Глава третья

Ужин прошел в скомканной нервозной атмосфере. То, что мы присутствовали за общим семейным столом, было достижением, подозреваю, не Эльвиры, а Изабеллы. Зачем ей это было нужно, я пока не понимал.

Столовая располагалась в той же плоскости, что и буфет. Суровый минимализм с увядшими ромашками в позолоченной рамочке. Длинный стол с закругленными концами. Мягкое освещение вуалировало лица вкушающих. Люди стучали столовыми приборами, неторопливо пережевывали пищу. Варвара, прежде чем отправить в рот кусочек еды, пристально его разглядывала. Я поддевал ее локтем и шептал, что пищу надо есть, а не разглядывать. Если все едят одно и то же, то вряд ли нас отравят. «Вкус спецфицкий», – оправдывалась Варвара.

Компания подобралась экзотичная. Я сделал ценное наблюдение: в этом доме ВСЕ ВСЕХ не любили (в том числе нас), за исключением шустрой девицы Кармен, явно тяготеющей к Изабелле, и начальника полиции Конферо, тяготеющего туда же.

Начальник охраны Йоран Ворген был немногословен, пытался излучать скандинавское спокойствие и доброжелательность, но со скрипом выходило только первое. Из наблюдений явствовало, что его тяготит не только наше присутствие, но и присутствие Эльвиры. Изабелла приветливо улыбалась, но приветливость стоила упорной работы лицевых мышц. Эльвира не вняла воспитательной работе, явилась за стол нагруженной коньяком, но не буйствовала, сидела подавленная, ковырялась вилками и щипцами в тарелке. «Младшенький» Генрих имиджа не сменил, бурчал под нос и уже битых четверть часа гонял по тарелке скользкую улитку. Черноволосая Кармен, чье происхождение в доме пока оставалось загадкой, худая, курносая, лукаво посматривала то на меня, то на Изабеллу, морщила носик, чтобы смешинка не попала в рот. Имидж отмороженного чертенка ей подходил вполне удачно.

Нахохлился Марио. Одна бровь была зафиксирована выше другой, белый фартук завязан под горлышко, взгляд устремлялся на еду, которую он аккуратно поглощал при помощи соответствующих приспособлений. Участи ребенка можно было только посочувствовать. За его движениями строго взирала гувернантка Габриэлла – прямая тетка в черном. Она могла бы стать привлекательнее, если бы лучше ухаживала за волосами и не делала такое свирепое лицо. Гувернантка сидела вместе со всеми, но место свое знала, локти на стол не укладывала, почти не ела, а если на кого-то и поглядывала, то только искоса.

Движением блюд из ресторана «Эль-Пасо» заведовала горничная Сесиль. В редкие минуты передышки она замирала, отступив к стене, и превращалась в расплывчатое пятно, никому не интересное.

Полковник Конферо был одет в партикулярное платье – рослый, щекастый, с наметившимся брюшком. Он пытался потрясти публику добродушием, но это никого не потрясало. Интересно, думал я, он знает, что предыдущие мужья Изабеллы в порядке живой очереди отправились в Страну вечной охоты и становиться четвертым просто глупо?

– Вы плохо едите, – обратилась к нам с Варварой Изабелла (видимо, сказанное относилось только к Варваре). – Напрасно, господа из России. В ресторане «Эль-Пасо» меню отличается разнообразием, а продукты свежестью. Сам шеф-повар дон Луиджи распоряжается упаковкой и отправкой, подписывает продукты, чтобы мы знали, что едим.

– Спасибо огромное, Изабелла, – чавкал я. – Невыносимо вкусно.

– Вы даже не в курсе, что вы едите, – ворковала Изабелла. – Вот здесь у нас ромштекс, это баранья корейка на косточке, крем-суп из спаржи, фасолевый суп с рисовыми клецками, грибное рагу, кусочки омара в белом вине, виноградная улитка эскарго – могу поклясться, в России вы такого еще не пробовали.

– Фи, Россия… – бормотал, гоняя улитку, Генрих. – Да там, кроме пельменей, ничего не едят. Символ гастрономической роскоши.

– Это правда? – В изумрудных глазах Изабеллы заплясали огоньки.

– Это правда, Изабелла, – подтвердил я. – Пельмени в России – не просто еда. Это идея. Вроде водки. Пельмени утром, пельмени вечером. Разбудите человека в три часа ночи – он выпьет водки и закусит пельменем. Нет, существует, конечно, другая еда, но она так плохо приживается…

– А вот насчет водочки стоит поразмыслить, – пошкрябал шею Генрих. – Изабелла, радость моя…

Донести до публики окончание мысли он не успел. Клюющая носом Эльвира нанесла внезапный удар: неловко сжала щипчиками улитку, последняя выстрелила, пронеслась через стол и вонзилась Генриху точно в клюв!

– Попала! – радостно засмеялась Эльвира и захлопала в ладоши.

– Чертова дрянь! – взревел Генрих, выпрыгивая из-за стола. – Убью, сука!!! – и зашарил по столу, выискивая, чем бы запустить в Эльвиру. Схватился за столовый нож со скругленным концом (я где-то читал, что такой нож изобрел сам Ришелье).

– Убей, мерзавец! – вскочила Эльвира. Она преобразилась в безумную фурию. – Убей! Вы тут давно собираетесь меня убить! Гуго убили, настал мой черед, да?!

Они стояли, сверкая глазами, истекали ненавистью, и каждый боялся приступить к решительным действиям.

– Хватит! – рявкнула Изабелла и ударила кулачком по столу. Кулачок оказался сильным, вздрогнул стол, из блюда с мясом выпрыгнула баранья косточка, прочертила дугу и свалилась в тарелку с соусом рядом с Марио. Мальчик поднял голову. На лбу у него красовались потеки цвета детской непредсказуемости.

Захохотала Кармен.

– Мама, ты чего? – недоуменно спросил мальчик.

– Ах, солнышко, прости, пожалуйста, – ангельским голоском просюсюкала Изабелла, схватила салфетку, обежала вокруг стола и принялась вытирать свое обтекающее чадо.

Кармен отсмеялась и потянулась к блюду с оливками. Гувернантка ухом не повела. Зевнула горничная. Йоран Ворген покосился на свой подрагивающий фужер и невозмутимо продолжал насыщаться. Начальник полиции вытер салфеткой губы и с любопытством воззрился на Варвару.

– А ты знаешь, что движение живых существ сводится к непрерывной циркуляции навоза? – шепнула на ухо Варвара.

– Догадываюсь, – кивнул я. – Кто это сказал?

– Братья Гонкуры…

Генрих и Эльвира плюхнулись на свои места. Генрих потянулся к початой бутылке виски, Эльвира – к сладкой сангрии.

– Прошу прощения, – повернулась к нам Изабелла, соорудив натянутую улыбку. – Эльвира вбила себе в голову, что к исчезновению Гуго причастны люди, проживающие в этом доме. Она слишком много пьет. Недалек тот день, когда у нее начнутся серьезные проблемы с психикой.

– А вам того и надо… – начала Эльвира.

– Молчать! – рыкнула Изабелла, и Эльвира втянула голову в плечи.

– Это мнение не только наше, но и доктора Санчеса, который много лет наблюдает Гуго, – с улыбкой продолжала Изабелла. – Мало того, – она повысила голос. – Эльвира считает, что и ее в этом доме собираются убить. Наплела бессмыслицу, как за ней по всей Сибири гонялись наемные убийцы, учинила скандал на пустом месте. Оторвала от работы российских детективов. Нет, дорогие гости, вас никто не гонит. Но будем же, в конце концов, реалистами…

– Простите, дорогая, – перебил Рикардо Конферо. Он не знал русского, поэтому говорил на сносном английском. – Все понятно, к чему лишние слова? Эльвира успокоится, придет в норму. Исчезновение господина Эндерса стало неожиданностью для всех. Полиция приложила титанические усилия, чтобы прояснить ситуацию, и продолжает это делать. Поверьте, все заинтересованы в выяснении обстоятельств. Но ясно одно – злой умысел исключается полностью. Все произошедшее с Гуго Эндерсом, – дело рук самого Гуго Эндерса, в чем я глубоко убежден. Тот еще великий мистификатор, – начпол криво усмехнулся и быстро глянул на Изабеллу, как бы ища у нее поддержки. Поддержки не последовало. – Одно оправдание – гм, талант.

Речь прозвучала коряво, но что ждать от высокого полицейского чина? Важнее не слова, а поведение. Я украдкой наблюдал за действующими лицами и не мог избавиться от мысли, что для большинства присутствующих исчезновение художника – событие утомительное, раздражающее и совершенно ненужное. Но для всех ли?

– Позвольте полюбопытствовать, молодые люди, что вы собираетесь делать? – обратился ко мне Конферо. – Насколько знаю, вы частные детективы?

– В первую очередь они мои гости, – огрызнулась Эльвира.

– Не сомневаюсь, – слащаво улыбнулся Конферо. – Почему бы им действительно не остаться вашими гостями?

– А что, господин полковник, в вашей стране запрещена деятельность частных детективных структур? – удивился я. – Ваша полиция настолько блестяще выполняет свою работу, что частным сыщикам здесь нечего делать?

– Ну, знаете… – напрягся Конферо.

– Все в порядке, полковник, – кинулась исправлять мои ляпы Варвара. – Никто не собирается вмешиваться в работу полиции. Мы убеждены, что злой умысел в этом доме решительно исключен (Эльвира беспокойно шевельнулась). Но господин Эндерс – художник с мировым именем – действительно считается без вести пропавшим. Искать его надо, господа, – вздохнула Варвара. – Вы отвергаете помощь со стороны, господин полковник? А представьте на минуточку, вдруг полиция ошибется? Ведь там живые люди.

Полковник не нашелся, что ответить. Покосился на Изабеллу. Засмеялась Кармен, уловив нерешительность полицейского.

– Раевский, да она же немая… – обнаружила Варвара.

Я давно уже догадался. Но смех у девушки был приятный, разливался колокольчиком и с лихвой заменял голос. Что за компаньонка такая?

– Охотно допускаю, господа, – выдавил из себя полковник, – что полиция могла кое-что пропустить. Но, надеюсь, у вас хватит такта не лезть в чужие дела. Любая информация, которую вы обретете в ходе расследования, должна немедленно доноситься до полиции – в лице вашего покорного слуги.

За столом воцарилась тишина. Наш «покорный слуга» как-то странно смотрел на Изабеллу. Она не обращала на него внимания. Тогда он уставился на Варвару. Йоран Ворген гипнотизировал недоеденную косточку: ждал, пока она сама, подобно гоголевской галушке, прыгнет в рот. Застыла гувернантка, застыла Сесиль. Мальчик пристально смотрел на мать, которая размешивала серебряной ложечкой сахар в кофе. Кармен, сдерживая смех, потянулась к вазочке с фруктами. Расстегнулся крючок во впадине декольте, показалось что-то интересное, что немедленно отметил, прекратив жевать, Генрих…

– Не очень-то приятная новость, господа, – ворчливо бросил полковник Конферо. – Боюсь, журналисты уже в курсе произошедшего. В полицию звонили из газеты «Ла Чезара», выспрашивали, почему уже неделю не видно Гуго Эндерса. Версия о простуде журналистов уже не устраивает. Произошла утечка информации, просочился слушок, что Гуго Эндерс пропал. Боюсь, нас ожидает взрыв, господа. Возможно, с утра все выходы из поместья оккупируют репортеры.

– Кто же их пустит? – усмехнулся Ворген.

– Габриэлла, Сесиль, – очнулась Изабелла, – завтра из поместья никуда не выходить. Охране осмотреть машину из ресторана: не спрячется ли в ней какой-нибудь ушлый папарацци…

– А ты чего распоряжаешься? – пьяным голосом вопросила Эльвира.

Вопрос остался без ответа.

– Бесполезно, – хохотнул Генрих. – Уж коли прошел слушок, с нас не слезут. Сами себя поставим в неловкое положение. Да хватит уже скрытничать…

– Помолчи, – поморщилась Изабелла. – Да, полковник, вы сделали все возможное. Скрывать неделю от общественности исчезновение гордости Мариньи и всей Испании… Хорошо, пусть общественность узнает. Но без взрыва. Полковник, я вас умоляю, расследуйте хоть что-нибудь…

– Изабелла, дорогая, – сделал жалобное лицо полковник, – мы делаем все возможное.

– Да ни черта вы не делаете! – взвизгнула Эльвира.

Захохотал, осушив бокал, Генрих:

– А Вуди Аллен однажды сказал: «Когда я в детстве был похищен, мои родители сразу начали действовать. Они сдали мою комнату в аренду…»

Подскочили одновременно – Эльвира с пылающим лицом, Генрих – хоть и пьяный, а ждущий адекватной реакции. Эльвира швырнула в него тарелку. Генрих отклонился, дико хохоча. Блюдо влепилось в стену, разбилось на мелкие осколки. Воцарился гвалт, в итоге победила дружба. Но поразило другое. На все происходящее не реагировал только один человек. Тринадцатилетний Марио. Он смотрел на свою мать. Безотрывно, цепко. Я не педагог, конечно, плохо разбираюсь в наивных детских чувствах, но готов был поклясться, что глаза мальчишки источали лютую ненависть…

Сон не шел. Я курил и думал. Странный дом, странные обитатели. Экстравагантность Гуго Эндерса отражается на всех, кто живет с ним под одной крышей? Но настолько ли экстравагантен Гуго Эндерс, как его творчество?

Я повернулся к перегородке, стал ее гипнотизировать, чтобы она упала и я перекатился к Варваре. Гипноз подействовал: в дверь многозначительно поскреблись.

– Кто? – спросил я.

– Кошка… – прошептала Варвара в замочную скважину.

Я мигом подлетел, ввел ее в темную комнату, сопроводил до кровати, уложил. Она прижалась ко мне, обожгла горячим дыханием:

– Тебе не было страшно за столом?

– Было, – вздохнул я. – Мне и сейчас страшно. Я ничего не понимаю в этих людях, ничего не понимаю в происходящем, меня бесит обстановка. Но десять тысяч евро – неплохие деньги. Эльвира, если доживет до завтра, подкинет еще десять. Не знаю, как она дойдет до банка, если поместье с утра атакуют репортеры, но это ее проблемы. Мы в Испании – прекрасной европейской стране, где рядом море. Давай доживем до завтра, поговорим со всеми фигурантами, включая охрану, осмотрим территорию…

– Ты знаешь, кто такая Кармен? – она пресекла мои поползновения на отъем законных трусиков и отодвинулась.

Я промычал что-то из Бизе.

– А серьезно?

– Хорошо, – я отнял от Варвары свои конечности, забросил их за голову. – Девица лет двадцати, смазливая, не умеющая разговаривать, озорная, смышленая и… как бы выразиться помягче, немного тронутая. Благоволит к Изабелле, а нас – терпеть не может. Однажды она уронит на нас какую-нибудь скульптуру или подкрадется, скажем, с ручной газонокосилкой.

– Ты просто титан интуиции, – похвалила Варвара. – Несколько лет назад, когда у Изабеллы было временное безмужичье – то есть второй муж дал дуба, а третий еще не всплыл на горизонте, – ехала Изабелла на спортивной «Субару» по горному серпантину где-то в Апеннинах. Подобрала немую голосующую девчушку. Обычно Изабелла благотворительностью не страдает, а тут замкнуло что-то. Разговорились по дороге, гм. И вдруг, прямо как в песне: отказали тормоза. Машина покатилась с горки – точно в пропасть. А в пропасти море, красота… Машина рухнула в кювет, несколько раз перевернулись, зависла над бездной. Немую выбросило из машины, а Изабелла была пристегнута. Лишилась чувств, да так бы и очнулась на небесах, не приходя в сознание. Но девчушка в последний момент разорвала стропы, выволокла Изабеллу из уже падающей машины… Романтично, правда?

– Супер, – восхитился я.

– Спасти машину наша силачка не смогла, но Изабелла почти не пострадала. Исполнилась щемящей благодарности и взяла девочку к себе жить. С тех пор и бегает Кармен по обиталищам Изабеллы – сытая, довольная, преданная с потрохами. И третий муж ее не смутил. Видимо, изначально Изабелла предъявила условие: девочка будет жить с нами. Разумеется, за прошедшие годы Кармен расцвела, стала невестой…

– Погоди, – спохватился я, – откуда дровишки? Ты вроде в комнату пошла.

– Это ты пошел. А я подумала и вернулась в столовую. Сесиль наводила порядок. Я и помогла ей немного – мне же не трудно собрать горстку посуды.

– И долго Сесиль работает в этом доме?

– Не, – Варвара шмыгнула носом. – Месяца три. Но история стала притчей во языцех.

– Поменьше бы ты шаталась без меня по дому, – проворчал я.

– Жутенько, – согласилась Варвара. – Но привыкнуть можно. Знаешь, у меня есть идея… – она придвинулась ко мне, но я уже догадался, что идея не имеет отношения к сексу. – Мы все равно не уснем. А территорию осмотреть надо. Завтра утром – под щелчки фотокамер из-за ограды? Когда за нами всей деревней будут ходить эти странные люди? Когда начальник полиции приставит к нам своих людей?

– И что ты предлагаешь? – екнуло сердце.

– Пойдем сейчас… Что с тобой, Андрюша?

– Не знаю. Предчувствие недоброе.

– Да брось ты, – она уже зарядилась своей безумной идеей, схватила меня за уши. – У мужчин не бывает недобрых предчувствий. Это женская прерогатива. А мои предчувствия подсказывают: удобнее случая не будет. Вставай. Я знаю, ты бы предпочел другое занятие…

– Одно условие, – вздохнул я. – Сначала «другое» занятие, а потом подумаем.

– Я знала, что ты так скажешь, – рассмеялась Варвара. – Ладно, ради дела я готова на все…

Насчет предчувствий я почти не приукрасил. Но любопытная Варвара рвалась в бой. Раздвижные двери выпустили нас на свежий воздух. Но свежим он был весьма условно. В доме, благодаря вентиляции, дышалось легче. Каталонская ночь была тиха, темна, насыщена влажными испарениями и по температуре мало отличалась от каталонского дня. Ходить без фонаря в таких условиях было безумием.

– Веди меня к воротам, – буркнул я. – Ты же кошка, видишь в темноте. И давай сделаем так, чтобы не блуждать до утра?

На пространственную память Варвары я никогда не жаловался. Мы двигались по темной аллее, мимо олеандров и розмаринов. Почти без травм добрались до ворот, где в будке охраны мерцал огонек. Парни в серой униформе долго не могли взять в толк, зачем нам мощный фонарь. Мы объясняли, что имеем желание прогуляться, и запретить никто не может, поскольку мы имеем личное разрешение от полковника Конферо на «умеренно-невызывающие» следственные действия. Заморочив головы охранникам, мы забрали фонарь и потопали по периметру…

Здание занимало центральную часть поместья, с востока к нему примыкали небольшие хозяйственные постройки, завуалированные хвощом. Обилие зелени, переплетение дорожек, аллей, несколько беседок. Ландшафтный дизайн нас мало беспокоил. Мы двигались вдоль периметра, делая заходы в глубину территории. Воздух насыщал цветочный запах, пели цикады. Звезды подглядывали из-за крон деревьев. Периметр оснастили по последнему слову, вряд ли он представлял интерес. Даже выключив сигнализацию, перемахнуть через эти устрашающие пики…

Строения за домом были заброшенными. Скрипучие двери, запах затхлости. Но электричество работало. В одном когда-то была пивоварня (судя по кислым ароматам), в другом – холодильные установки. Мы бродили мимо каких-то причудливых агрегатов, ржавых холодильников, пустых железных шкафов. Выбрались на свежий воздух, отправились по дорожке на южную границу. Вновь перебирались от одной секции ограды к другой, делая «контрольные» остановки, замирали, вслушивались в тишину. Переместились на восточную сторону, прошли мимо запертой калитки, за которой просматривался спуск, ограниченный каменными перилами – вероятно, к морю…

От обилия запахов кружилась голова. На углу периметра мы набрели на полураспавшееся строение, заросшее тропическим бурьяном. Оно не портило вид – с участка практически не просматривалось. Неприятности начались, когда я свернул с тропы, тянущейся вдоль ограды, и отправился к строению, давя по дороге какие-то лопухи. Здание напоминало бойлерную, утонувшую в грунте. На крыше колосились сорняки. Вход – проржавевшая железная дверь – располагался в яме, куда вели подозрительные на вид ступени. Я поколебался, но решил сойти вниз.

– Не надо туда спускаться, – произнес с протяжным акцентом скрипучий голос.

Я резко повернулся, вскинув фонарь. Ахнула Варвара. Послышалось шуршание, раздвинулись кусты, вылупилась нескладная фигура садовника Тыниса (не понимающего русский язык). Он стоял, опустив руки, угрюмо нас разглядывал.

– Вы следите за нами? – сглотнув, поинтересовался я. Предательская сушь в горле – как после пьянки.

– Нет, – последовал спустя минуту ответ. – Я здесь работаю.

– Спроси у него, – шепнула Варвара, – правда ли, что эстонские коровы сразу дают кефир?

– Не поздновато ли для работы?

Садовник не предпринимал враждебных действий. Роль полуночного статиста его устраивала. Откуда он взялся? Ходил за нами?

– Мы тоже работаем, – пробормотал я. – Не возражаете, если мы продолжим?

– Не ходите туда, – скрипло отозвался Тынис, покосившись на яму со ступенями.

– Почему?

– Там нет ничего. В этом здании много лет назад была котельная, потом ее перенесли под дом.

Он хмуро посмотрел на меня, на вибрирующую тень Варвары, удалился, раздвинув ветки. Несколько минут мы стояли неподвижно.

– Жуть, – прошептала Варвара. – Я чуть в штаны не наложила.

– Постой здесь, – шепнул я. – Сейчас вернусь.

Ступень с протяжным воем ушла куда-то вглубь, я потерял равновесие, прыгнул на соседнюю, но и та была не лучше. Группируясь, я завалился куда-то вбок, ударился головой о железную дверь, но сохранил ноги – более важные, чем голова, части тела…

– Ты прямо как колокол… – бормотала Варвара, помогая мне подняться. Ей удалось спуститься аккуратно. – А садовник, между прочим, предупреждал. Кстати, обрати внимание на мою мысль. Полковник Конферо рассыпался в уверениях, что его люди обшарили все, что можно. Однако здесь они не были. Ты первый, кто сюда спускается за много лет.

Отряхнувшись, я отворил дверь, протиснулся внутрь. В этой долбаной котельной ничего не было! Обветшавшие кирпичные стены, с которых давно осыпалась штукатурка, заросший плесенью потолок, котлы, трубы, какие-то ржавые агрегаты. Несколько минут я бродил по грязи, не зная, чего ищу. Подземный ход, по которому Гуго Эндерс убыл в другую жизнь, оставив в замешательстве своих домашних? Полный бред. Откуда в старой котельной подземный ход?

Размышляя о том, что придется покупать новые брюки, я выбрался из котельной. Варвара стояла над лестницей, болезненно реагируя на каждый звук.

– Упырь не возвращался?

– Нет… Но знаешь, Андрюша, здесь и без него неуютно. Давай-ка пробежимся по северной стене – и баиньки…

Дальше мы попали в сущие джунгли, которых не касалась рука садовника. Сквозь решетчатую ограду мерцал огонек. Северные соседи еще не ложились. Мы продирались через дебри. Я остановился передохнуть. Выудил сигарету из пачки, прикурил. Царила темнота. От фонаря пользы не было. Я выключил свет, пусть глаза передохнут.

– Вставай, Варвара, антракт, – объявил я. Вдохнул глубоко, расслабился.

Я отключился на минуту от суеты. Очнулся, когда теплая ладошка ласково провела по моей щеке. Скользнула ниже, к шее, пальчики защекотали кожу. Я, честно говоря, не понял. Застыл, пытаясь сообразить, не чудится ли. Я слышал, что бывают тактильные галлюцинации, и вовсе не обязательно перед этим потреблять алкоголь или наркотики. Достаточно хорошо устать. Но мне не чудилось. В дело вступила вторая теплая ладошка, провела по второй щеке. Приятная процедура, надо признаться…

– Спасибо, Варвара, – пробормотал я. – Не самое подходящее время и место, но я рад, что ты меня не забываешь.

Варвара молчала. Я тоже замолчал. Если женщина молчит, лучше ее не перебивать. Она взъерошила мне волосы, пощекотала за ушами, погладила шею. Забралась под рубашку, сделала несколько приятных движений..

– Уговорила, – проворчал я. – Прекращаем бессмысленные хождения и идем в кроватку…

– Что ты там бормочешь? – раздраженно спросила Варвара где-то в стороне.

Я дернулся, словно меня обвила змея. Руки пропали. Я резко обернулся.

Похолодало в организме. Чернота сплошная, какие-то ветки, корни путались под ногами. Зачем я выключил фонарь? Я судорожно схватился за него, стал нашаривать рычажок. Яркий свет прорезал запутанную листву. Ниточка тропы под ногами, фрагмент решетки где-то поодаль, повсюду листья, листья… Нет никого. Померещилось.

– Ну, где ты тут?… – кряхтела Варвара, раздвигая ветки. Я вскинул фонарь. Она зажмурилась, отвернула голову.

– Раевский, ты спятил. Прекрати, идиот! Если я ослепну, ты будешь моим поводырем до конца своих жалких дней… ну-ка, постой, – она отобрала у меня фонарь, направила мне в лицо. Настал мой черед зажмуриться. – Бледненький ты какой-то, Раевский. Случилось чего?

– Нормально всё, – прохрипел я. – Пошли отсюда.

– Странный ты…

Не страннее некоторых. Я словно врос в землю. Она недоуменно хмыкнула, подняла руку, коснулась моей щеки. Другая рука, холодная, шершавая…

– Может, все-таки, объяснишь? Сон приснился? Помнишь, ты рассказывал, как спал на посту у боевого знамени? Шапку надвинешь на лоб, упрешься в стену и давишь, пока дверь в штаб не хлопнет…

Я не стал ей ничего рассказывать, решительно шагнул на тропу. Мы выбрались из зарослей и вскоре вышли на открытое пространство. Еще одно подсобное строение, дверь забита, окон нет, а снести этот хлам у Гуго Эндерса руки не дошли. Решетчатая ограда оборвалась, впритык к ограде возвышалась высокая каменная стена – метра три до гребня. Возможно, раньше в ограде имелся проход, потом его заделали кирпичом.

– Смотри, – прошептала Варвара. – Неплохой участок, чтобы выбраться из поместья.

– Да бог с тобой, – возразил я, освещая гребень. – Там все в проводах и датчики такие же. Это раз. Стена выше ограды, забраться можно только по длинной приставной лестнице. Где ты возьмешь лестницу и как ты ее сюда притащишь? Хорошо, допустим, у Гуго хватило сил доставить лестницу, отключить сигнализацию… просто монстр какой-то. Но куда он ее потом дел? Поднял за собой и сбросил на той стороне? И что он с ней потом сделал? Сжег? Это два.

– Будет и «три», судя по твоей интонации.

– Легко, – согласился я. – Перебравшись через забор, Гуго неминуемо окажется на территории северных соседей, откуда опять же придется выбираться на улицу. Ты знаешь, кто там живет?

– Нет.

– Но собачка у них имеется. Не знаю, умеет ли она гавкать и бросаться на людей, но скулит непрерывно. Слышишь?

– Ой, ладно, пошли отсюда, – голос Варвары дрогнул. – Просто болота Девоншира какие-то…

Завершался круг почета. До западной границы периметра, идущей параллельно Плата-дель-Торо, оставалось немного. Проехала машина. Дорожка, обрамленная белым кирпичом, отлично вырисовывалась в круге света. Она тянулась до ближайших зарослей: сворачивала влево и пропадала. Мы навострились в том же направлении… и внезапно различили звук шагов.

Варвара схватила меня за рукав.

– Слышишь?

Вызывающе скрипел гравий под ногами. Мужчина, причем мужчина с неслабой массой. Я направил луч света на изгиб дорожки, стал ждать. Звук шагов внезапно стих – человек остановился. Мы стояли, навострив уши, ожидая продолжения. Но уже никто никуда не шел. Луч от фонаря не пробивал заросли. Варвара прерывисто задышала, вцепилась мне в локоть, как рак клешней.

– Ну что ж, – пробормотал я, – если гора не идет к Магомету…

– Да идет она в баню… – зашипела Варвара.

Но нет уж, довольно. Я вырвался из Варвариных зажимов и потопал по дорожке, освещая свой скорбный путь. Свернул за дерево, выставив перед собой фонарь. Скорбный путь оказался до обидного коротким. Удар пришелся по руке, выпал фонарь. Я отпрянул, занес кулак. Но тут на голову обрушился второй сокрушительный удар.

И все – финальные титры. Славно погуляли…