26

Уже знакомый мне седовласый, пожилого возраста следователь самарской прокуратуры с откровенной ухмылкой посмотрел в мою сторону.

– У тебя десять минут для встречи с убиенной тобой супругой, – не без иронии произнес он. – Я ведь, кажется, обещал…

– Не делайте этого, – воспротивился я, перейдя к более вежливой форме общения. – Моя жена погибла! Можете не сомневаться, я убил ее и признаюсь в этом преступлении.

– Тем не менее твоя супруга жива и здорова. К тому же превосходно выглядит.

– Вы мне не верите?

– Нет.

– Та женщина, которая хочет со мной встретиться, наверняка приехала в Самару по приказу моего бывшего тестя. Вы не знаете, кто такой Василий Николаевич Грохотов. Это криминальный авторитет. У него и фамилия соответствующая…

– Я не знаком с этим господином, но слышал, что он преуспевающий бизнесмен. Большой человек в автомобильной промышленности.

– Какой господин? О чем вы говорите? На его счет вы явно заблуждаетесь! Грохотов кровожадный человек…

– Тебе виднее.

– Напрасно иронизируете. Он не оставит меня в покое и сам не успокоится, пока не лишит меня жизни! Он специально подослал ко мне одну из своих женщин. Она получила задание и наверняка меня убьет!

– Не болтай глупостей, – несдержанно сказал следователь. – Можешь не сомневаться. Это действительно твоя жена. Но еще раз повторяю: если, конечно, ты сам именно тот человек, за которого себя выдаешь!

– Я убил свою жену. Кому, как не мне, знать, что она погибла.

– Сегодня в полдень старший лейтенант юстиции Ермилов уже воочию видел одну из твоих жертв.

– Я не знаю, откуда на месте захоронения Дарьи Холстовой появился труп немецкой овчарки…

– Зато я знаю. Твоя жена мне все рассказала.

– Какая жена? Что наговорила вам эта самозванка?

– Она рассказала, что у тебя была любимая собака, которая неосторожно выбежала на проезжую часть скоростной дороги, и ее сбил грузовик.

– И что же дальше?

– Ты вывез ее за город и там похоронил.

– Да поймите же вы наконец! – на повышенных тонах произнес я. – У меня никогда не было овчарки. Если хотите знать, я вообще ненавижу собак!

Он больше не стал меня слушать и отвечать на мои протесты и всевозможные доводы, которые казались ему сплошным абсурдом. Мне ничего больше не оставалось, как, заложив руки за спину, пойди за ним следом. В какой-то степени мне самому было интересно посмотреть на ту особу, которая решилась сыграть роль моей погибшей супруги. Во всяком случае, после осмотра места преступления, где вместо трупа Дашеньки Холстовой был обнаружен труп немецкой овчарки, меня уже вряд ли можно было чем-то удивить. Однако я почти потерял дар речи от растерянности и недоумения, когда увидел женщину, желающую со мной встретиться. Я узнал бы ее из тысячи таких же прекрасных очаровательных женщин. Это действительно была Лариса.

– Не ожидал? – цинично спросила она, окинув меня презрительным взглядом.

– Нет, – коротко ответил я.

– Напрасно. Как видишь, я жива и здорова.

Я хранил гордое молчание.

– Ты не хочешь мне ничего объяснить?

– Нет, – вновь одним словом ответил я.

– А мне почему-то кажется, нам есть о чем поговорить.

– Мне не о чем с тобой разговаривать, – огрызнулся я.

– Надеюсь, ты догадываешься, что я подам на развод?

– Делай что хочешь.

– Тебе безразлична твоя судьба?

– Мне все равно, что со мной будет, – стараясь выглядеть совершенно спокойным, заявил я.

– Мы с тобой никогда не любили друг друга, – внезапно сказала Лариса.

– Да, наверно… – согласился я. – В день нашей первой встречи мне не столько понравилась ты, как твоя машина, твоя квартира и твои деньги.

– Спасибо за откровенность.

– Я свел тебя с ума. Для меня это было не сложно, – сознался я. – К тому времени у меня был огромный опыт общения с женщинами. У меня их было столько, что тебе и не снилось.

– Ах, милый, – с иронией в голосе произнесла Лариса. – Если бы ты знал, сколько мужчин до твоего появления побывало в моей постели…

– Неправда, – возразил я. – Когда впервые обнял тебя, ты задрожала в моих крепких объятиях, как осиновый листок.

– Какой же ты наивный, – с откровенным сожалением в голосе сказала она. – Прежде чем я этому научилась, мне понадобилось столько раз побывать в мужских объятиях…

– Зачем ты на себя наговариваешь? – с укором поинтересовался я. – Мне не семнадцать лет. Я прекрасно разбираюсь в женщинах! Вы все похожи между собой до такой степени, как начищенные медные монетки. Искать среди вас идеальный экземпляр – то же самое, что высыпать на пол целое ведро этих монеток и попробовать выбрать самую лучшую. Я профессионально тебе лгал, нашептывая нежные слова. Ты, как глупая рыбешка, сразу заглотила мою наживку и попалась на крючок.

– Не хочу тебя разочаровывать. Но это не я, а ты, как несмышленый карасик, попался на мою удочку. Это не я, а ты, увидев соблазнительного червячка, не смог проплыть мимо.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего особенного, – ответила Лариса. – Только то, что я уже сказала.

Она встала из-за стола и грациозной походкой прошла по комнате свиданий. Должен признать, Лариса по-прежнему умела очаровывать. Она так и осталась соблазнительной и желанной женщиной.

– Моему отцу надоело мое непостоянство. Ему надоело выкидывать из моей постели моих многочисленных любовников. Он пригрозил, что если я не остепенюсь и не выйду замуж, то он не только отправит меня в глухую деревню, но еще и перестанет оплачивать мои многочисленные счета. Я не могла ему сказать, что моя лучшая подруга Дашенька уводит от меня всех моих потенциальных женихов. Эта крашеная размалеванная сучка была для меня как острый кончик гвоздя в каблуке. Загнуть нельзя и ходить больно! Вот тогда я и решила одним выстрелом сразить двух зайцев. Я с самого начала решила использовать тебя в своих корыстных целях. Благодаря тебе я помирилась с отцом и избавилась от опасной соперницы. Кстати, ты ей никогда не нравился.

– Это неправда, – возразил я. – Дашенька в меня влюбилась. Она втрескалась в меня по уши. Она бегала за мной, как собачонка.

– Дурачок! Это я уговорила ее тебя соблазнить. Я не случайно пригласила тебя к ней на дачу отпраздновать ее именины, а потом позволила вам обоим закрыться в ванной комнате. Ты думаешь, я не знала, чем вы там занимались? Эта наивная идиотка в тот же вечер рассказала мне о том, как ты мне изменил. Она обрисовала ваши интимные отношения в самых радужных красках и до мельчайших подробностей.

– Ты действительно все знала? – изумился я.

– Не только знала. Я специально подстроила вашу встречу и сама спланировала, где и когда она сможет тебя соблазнить. Позже я не только устраивала ваши тайные свидания, но даже иногда спонсировала их из собственного кошелька, выделяя этой потаскушке некоторую сумму из личного бюджета.

– Ты нагло лжешь! – выкрикнул я.

– Можешь не верить. Твое личное дело, – холодно сказала Лариса. – Меня забавляли ее рассказы о твоих любовных фантазиях. Однажды она даже предоставила мне возможность посмотреть на это собственными глазами.

– Ерунда! Ты просто хочешь меня позлить.

– Помнишь, как-то раз, лежа в постели, она связала тебе руки и надела на глаза темную повязку?

Разумеется, я надолго запомнил тот единственный случай, когда позволил Дашеньке воплотить в жизнь ее извращенную фантазию. Но я не хотел признаваться в этом Ларисе и поэтому промолчал.

– Конечно, помнишь! – ухмыльнулась Ларочка. – Мы имели тебя по очереди. Ты даже не заметил подмены.

– Этого не может быть! – воспротивился я. – Дашенька не только меня любила, но еще хотела иметь от меня ребенка.

– Какой же ты все-таки глупый и наивный, – протяжно подметила Лариса. – Я специально надоумила ее тебя припугнуть. Эта дурочка поверила в мое бескорыстие и даже не догадалась, что, шантажируя тебя подобным образом, рисковала собственной жизнью.

– Тебя гложет черная зависть. У нее был наш сынишка…

– Никого у нее не было! После первого и последнего аборта, который она сделала в шестнадцатилетнем возрасте, у нее никогда не могло быть детей.

– Неправда! – снова выкрикнул я. – Ты бессовестная лгунья…

– Правда или нет, теперь не имеет никакого значения. Главное заключается в том, что твоими руками я сумела ей отомстить за все нанесенные мне обиды. Она больше никогда не сможет соблазнять моих любовников. Не будет вмешиваться в мою личную жизнь и не станет путаться у меня под ногами.

Лариса посмотрела на меня с таким презрением, что я невольно ощутил себя маленькой ничтожной букашкой.

– Благодаря твоей неверности, – с нескрываемым укором в голосе прощебетала она, – мой папаша больше не будет настаивать на моем замужестве. К тому же он снова угодил за решетку. Я стала совершенно свободной женщиной и могу продолжать свои любовные утехи с любым из понравившихся мне мужчин. Я использовала тебя до тех пор, пока ты был нужен, а теперь… Извини, милый! Но, как говорится, если банан съеден, то оставшуюся кожуру выбрасывают, не так ли?

– Ты к чему это сказала? – настороженно спросил я. – Мне непонятен смысл твоего умозаключения.

– Рано или поздно, тебя доставят в тюремную камеру, а там люди моего отца сделают черновую работу. Ради всего хорошего, что было между нами, я попрошу сделать это быстро и безболезненно.

– Ты знаешь, что меня должны убить, и даже не попытаешься этому воспротивиться?

– Зачем? Ты не только регулярно мне изменял, но даже покушался на мою жизнь. Не будь я дочерью криминального авторитета, может, и простила бы тебя, а так не могу…

Она решительно встала и направилась к выходу.

– Подожди! – поспешно остановил я. – Сначала ты подстроила нашу с тобой первую встречу на привокзальной площади. Потом специально познакомила с лучшей подругой и добилась того, чтобы я убил ее. Теперь меня осудят, и в один прекрасный солнечный день, а может, зимним морозным вечером какой-нибудь кирпич упадет мне на голову или произойдет что-либо в подобном роде…

– Какая тебе разница? За совершенное преступление надо отвечать! – пожав плечами и не дав мне договорить, сказала Лариса. – Теперь все зависит от того, насколько сильно ты разозлил и разочаровал моего папашу.

Она окинула меня равнодушным взглядом и, понизив голос, добавила:

– Кстати, ключ от своего сейфа с фотографиями твоих любовных похождений я специально оставила на полке бара. Ты должен был узнать о том, что мне все известно.

– Зачем?

– Сама не знаю. Наверное, мне хотелось пощекотать твои нервы.

– А те фотографии, которые в Мурманске мне принес мальчуган…

– Я хотела, чтобы ты потерял всякое самообладание, вызвал полицию и признался в убийстве моей подруги. Даже для самого отпетого уголовника одно дело – лишить жизни честного человека, и совершенно другое – наказать жестокого убийцу.

– Сегодня утром был проведен следственный эксперимент. На месте гибели Дашеньки был обнаружен труп немецкой овчарки, – сказал я.

– Мне это хорошо известно…

– Признайся, ты хотела меня спасти?

– Я хотела с честью похоронить свою лучшую подругу и не запятнать ее доброе имя клеймом позора. Лучше считаться погибшей в автомобильной аварии, чем быть изуродованной собственным любовником. Во всяком случае, так гораздо лучше для ее родителей.

– Возможно, ты в чем-то права, – согласился я. – Но никогда не поверю, что можешь быть жестокой по отношению ко мне.

– Заблуждаешься, котик. Я очень мстительная женщина. Ты познал горечь нищеты, теперь, перед своей смертью, ты должен испытать все тяготы и лишения психически ненормального человека.

– Неужели ты допустишь, чтобы твой законный муж оказался в сумасшедшем доме?

– Бывший муж, – подметила Лариса. – Любое наказание должно быть адекватно совершенному преступлению!

Она снова направилась к выходу, но внезапно остановилась и вновь целеустремленно посмотрела на меня.

– Как видишь, это не мы, женщины, весьма предсказуемые и похожи на медные монетки! Это вы, мужчины, глупые напыщенные индюки!

Желая сделать мне на прощание что-то приятное, она более мягко сказала:

– Хочу, чтобы ты знал… В первый день нашего знакомства и в ту ночь, когда запланировал меня убить, ты был по-настоящему страстным и нежным любовником.

– А в промежутке между этими днями? – машинально поинтересовался я.

– Так себе… – ответила Лариса. – Обыкновенный мужичок, средней паршивости…

Я пристыженно опустил голову, но понимая, что больше никогда ее не увижу, тихо поинтересовался:

– Как тебе удалось избежать смерти? Я видел фотографию твоей квартиры, в которой взорвался газ. Тебя могло спасти только чудо.

– Это была чужая квартира. Я скопировала ее с Интернета.

– Но если не было взрыва и ты не погибла, то зачем вынудила меня скитаться по всей стране?

– Я хотела, чтобы ты как следует оценил то, что имел. Теперь тебе есть с чем сравнивать. Благодаря мне ты познал прелесть больших денег и теперь знаешь, как быть нищим и голодным. Ты убил Дашеньку, и я должна была тебя наказать.

– Тебя не понять, – возмутился я. – Если ты сама хотела моими руками лишить ее жизни, то почему…

Я не успел договорить. Лариса бесцеремонно меня прервала.

– Даже не пытайся, – сказала она. – Мы, женщины, сплошная загадка. Наши мысли и поступки нельзя заранее предвидеть и предугадать.

– Вероятно, сейчас это очень глупо прозвучит, – притихшим голосом произнес я, – но мне искренне жаль, что так и не попробовал «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года.

– Ты к чему это сказал? – изумилась Лариса.

– Помнишь тот день, когда твой отец решил взять меня на работу? Ты выставила на сервировочный столик выдержанное французское вино, которое стоило более двадцати тысяч в иностранной валюте. А я сделал глупость, отказавшись откупорить эту бутылку.

– Тебе не о чем сожалеть. Там действительно было французское вино, которое до сих пор можно приобрести в свободной продаже по двести семьдесят рублей за бутылку.

– Но я же видел этикетку.

– Смотрю на тебя и лишний раз убеждаюсь в том, что ты никчемный и наивный простофиля, – с горечью ответила Ларочка. – Мы с тобой совершенно разные люди. У нас абсолютно противоречивые взгляды на жизнь. Даже разные понятия об окружающем нас мире.

– Когда-то у нас было много общего, – попытался возразить я.

– Да никогда не было. А теперь уже никогда и не будет… – произнесла она с откровенным презрением.

Я машинально вспомнил оброненное обручальное кольцо в день нашего венчания.

«Пятьдесят на пятьдесят», – как в прошлый раз, подумал я, но теперь у меня не было столь оптимистического настроения, как прежде. В конце-то концов ведь это не Ларочка, а именно я обронил свое обручальное кольцо, ставшее предвестником как моих несчастий, так и моей возможной гибели.

– Я отлично спланировал твое убийство. Мне любопытно, в чем и где я допустил оплошность?

– Ты же знаешь, у меня есть моя любимая мэнская кошечка…

– При чем здесь эта бесхвостая тварь? – несдержанно выругался я. – Она почувствовала, как из кухни в квартиру начал поступать газ, и смогла тебя разбудить?

– Уходя из дома, ты с такой силой ударил бедное беззащитное животное, что сломал ей два ребра. Она так жалобно мяукала, что мне поневоле пришлось подняться. В какой-то степени я обязана ей жизнью. Но не только это…

– Все ж таки мной была допущена какая-то серьезная ошибка…

– Даже после того как ты ударил мою кошечку, я бы снова легла в постель и заснула.

– И что произошло?

– Да, собственно говоря, ничего особенного. Если бы ты относился хоть чуточку внимательнее к собственной жене, ты бы знал, что больше всего на свете я ненавижу запах кипяченого молока…

– Ты вошла на кухню. Газ, молоко, закрытые фрамуги, плотно задернутые шторы и зажженные свечи в спальной комнате…

– Вот именно. Я сразу все поняла и позвонила одному из моих бывших любовников.

– Неужели Лопатов, этот неотесанный мужлан…

– А в постели именно такие и нужны, – цинично перебив меня, ответила Лариса. – Я пообещала, что гонораром за оказанную услугу будет та сумма, которую он сможет у тебя забрать.

– Выходит, что моя цепочка весом в двадцать четыре грамма; крестик, сделанный из такого же красного золота и украшенный аметистами; часы из коллекции Джанни Версаче с сапфировым стеклом; мои банковские карточки…

– Ты еще вспомни про «Хаммер». Не твое дело, кому и что я подарила. Прощай любимый! До встречи в аду…

– Лара! – в отчаянии выкрикнул я. – Если можешь, прости за Дашеньку!

– Может быть, – сухо ответила она. – Но ты обидел мою любимую мэнскую кошечку, а этого я тебе простить не смогу.

Лариса не сочла нужным продолжить наш дальнейший бессмысленный разговор. Она вышла из комнаты свиданий и небрежно захлопнула за собой массивную железную дверь. В этот момент мне почему-то показалось, что Ларочка со всего размаху ударила нежным женским кулачком по крышке моего гроба.