9
После каникул стал падать замечательный пушистый снег, и за два дня пришла зима. Правда, потом наступила оттепель, но и это было здорово: снег набух, сделался липким. Каждую перемену в скверике перед школой реяли стаи тугих снежков. Снежки разбивались на стенах и дверях влажными серыми звездами.
Изредка звенели выбитые стекла.
С тех давних времен, как в школах вместо бычьих пузырей и слюды появились настоящие стекла, их время от времени разбивают. Иногда виновник признается сам и сразу. Иногда его просто не отыскать. А иногда известно, что виновник где-то рядом, но кто именно, угадать нельзя. Тогда на классном собрании начинается долгий и безнадежный разговор с призывами "найти мужество и признаться". Однако виноватый чаще всего считает это не мужеством, а глупостью и помалкивает. Помалкивает и класс, потому что с давних пор известно: выдавать товарища – свинство. Тогда остается один выход – взять класс измором.
Именно так и решила поступить Нелли Ивановна. Она заявила, что умрет на пороге класса, но не выпустит ни одного, пока не узнает, кто высадил стекло рядом с форточкой.
Класс молчал. Скорей всего, никто и в самом деле не знал виноватого. Стекло выбили снаружи, а снежки в ту перемену летали тучами, и попасть в открытую форточку старались не только второклассники.
Все это Нелли Ивановна слышала от ребят уже много раз. Но в ответ заявляла, что, поскольку стекло выбито, значит, виновник существует и должен понести наказание. Только трех заревевших девчонок она милостиво отпустила – они-то явно были ни при чем.
Остальные не ревели и не признавались. Класс сидел. Осенние сумерки за окном превратились в сплошную темноту. Снег растаял, и земля была черной, а небо – беспросветным.
В классе у Серёжи кончился шестой урок. Серёжа вышел в коридор и увидел Наташу.
– Просто безобразие, – сказала она. – Нелюшка ребят не отпускает. Стаська теперь ни за что один домой не пойдет, он же трусишка. А мне скорей домой надо, маме помогать. Скоро гости придут.
У дяди Игоря был сегодня день рождения. И папа, и тетя Галя, и Маринка собирались в гости к Лесниковым. И Серёжа, конечно. Сразу после уроков. Только сначала он хотел забежать к Генке, который сидел дома с ангиной и даже петь не мог, бедняга.
– Ладно, Генке я позвоню, объясню, – сказал Серёжа. – Ты иди. Я Стаську дождусь, и мы пойдем. Не будет же она их до ночи держать.
– Надо бы мне зайти спросить, когда их отпустят, – нерешительно сказала Наташа. – Я ведь все-таки у них сейчас вожатая. Но бесполезно. Я с Нелюшкой за эти дни уже два раза поругалась.
– Ну и нечего третий раз ругаться. Иди домой.
Наташа ушла, а Серёжа устроился на подоконнике напротив второго "А". Вытащил из портфеля книгу "Архитектура средневековья". Книга была старая, тяжелая. Он сегодня увидел ее в шкафу, в кабинете истории, и под честное слово на два дня выпросил у доброй исторички Анны Валентиновны.
Серёжа разглядывал иллюстрации и все больше огорчался. По сравнению с прекрасными рыцарскими замками на книжных гравюрах его собственный пенопластовый макет казался примитивным и нелепым.
Проходил мимо директор. Серёжа вскочил с подоконника.
– Что читаешь? – спросил Анатолий Афанасьевич и взял книгу. – Ого, серьезная вещь. Интересуешься или случайно?
– Интересуюсь. Немного.
– Молодец. А почему здесь сидишь в одиночестве?
– Жду, – сердито сказал Серёжа. – Все того же Грачёва. Учительница их не отпускает, а он сейчас один забоится домой идти.
В коридор доносился громкий голос Нелли Ивановны.
Директор осторожно приоткрыл дверь и шагнул в класс.
Через три минуты ребятишки, радуясь долгожданной свободе, вырвались из дверей. Стаська увидел Серёжу и заулыбался.
– Ну что, нашли преступника? – спросил Серёжа.
– Не-е… Сказали, что потом.
Серёжа и Стасик с ребятами вышли из школы. Пришлось делать крюк, чтобы хоть некоторых развести по домам. Сначала с ними шла большая компания, но один за другим второклассники уходили в подъезды и калитки. Наконец, кроме Стасика, остался только один мальчик. Это был тот крупный кареглазый парнишка, который в сентябре сказал про Стасика, что он им не товарищ.
– Ты где живешь? – спросил Серёжа.
Ответил Стасик:
– Рядом с нашим домом, на углу. Он в большом доме живет.
– Вместе домой ходите?
– Вместе, – сказал мальчик. Его звали Валера.
– Ну вот, – усмехнулся Серёжа. – А говорил, что не товарищи.
– Мне сказали, чтобы я над Грачёвым шефство взял, – объяснил Валера.
– Кто сказал?
– Новая вожатая. Ее Наташа зовут.
Стасик свернул в Походный переулок. Валера за ним.
– Вы куда? – удивился Серёжа. – Вы разве здесь ходите? По Октябрьской же лучше: там сухо и фонари.
– Там канаву роют для труб, – объяснил Валера. – Все перекопали. Просто шею можно сломать.
Серёжа не любил Походный переулок.
Ничего особенного в этом переулке не было: домики с палисадниками, газетный киоск на углу. Но когда Серёжа был в первом классе, он видел, как мотоциклист сбил здесь собаку. Большая рыжая собака лежала на краю дороги мертвая, вся в крови… И с тех пор Серёжа старался по этому переулку не ходить.
Но делать нечего, они пошли.
Фонарей не было, свет падал только из окошек. И лишь сейчас увидел Серёжа, что небо очистилось и сверкают, будто отмытые, звезды. Белые и голубые. Он шел позади ребят, запрокинув лицо, и видел все больше и больше звезд, целые миллионы. Они светлой пылью проступали в черноте.
Переулок уже кончался, впереди горели фонари. Серёжа опустил голову и тогда увидел троих ребят. А потом четвертого – он догонял остальных, спешил от закрытого киоска.
Они шли навстречу. В их ленивой и развинченной походке была скрытая угроза. Стасик остановился. И Валера.
– Это, кажется, Киса, – шепотом сказал Стасик. – Пойдемте назад.
Серёжа ощутил в груди неприятный холодок. Но он подтолкнул Стасика в спину.
– Идите, не бойтесь. Что за Киса?
– Он в новом доме живет, его раньше не было. Он в седьмом классе учится, только не в нашей школе.
"Что раньше не было, я и сам знаю, – подумал Серёжа. – Развелись всякие Кисы…"
– Киса – не тигр. Чего вы дрожите? – сказал он как можно беззаботнее.
– Он у ребят деньги отбирает, – объяснил Валера. – Он хулиган. По нему плачет колония.
– Идите, – сказал Серёжа. И подумал: "Малышей не тронут. Не звери же".
Четверо неизвестных приближались. Самый высокий сказал тонким, но хрипловатым голосом:
– Остановитесь-ка. Дело есть.
– Ну? – сказал Серёжа, и ему стало по-настоящему страшно. Это был обыкновенный липкий подлый страх, от которого слабеют ноги.
– Скажи ему, Киса, – нетерпеливо прошептал самый маленький, чуть пониже Серёжи. – Скажи…
– Денежки есть? – поинтересовался длинный Киса. У него получилось мягко, почти ласково: "денюшки".
Серёжа не видел в темноте их лиц. Он различал только фигуры. Трое стояли тесной группой, четвертый чуть в стороне.
"Вот так, – подумал Серёжа. – Опять их четверо. Это тебе не на совете других ругать за трусость".
Это не на совете… И не на фехтовальной дорожке, где противник – твой товарищ, а кругом строгие судьи… И не во сне, когда вражьи пули бьют в тебя безвредно, как дождевые капли…
"Эх, Нока бы сюда", – подумал он.
Страх не уходил. Но Серёжа знал, что пусть хоть до смерти изобьют, а карманы выворачивать он не даст и не побежит без боя. Да и как побежишь, когда Стаська с Валеркой здесь? Не бросишь.
Стараясь, чтобы не дрожал голос, он сказал:
– Валера, Стасик, идите домой. Я тут сам разберусь…
"Если они уйдут, можно пробиться, – думал Серёжа. – Дам Кисе головой в поддых, а пока они будут мигать, выскочу на светлую улицу. Там они побоятся лезть".
– Стоп, козявки. Ни с места, – угрожающим шепотом приказал Киса. – Гусыня, присмотри.
Ага, значит, этот тип в спортивной шапке с помпоном и есть Гусыня… Раньше встретиться не пришлось. После того случая с Митей Серёжа и Кузнечик, прихватив Нока, два вечера искали компанию Лысого и Гусыни, но те не появлялись на улице.
А теперь – вот он!
Гусыня взял Стасика и Валеру за воротники, подвел и прислонил к телеграфному столбу.
– Стойте и не дышите, головастики. Худо будет…
Он, видимо, был уверен, что страх совсем парализует малышей, и даже не оглянулся.
Стасик замер, и в полоске света, падавшей из окна прямо на столб, Серёжа видел его бледное, с полуоткрытым ртом личико. В глазах у Стаськи были ужас и покорность.
Валера тоже на секунду притих, но вдруг рванулся и бросился из переулка к свету.
– Кеша! – тонко заголосил Киса. – Верни гада!
Тот, кто стоял в стороне, кинулся было за Валерой, но не догнал и вернулся.
– Черт с ним, – решил Киса. – Мы тут быстро… – И обратился к Серёже: – Ну как насчет денежек?
– А ты что, взаймы их мне давал? – скручивая в себе страх, сказал Серёжа.
– А как же! – обрадовался Киса. – Давал, конечно. Вчера. Три рубля. Отдашь?
– Да ты не бойся, – успокоил Гусыня. – Бить не будем, если будешь хороший. Мы же вежливые.
Тот, кто бегал за Валеркой, по-прежнему стоял в стороне, а маленький был рядом, но молчал и опасливо вертел головой.
– Ну-ка, раздвиньтесь, мне идти надо, – сказал Серёжа. – У меня времени нет.
– У него времени нет! – подхватил Киса. – Вы слышите? Кеша, проверь у него карманчики, и отпустим человека, ему некогда.
Тот, кого называли Кешей, недовольно обернулся.
– Я же просил не втягивать меня в подобные истории…
И Серёжа узнал по голосу Сенцова!
– Сенцов! – сказал он, забывая на миг о страхе. – Надо же! Быстро отыскал новых друзей.
– Почему новых? – хладнокровно отозвался тот. Он, видимо, еще раньше узнал Серёжу. – Старых друзей у меня и не было. В вашем зачуханном клубе, что ли, друзья?
– На что надеешься? – спросил Серёжа. – Избить вы меня можете, а убить не убьете. Завтра все равно все узнают, какой ты подонок.
– А какие у тебя ко мне претензии? Я тебя, кажется, не трогаю. А кроме того…
– Никто ничего не докажет, – снисходительно объяснил Киса. – А поэтому стой и не возникай.
– Докажут, – сказал Серёжа.
– Кто? Может, этот ребеночек? – Киса кивнул на Стасика. – Он не будет на нас наговаривать, он хороший мальчик. Верно, Стасик? Мы с ним друзья. Хы-ы…
Серёжа увидел, как Стасик заморгал и зашевелил губами. Словно ответить хотел.
– А если и докажут, что будет? – насмешливо спросил Киса. – Сводят в учительскую, скажут, что нехорошо так делать. Вон Гусыню каждый день к директору таскают, а он веселый.
– Пусть карманы покажет, – мрачно потребовал Гусыня.
На что они надеялись? Ну да, они не понимали, что бывают вещи сильнее страха. Что можно бояться и все равно стоять прямо. Потому что есть эмблема с конниками и солнцем, есть друзья, рапиры, слова клятвы. Песни Кузнечика, всадники "Гренады". И где-то далеко – маленький Алехандро Альварес Риос, которому грозят пули. И красный галстук, который, выходя из школы, не прячешь в карман, как эти подонки. И золотой угольник капитана.
В двух шагах от светлых домов, от тысяч веселых и справедливых людей из случайной темноты выползли эти поганки и думают, что они хозяева!
– Дураки вы, – сказал Серёжа. – Вы думаете, на вас управы не найдется?
– Милицией пугаешь, гад? – прошипел Гусыня. – Не пугай, мы там были – и ничего, так же дышим.
– Значит, никто вам не страшен? – с насмешкой спросил Серёжа. – Значит, вы сильней Советской власти?
Киса хихикнул:
– Это ты – власть?
– Я не власть. Но она за меня, а не за вас. А вы – плесень.
В ту же минуту в глазах у Серёжи вспыхнули желтые огни, и от удара в лицо он отлетел на палисадник. Острые концы реек больно уперлись ему в спину. Палисадник был шаткий, он прогнулся под Серёжей, и несколько реек отскочили от нижнего бруса. Чтобы не упасть, Серёжа схватился за одну из них…
Рейка подалась и осталась в руке.
И в ту минуту, когда Серёжины враги думали, что он сломлен, побежден, уничтожен, в нем вспыхнула мгновенная радость. Радость силы и уверенности.
До сих пор он не думал об оружии. Но сейчас, ощутив под рукой деревянный брусок, он вспомнил все, что надо: Олега с рапирой, свечи, серебристый вихрь клинка. Вспомнил, как сам на пустыре длинной линейкой рубил колючие головки на высоких кустах репейника. Это было как вспышка. Он оттолкнулся левым локтем и кинулся к врагам…
Киса ойкнул и отскочил, ухватившись за кисть правой руки. Обратным движением Серёжа сбил Гусыню, который оказался справа: концом рейки, зажатой в ладони, как рукоять, Серёжа ударил его в подбородок. Тот схватился за лицо, заскулил, медленно сел на корточки и уткнулся в колени, но это Серёжа увидел уже после. А сначала он развернулся в сторону Сенцова. Осторожный Сенцов успел отскочить заранее, но при этом неудачно повернулся спиной. Серёжа прыжком догнал его и от души врезал по лопаткам.
– Я тебя трогал?! – заорал Сенцов, изгибаясь. Самый маленький из ребят прыгнул на дорогу и поднял что-то с земли. Наверное, камень. "А он не трус", – мельком подумал Серёжа и повернулся в сторону Кисы. Младшего противника он не боялся: знал, что подойти он не решиться, а камнем сгоряча попасть трудно. Другое дело Киса… Но Киса по-прежнему держался за руку. То ли удар был силен, то ли Киса обалдел от стремительного отпора.
У Серёжиной головы прошелестел камень.
– Ты мне еще покидайся! – пригрозил Серёжа. Перехватил поудобнее рейку, поднял портфель и сказал Стасику: – Пошли.
Сердце у него бухало и колени вздрагивали, но это был уже не страх, а возбуждение боя. И тут он услышал взрослый голос:
– Это шо же такое?
"Сейчас побегут", – подумал Серёжа.
Но враги его не двинулись. Только Гусыня поднялся, все еще держась за подбородок.
Серёжа разглядел, что взрослый человек был невысокий, но широкоплечий. В короткой куртке, плоской фуражке и сапогах. И, судя по голосу, молодой.
– Так шо же случилось? За что ты побил этихь хорошихь мальчиков?
Он то ли старался говорить "по-одесски", то ли просто не очень владел языком. "Кажется, пьян", – понял Серёжа.
Но все-таки это был взрослый человек. Не будет же он заступаться за хулиганов.
– Они сами полезли, – возбужденно сказал Серёжа. – Понимаете, деньги им понадобились. Четверо на одного. Рыцари…
– Ай-яй-яй, – насмешливо произнес человек.
Младший мальчишка прошептал с опаской и почтительным восторгом:
– Это Гаврик…
– Молчи, дубина! – злым шепотом оборвал его Киса. И жалобным голосом объяснил: – Мы его по-хорошему попросили, а он дерется.
– Ай-яй-яй… – снова сказал Гаврик, и Серёжа ясно услышал издевательскую нотку. – Тебя попросили, а ты дерешься… А ведь люди по-хорошему просят. И не один, а целый коллектив… Тебя в школе учили, что коллективное важней личного, а? Что же ты себя про-ти-во-по-став-ляешь? А? Нельзя. А еще, наверное, пионер… А?
И вдруг совсем другим голосом, резким и злым, он сказал:
– А ну брось палку и топай сюда, ты… – И он выругался.
И выдернул из кармана руку.
Может быть, случайно, а может быть, нарочно этот Гаврик протянул руку в полосу света, и Серёжа увидел на его полураскрытой ладони плоский широкий нож.
Стасик громко заплакал. Серёжа машинально закрыл грудь локтем.
В этот миг он понял, что если промедлит хоть полсекунды, то не справится с собой. Бросится бежать, изнемогая от страха за себя.
А Стаська?
Рейку Серёжа держал концом вниз. Рука фехтовальщика сработала молниеносно. Снизу вверх, из третьей позиции, он ударил по оружию противника. Вернее, по его руке. Нож серебряной рыбкой взлетел в полосе света и воткнулся в столб в метре над головой Стасика. Стасик шарахнулся вбок.
– Ай! – как-то по-детски сказал Гаврик.
Но он оставался здоровым, сильным, опасным. И, вливая всю свою силу, страх и ненависть, Серёжа врезал ему по коленям.
Гаврик упал на четвереньки, а Серёжа, не сдержав отвращения, замахнулся еще раз…
И тут его будто опять ударили в лицо. Он зажмурился и снова открыл глаза. С трех сторон широкими светлыми конусами били фонарики.
– Всем на месте! – прозвучал очень громкий голос.
А второй голос, тоже громко, спросил:
– Кто Каховский?
– Я, – сказал Серёжа.
Блеснуло золото на красных околышах.
Кто-то крикнул:
– Куда? Я сказал – быть на месте!
– Я же случайно здесь… – Это жалобно произнес Сенцов.
Тот же голос, уже мягче, сказал:
– Если случайно, зачем бежать? Свидетели будут нужны.
Гаврик медленно поднимался с земли. Лучи фонариков уперлись в него. Серёжа увидел бледное лицо с большим перекошенным ртом и темными впадинами глаз.
– Батюшки мои! Гаврилов! – совсем не по-военному воскликнул один из милиционеров. – Вот встреча!
– Это я, начальник, – слабо усмехнувшись, признался Гаврик.
И быстро опустил в карман ладонь.
– Тихо! – крикнул милиционер и рванул кобуру.
Впервые Серёжа увидел так близко от себя боевое оружие – тяжелый черный пистолет.
Но милиционер опоздал. Гаврик махнул рукой, и что-то тяжелое прошелестело в воздухе, упало за забором.
– Кастет выбросил! – крикнул милиционер с погонами младшего сержанта. – Ничего, найдем!
Гаврик поднял согнутые в локтях руки, помахал кистями, пьяно улыбнулся:
– Все, начальник. Берите птичку.
– Пошли, птичка… – Милиционер махнул пистолетом в сторону фонарей. – Там и клетка есть на колесах. Правда, не позолоченная… Пошли все.
Серёжа выпустил рейку, подошел к Стасику и взял его за плечо. Сбивчиво сказал:
– Ну, пойдем… Не бойся теперь.
На углу стояла милицейская машина – желтый фургон с темной полосой и синей лампой над кабиной.
Главный милиционер – старший лейтенант – сказал:
– Этих – в машину. А ты, Серёжа, двигай с ребятишками. Тут рядом.
– Куда? – удивился Серёжа. Но обращались, оказывается, не к нему.
– Хорошо, – откликнулся другой милиционер, тоже офицер, с двумя звездочками на погонах, только совсем молодой.
Гаврика посадили в машину. Туда же сели два милиционера, и старший лейтенант скомандовал Кисиной компании:
– Давайте и вы. Там разберемся.
Сенцов захныкал…
Через минуту машина уехала.
– Пойдем, – сказал Серёже лейтенант. – Здесь недалеко.
– А куда?
– В отделение. Надо же у вас показания взять. – Он улыбнулся совсем по-мальчишечьи. – Да не волнуйся, мы вас домой на машине доставим. Не на этой, а на "Волге". Всех троих.
Только сейчас понял Серёжа, что рядом с ними опять Валера.
– Откуда ты здесь?
– Да ведь это же он нас позвал, – объяснил лейтенант. – Мы с задания ехали, а он выскочил на дорогу и давай голосовать. Ты хоть спасибо скажи человеку за выручку.
Валера улыбался откровенно и счастливо, как человек, совершивший подвиг.
– Спасибо, – машинально пробормотал Серёжа.
– Ну, пошли, – повторил милиционер. – Да ты успокойся, браток. Все уже позади… А ты знаешь, кто этот Гаврилов?
Серёжа помотал головой.
Лейтенант сказал:
– Известная фигура… Как тебе удалось его свалить? Это же чудо какое-то.
– Он, по-моему, сильно пьяный, – сказал Серёжа. – А может быть… В общем, я и сам не пойму. – Он слабо улыбнулся. Он совсем не чувствовал себя героем. Его бил озноб.
– Ну и что же, что пьяный, – возразил лейтенант. – Головы-то он не терял. Догадался же кастет выбросить. Ну ничего, там сержант остался, найдет…
– А нож! – спохватился Серёжа. – Взяли?
– Какой нож?
– Но ведь он же с ножом был.
– Тебе не показалось? Темно было.
– Не показалось. Там свет из окна падал! Я по ножу ударил, а он в столб воткнулся. Вот над ним. – Серёжа указал на Стасика, и тот почему-то вздрогнул.
– Роман "Три мушкетера", да и только, – озабоченно произнес лейтенант. – А ну пойдем назад. Нож – штука серьезная.
Он решительно двинулся в переулок, и ребята потянулись за ним. Стасик прихрамывал.
– Можно, я домой пойду? – спросил он. – У меня нога болит.
Лейтенант обернулся.
– А не боишься?
– Дом-то уже рядом, – объяснил Серёжа. – Пусть идут оба, а то родители волнуются. Тут их никто не тронет. А я вам все расскажу и без них.
– Ну, бегите, – разрешил лейтенант.
– Стаська, не вздумай дома рассказывать про это дело, – предупредил Серёжа. – Там с ума сойдут. Скажи, что я к Генке зашел.
Стасик торопливо кивнул и, кажется, обрадовался.
Малыши ушли, а Серёжа и лейтенант снова окунулись в темноту переулка.
Нож они не отыскали. На столбе его не было, в сухой траве вокруг столба – тоже.
– Может быть, показалось все-таки? – спросил милиционер.
Серёжа упрямо помотал головой.
Лейтенант помолчал и спросил:
А ты не помнишь, как нож воткнулся? Вдоль древесины или поперек?
– Вот так, – Серёжа вытянул перед собой ладонь, – наискосок.
Посмотрим… – Лейтенант стал на цыпочки и долго водил светлым кружком фонарика по столбу.
– Точно. Есть такая зарубка, – сказал он.
Кто-то тяжело прыгнул с забора и подошел к ним. Это был сержант.
– Вот он, кастет. На грядках лежал.
Лейтенант сказал ему о ноже. Минут десять они обшаривали вокруг землю, но напрасно.
– Пойдем, – сказал лейтенант. – Нет ничего.
– Вы мне не верите? – спросил Серёжа.
– Верю. Тем более след на столбе… Но где же нож? Может, Гаврилов успел его выбросить?
– Да нет, он его больше не касался.
– Ладно, выясним… А как ты сумел выбить его у Гаврилова?
– Не знаю, – утомленно сказал Серёжа. – Наверно, с перепугу… – Его опять стал трясти крупный озноб, и захотелось поскорее оказаться дома у Наташки, среди своих, где спокойно, светло и весело. Казалось, что он уже много-много часов пробыл в этом переулке.
Сержант, который все молчал, вдруг спросил:
– С перепугу, говоришь? С перепугу люди драпают сломя голову, а ты дрался.
Серёжа не стал объяснять, что драпать нельзя было из-за Стаськи. Еще подумают, что хвастается: вот, мол, какой хороший, не бросил маленького…
В отделении милиции все произошло быстро. Гаврилова увели. Кису, Гусыню, Сенцова и четвертого мальчишку отпустили домой, сказав, что вызовут в понедельник. Хмурый пожилой капитан, повернувшись к Серёже, слегка улыбнулся:
– Ну, мушкетер, давай по порядку. Как было дело? Да не волнуйся, все уже хорошо.
"Почему они все говорят "не волнуйся"? – подумал Серёжа. – Или заметно, как меня трясет? Но это же от холода".
Он рассказал обо всем. Получилось не много. Капитан записывал. Потом спросил:
– Значит, настаиваешь, что нож был?
– Да.
– Ну ладно… Прочитай и распишись.
Серёжа бегло прочитал разлинованный лист. Все было правильно, только очень уж коротко. Серёжа написал внизу: "Каховский". Буквы получились большие и корявые. Он услышал, как шепотом кто-то сказал:
– Натерпелся малец.
Капитан обратился к лейтенанту, которого тоже звали Серёжей.
– Увези парнишку домой.
– Я и так дойду, здесь недалеко, – сказал Серёжа.
Капитан опять сдержанно улыбнулся.
– Увези, увези… Героям должен быть почет. Он и сам еще не знает, как здорово нам помог…
У крыльца стояла милицейская "Волга". Лейтенант сел за руль, Серёжа – рядом. В зеркале над рулем он увидел на миг свое лицо. На левой скуле был могучий синяк. Это Серёжу почему-то развеселило.
Доехали они за минуту.
Дверь Серёже открыла Наташка.
– Ну, пропащая душа… Мы уж беспокоимся.
При неярком коридорном свете она не разглядела Серёжино лицо.
– Слушай, – шепотом сказал он, – есть у тебя пудра или крем какой-нибудь, которым лицо мажут?
– Ты рехнулся?
– Ни капельки. Надо навести маскировку.
