение свою точеную лебединую шею.

Элфинстоун же невозмутимо продолжил:

– Среди этих приятельниц и поклонников наверняка найдутся люди, которые нуждаются в деньгах… хотя бы один человек…

Он выразительно замолчал.

– Да, деньги лишними не бывают… – закашлявшись от волнения, проговорила Люси.

– Замечательно, если таковым окажется человек, приближенный к его королевскому величеству.

– Допустим…

– И этот человек наверняка согласится за деньги оказать некоторую услугу…

– Не согласится. – Люси почти горделиво вскинула голову и прямо посмотрела шотландцу в глаза. – Вы забыли про его преосвященство. Кардинал Ришелье не слишком задумывается, когда нужно кому-то отрубить голову.

– Вы правы, миледи. Трудно забыть про этого господина, – кивнул Элфинстоун. – И все же ваши прирожденная ловкость и незаурядный ум, верю, могут сотворить чудо.

– Чудо стоит дороже, чем две тысячи фунтов.

Люси уже совершенно успокоилась: идет обычный торг, деньги за услугу, а деньги-то как раз ей необходимы позарез. К тому же прокатиться за казенный счет в милый сердцу Париж, да еще и заработать на этом!.. Purquoispas, как говорят французы.

– Именно это чудо стоит не более двух тысяч, миледи, – между тем холодно парировал шотландец. – Вы ничем не рискуете. Всего лишь переговоры, всего лишь согласие…

– Повторяю, милорд, кардинал очень осторожен. – Люси моментально превращалась в норовистую кобылку, едва речь заходила о больших деньгах. – Если он заподозрит, что я, к примеру, – посредница между придворными особами и матушкой его величества, живущей сейчас, кажется, в Брюсселе…

– Да, после того, как ее заговор против кардинала провалился, именно там она и изволит пребывать.

– …или, не дай бог, между королевой Анной и ее подругой, этой прирожденной интриганкой де Шеврёз, живущей сейчас, по-моему, где-то в Турени…

Юную королеву Анну Люси откровенно не любила, а ее наперсницу, герцогиню де Шеврёз, так просто ненавидела. Пока Джордж был жив, эта искушенная интриганка с завидным упорством сводила французскую королеву и Бэкингема и, будь ее воля, – уложила бы герцога в постель к Анне, да еще и сама бы туда забралась! Люси была почти убеждена в этом.

– Королеву Анну подозревают в тайной переписке с ее братом, испанским королем, – терпеливо, как нерадивой ученице, объяснил Элфинстоун. – Если там и готовится заговор, то вряд ли английская леди, приехавшая в Париж развлечься и обновить гардероб, окажется причастна к нему. Это его преосвященство наверняка понимает. Франция и Англия сейчас в хороших отношениях, так что вам ничего не угрожает, миледи.

«Да, – подумала Люси, – если считать Англию цельным государством, в котором все города и все окраины заодно. И если забыть о Шотландии… Стало быть, шотландские лорды опять что-то задумали. И теперь они ищут поддержки у своих давних врагов, французского дворянства? Но для чего?! – Люси усмехнулась. – Все это очень и очень любопытно. Любопытно и… опасно! А что, если за лордом Элфинстоуном следят?..»

– Боюсь, что угрожает, – задумчиво сказала она вслух и снова соблазнительно улыбнулась и повела плечиком. – Даже не знаю, соглашаться ли мне…

– Соглашаться, – без обиняков отрубил шотландец, сверкнув глазами. – Это в ваших же интересах, миледи. Вы, конечно, можете отказаться и остаться в Лондоне, но тогда граф Хантингдон непременно узнает о шалостях своего горячо любимого сына. Да и весь двор будет не прочь обсудить пикантные подробности вашего адюльтера. И вот вопрос: кому же в этом случае будет сочувствовать двор – неопытному молодому человеку или немолодой… интриганке, заманившей его?

– Я вас не понимаю, милорд! – почти искренне возмутилась Люси. – Что за грязные намеки?! Да как вам не…

– Что ж, давайте сейчас заглянем на минуточку в вашу спальню, миледи, – холодно парировал Элфинстоун, – и посмотрим, кто же спит в вашей постели?

Он сделал два шага к двери, ведущей в спальню. Люси вскочила, сжав кулачки.

– Не смейте!..

– Что это вы так забеспокоились? – Шотландец откровенно ухмылялся. – Поверьте, я много раз видел и просто спящих мужчин, и даже мужчин, занятых с женщинами амурными шалостями… Соглашайтесь, миледи. Деньги, кстати, я принес.

– А… если я все же не соглашусь?

– Тогда вот что я вам скажу, миледи. Вы ведь и сами догадались, что в Шотландии многие очень недовольны королем Карлом. Шотландия – как охапка очень сухой соломы, достаточно одной искры, чтобы вспыхнул огонь. Но его величество женат на сестре французского короля Людовика. И потому он вполне может рассчитывать на поддержку Франции почти в любой щекотливой ситуации, в том числе и в споре о будущем Шотландии. А мы, шотландцы, не желаем, чтобы он на эту поддержку рассчитывал.

Лорд Элфинстоун замолчал, и желваки на его широких скулах заметно напряглись. Люси же молчала – ни жива ни мертва. Она ведь даже не предполагала, что дело с мятежом против короля Карла зашло так далеко!

– Нам нужен надежный человек в Париже, – жестко продолжил Элфинстоун, – который поссорит Людовика с его преосвященством или, по крайней мере, сумеет настолько охладить их отношения, что монарх перестанет прислушиваться к советам старого интригана! Сейчас-то они заодно, к тому же французский король не слишком озабочен государственными делами. А вот когда поссорятся, в игру тут же вступит королева-мать, сильно обиженная сыновней нелюбовью. Возможно, даже тайно явится из Брюсселя. И королева Анна непременно даст знать о ссоре своему братцу, королю испанскому, а уж пресловутая мадам де Шеврёз немедленно начнет вербовать новую когорту врагов кардинала. И тогда Парижу станет не до лондонских дел. – Лорд снова помолчал. – Теперь вы знаете план всей интриги, миледи. И если откажетесь от моего поручения, мне останется лишь одно – убить вас.

Люси судорожно сглотнула. Она вдруг со всей ясностью осознала: Элфинстоун легко и изящно загнал ее в ловушку. Графиня бросила на него невольный взгляд и еще раз внутренне содрогнулась. Шотландец откровенно усмехался.

Теперь, что бы Люси ни предприняла, выбор оставался неизменным: или позор, или смерть. А скорее всего – и то и другое. Заполучить во враги лорда Хантингдона… Ох, лучше сразу мушкетную пулю в лоб!..

– Я должна подумать! – Люси все же нашла в себе силы на строптивый ответ.

– Вы умны, миледи, – кивнул Элфинстоун. – Вы уже поняли, что нужно соглашаться. Но если вам угодно, садитесь и думайте. Я подожду. И вот еще вам в качестве пищи для ума: если надеетесь, что про ваше милое приключение с Фердинандо знают только слуги, то ошибаетесь. У меня, например, есть ваши записки к нему. Весьма остроумные записки, надо заметить. Уже по одной этой детали легко опознать автора. А вы даже не позаботились изменить почерк да еще поставили свои инициалы!

– Лорд Элфинстоун – шантажист, – звонким от гнева голосом произнесла Люси. – Этого следовало ожидать.

– Политика, миледи, просто политика. Занятие не для ангелов. Но очень увлекательное занятие!..

– Пока не приводит к эшафоту!

– Да бог с вами, миледи! Еще не выросли деревья, из которых построят эшафот для герцогини де Шеврёз. А ведь вы намного умнее и способнее этой дамы. Обидно будет, если вы потратите свой ум и красоту на приключения с красивыми мальчишками.

«И в самом деле, – вдруг отрешенно подумала Люси, – отчего бы снова не поучаствовать в политических играх? Для дамы знатного рода – вполне достойное развлечение. Всё лучше, чем сидеть по вечерам в старом чепчике, проверяя счета от зеленщика и бакалейщика, а потом кричать на кухарку из-за недостачи двух пенсов…»

Видимо, шотландец догадался, о чем думает леди Карлайл. И положил на стол увесистый кожаный мешочек.

– Тут пятьсот фунтов, – сказал он. – Этого хватит, чтобы собраться в дорогу, доехать до Парижа и снять там приличный дом. Не спорьте, миледи! Я умею считать деньги и знаю парижские цены. Остальная сумма будет ждать вас в Париже.

– Еще пятьсот. – Люси нахально посмотрела Элфинстоуну прямо в глаза. – Я заложила свои драгоценности. Я не могу ехать в Париж без драгоценностей! И у меня огромные долги, – строптиво добавила она. – Вы должны их оплатить.

Она имела в виду, кроме давних долгов, и собственный портрет работы ван Дейка – замечательный портрет, между прочим, который она просто была обязана выкупить, иначе моментально стала бы при дворе посмешищем.

– Хорошо. Еще пятьсот вам принесут утром…

– Тысячу!

– Тысячу… Значит, мы договорились?

– Нет. Долги и плюс две тысячи!

– Если дама торгуется, значит, она на все согласна! – оскалился шотландец. – Хорошо. Долги и две тысячи. Теперь договорились?

– Теперь – да, – помолчав, сказала Люси. – Когда я должна отправиться… в изгнание?

– Ну-ну, миледи! К чему такие мрачные шутки? Я вовсе не чудовище, как читаю это в ваших прекрасных глазах, и прекрасно понимаю, что вам нужно… закончить некоторое женские дела и собраться. – Элфинстоун возвел глаза к потолку. – Думаю, что ваше появление в Париже к Рождеству будет в самый раз!

– Слушаюсь, монсеньор, – криво усмехнулась Люси.

И поняла, что без портрета в дорогу не поедет. Чертов фламандец умел сделать красавицу из любой женщины. Люси было жизненно необходимо каждый день видеть свое лицо пленительным и прекрасным, а в глазах – непременное торжество победительницы. Одеваясь и причесываясь, накладывая белила и румяна, чтобы наносить визиты, она желала смотреть и в зеркало, и на портрет, чтобы добиваться истинного сходства. Она страстно желала снова быть той, кому посвящали стихи лучшие поэты Лондона – Томас Карью, Уильям Картрайт, Роберт Херрик.

А Париж сулил немало загадочного и прекрасного. Париж слыл городом любовных безумств. И возраст там не имел ровно никакого значения!