Глава 3
КРАЖА
– Следствием установлено, что подсудимый совершил два преступления. – Прокурор делает небольшую паузу. – Я разрешу себе остановиться на них раздельно и разбирать в хронологическом порядке, то есть начну с кражи денег. Из материалов дела видно, что подсудимый готовился долго и тщательно. Умение собственноручно сделать слепок и по нему изготовить ключ свидетельствует о наличии у подсудимого значительного опыта. Хотя следствию и не удалось доказать, что данная кража была не первой, но наличие у него опыта в совершении подобных краж, на мой взгляд, бесспорно. Во всех действиях подсудимого чувствуется изощренный ум и профессионализм. К чему я говорю об этом? Попробую объяснить. Заранее обдуманное намерение, опыт, хладнокровие, профессионализм в исполнении доказывают огромную общественную опасность данного человека. – Прокурор смотрит на председателя и, когда они встречаются взглядами, говорит: – Общественную опасность подсудимого я считаю доказанной полностью.
Утром, когда Марина вошла в столовую, за столом рядом с Семиным сидел актер. Она села рядом с Семиным, который задумчиво ковырял вилкой в салатнице и едва ли слушал разглагольствования соседа.
– Понимаете, милейшая Марина Сергеевна, – актер решил включить Марину в беседу, – мы с почтеннейшим Валентином Петровичем говорили о сложности актерского перевоплощения. Как утверждают социальные психологи, каждый человек повседневно исполняет навязанные ему обществом роли. – Миронов сцепил в замок длинные пальцы и прижал их к груди.
– Не понимаю, – сказала Марина и пододвинула к себе простоквашу. – Я никаких ролей не исполняю.
Миронов взмахнул руками и деланно рассмеялся.
– Так только кажется, Марина Сергеевна. Играете, каждую минуту играете. Сейчас, например, играете роль, – он на секунду задумался, и Марине показалось, что он сдержал улыбку, – светской беззаботной женщины. А на самом деле у вас масса забот. Когда вы остаетесь одна, вы думаете...
– О чем думаете вы, Сергей Иванович? – перебил Миронова Семин.
Марина благодарно посмотрела на Семина. Миронов прикрыл пальцами тонкий рот, и Марина обратила внимание, что глаза у актера желтые, словно две большие веснушки, под стать тем, что покрывали все лицо и руки, а светлые волосы сильно пробиты сединой.
– Откровенность есть своеобразный стриптиз, – сказал он, – а при моем сложении не рекомендуется раздеваться.
Мимо гордо прошествовали две особы неопределенного возраста.
– С добрым утром. – Марина посмотрела им вслед и увидела ширококостного мужчину, который шел под руку с официанткой.
– Сестренка, – сказал он и остановился, – я буду сидеть за этим столом. – Он отодвинул стул у соседнего стола. Сделал легкий взмах рукой, и на его ладони оказалась конфета. Он осторожно опустил ее в нагрудный карман девушки. – Холодное боржоми – моя слабость.
Официантка хихикнула и убежала, а мужчина посмотрел на Марину, как на старую знакомую, и сказал:
– С добрым утром. – Он перегнулся и вынул из-под ее салфетки бумажную розу. – Простите, что не настоящая: нелетная погода, и самолеты с юга задерживаются.
Семин платком вытер углы рта и как бы про себя пробормотал:
– Не пансионат, а паноптикум. Актеры, клоуны... Бред, но интересно.
– Разрешите представиться: Михаил Алексеевич Зотов. – Мужчина, приподнявшись, поклонился.
– Совсем забыл. – Семин встал. – Мне срочно надо позвонить в Москву. Ради бога, извините. – Он хотел сказать что-то еще, но посмотрел в сторону и вздохнул.
Марина проследила за его взглядом и увидела парня, который вчера устроил скандал. Парень подошел и, глядя на вазочку с салфетками, на торчащую из нее розу, старательно, как заученный урок, проговорил:
– Извините меня, пожалуйста, я вчера выпил лишнего. – Он переступил с ноги на ногу, упрямо мотнул головой и посмотрел на Семина. – А тебя я как-нибудь...
– Топай, счастливое дитя. Топай, – улыбаясь, миролюбиво ответил Семин, посмотрел на Миронова, который, не обращая ни на кого внимания, с удовольствием доедал завтрак. – Простите, я бегу звонить.
– Ради бога, – сказала Марина.
Она отхлебнула из стакана остывший чай и посмотрела на актера, который сидел откинувшись и безразличными глазами оглядывал столовую.
– Что-то мы с вами приуныли, Сергей Иванович. – Марина вынула из вазочки бумажную розу и, как живую, поднесла ее к лицу.
Миронов недоумевающе посмотрел на Марину и долго думал над ее словами, его длинное лицо задвигалось и ожило.
– Приуныли? Да, да! Зритель ушел, – он показал рукой на стул Семина, – играть не перед кем. Вот так-с.
– У вас навязчивая идея.
– Я не так глуп, как вы... – Миронов сделал паузу, – думаете.
При выходе из столовой они столкнулись с мужчиной в темных очках и с палочкой, которого вела под руку официантка.
– Благодарю, – говорил слепой, – я с одного раза запоминаю дорогу и больше вас не побеспокою.
Марина проводила взглядом прямую, напряженную фигуру с запрокинутой вверх седой головой и сказала:
– А мы еще на что-то жалуемся.
– Жалуемся, – повторил актер, глядя себе под ноги. – Марина Сергеевна, вы можете отличить свои туфли от других того же размера и фасона?
– Когда произошел очередной заезд отдыхающих?
Балясин смотрел на сверкающие сапоги лейтенанта милиции и молчал. Он никак не мог понять, почему в такую непогоду сапоги у милиционера абсолютно чистые. Сапоги расхаживали по крашеным половицам балясинской комнаты, и сапоги, и половицы скрипели.
– Гражданин Балясин, – сапоги остановились и повернулись к Балясину тупыми блестящими носами, – вы поняли мой вопрос?
– Три дня, как приехали. А я приехал позавчера, – ответил за отца сидевший в углу Виктор. – Я освободился досрочно, сидел за кражу.
– Мне это известно, Виктор Владимирович. Но вы же не могли украсть деньги у родного отца.
Виктор посмотрел на морщинистое лицо отца с обвислыми усами.
– Такие деньги, – он мотнул головой. – Небось в деревню хотел отослать?
– Что теперь... – Балясин пожевал губами и добавил: – Долю братову хотел. Ему моя мать сродни была.
Виктор кивнул на отца, постучал пальцами по виску и отвернулся. Лейтенант подвинул ногой табуретку и сел.
Следователь уже написал протокол осмотра, опросил обоих Балясиных и ушел, а он, участковый, остался. На теоретических занятиях осмотр места преступления и допрос потерпевших и свидетелей выглядели несколько проще. Во-первых, всегда были какие-то улики, что-то вещественное: любой преступник оставляет следы. А этот не оставил! Замок не поврежден, все вещи на своих местах, ничто не говорит, что в комнате побывал посторонний. Следователь, человек профессиональный и дотошный, безучастно оглядел комнату и сказал:
– Деньги лежали в ящике с мылом. – А на удивленный возглас хозяина ответил: – Ящик передвинули недавно, след остался. Ведро с мусором всегда стояло вот здесь, – он показал на круглое пятно на полу, – вы его поставили на ящик. Преступник опытный и увидел все это так же, как я.
Следователь вел себя странно, опрашивал старика поверхностно, а на молодого Балясина вообще не обратил внимания.
– Зайдете завтра в отделение, – сказал он на прощание.
Лейтенанту хотелось загладить небрежность товарища. Он посмотрел на отца, на сына, на дверь и спросил:
– Сколько ключей имеете? Все на месте?
Балясин молчал, а Виктор хмуро посмотрел на лейтенанта и нехотя ответил:
– Батин ключ на столе лежит, – он встал, подошел к самодельной вешалке и опустил руку в карман пальто, – а мой вот. – Виктор показал два ключа.
– Почему два? – спросил лейтенант.
– На всякий случай, – ответил Виктор.
Марина медленно шла по скользкой аллее, огибающей пансионат, и думала о Валентине Петровиче, с которым недавно рассталась в холле. Последние два дня наедине с ней он был задумчив и рассеян, на людях же превращался в блестящего кавалера. Но легкость, остроумие и галантность Семина выглядели словно одежда, которую он привычно носил, стараясь, чтобы никто не заглянул под нее.
Марина нагнулась и выдернула из мокрого снега желтовато-черный дубовый лист. У черешка лист еще был живой, и Марина надкусила горьковатый стебель.
– Добрый день, Марина Сергеевна, – услышала она низкий уверенный голос, повернулась и увидела соседа по столовой, подарившего ей вчера бумажную розу.
– Добрый день, – ответила Марина и замялась, стараясь вспомнить его имя.
– Михаил Алексеевич, – подсказал мужчина и улыбнулся. – Если женщина не помнит имени, то дела мои плохи. Что вы делаете? – Он вырвал у нее лист. – Такая грязь. Инфекция.
– Давайте помолчим, – сказала Марина.
Зотов кивнул, и они пошли к выходу из парка.
Марина старалась, не глядя на спутника, вспомнить его внешность. Лет около сорока, средний рост, широкие вислые плечи, лицо с мощными скулами и с сильно развитыми надбровными дугами. Сейчас он в серой шляпе...
– Я шатен и причесываюсь на пробор, – подсказал Зотов.
– Я думала, вы только фокусник. А вы еще и волшебник!
– Фокусы – мое хобби, – ответил Зотов, вынул изо рта папиросу, сжал ее в кулаке и показал пустую ладонь, – а по профессии я врач-психиатр. Только, ради бога, – он взял Марину под руку и повел дальше, – не говорите об этом в пансионате.
– Почему?
– Меня замучают вопросами и просьбами о консультации.
– Михаил Алексеевич, как вы отгадали, о чем я думаю?
– Когда мужчина и женщина впервые идут вместе, то в девяносто девяти случаях из ста они думают друг о друге. Вы покосились в мою сторону и поправили прическу. – Зотов обнял Марину за талию, легко перенес через канавку, и они вышли к шоссе.
– Странное дело, Михаил Алексеевич, в нашем пансионате все мужчины сильные и... значительные.
– Мода сейчас такая на мужчин, вот мы и стараемся.
– В пансионате отдыхает киноактер, высокий, худой, физиономия длинная и в веснушках. – Марина попыталась изобразить Миронова. – Знаете? Так он тоже утверждает, что мы все какие-то роли исполняем.
Зотов подтолкнул Марину к обочине и загородил собой от быстро идущей машины. Милицейская «Волга», разбрызгивая грязь, проскочила мимо и, грозно гукнув, скрылась за поворотом.
– Милиция? У нас что-нибудь случилось? – Марина поежилась. – Не люблю милицию.
Зотов долго шел молча, потом спохватился и переспросил:
– Что вы сказали? Ах да, милиция. Ее любить и не следует. Ее уважать и слушаться надо.
Прощаясь в холле, Зотов удивил Марину неожиданным вопросом:
– Вы вчера поздно легли спать?
– А почему это вас интересует?
– В одиннадцать я вышел прогуляться, и мне показалось, что вы с Валентином Петровичем прошли по парку.
– Вам показалось, в одиннадцать я была у себя в комнате, – обиделась Марина. – Валентина Петровича у меня не было.
– Где не было Валентина Петровича? – спросил, подходя, Семин.
Видимо, он собрался на улицу, так как был в теплой куртке и в перчатках. Марина почувствовала легкий запах дорогого одеколона и решила, что обязательно спросит, сколько раз в день он бреется. Каждый раз при встрече с Семиным Марина была уверена, что он побрился пять минут назад. Мужчины закурили и заговорили о погоде.
Чем-то они были похожи. Одного роста, обоим около сорока, оба сильные и решительные. Зотов несколько мягче и медлительнее, все, что он делает, даже фокусы, кажется солидным и обдуманным. Семин выглядит острее и современнее, и, несмотря на обветренное лицо с резкими, рублеными чертами, в нем чувствуется интеллигент. Зотов одет дорого, добротно: драповое пальто, сшитое, безусловно, у хорошего портного, серая шляпа, белая рубашка, строгий галстук. На Семине легкая нейлоновая куртка, из-под которой виден мягкий свитер, на ногах грубые ботинки, волосы вроде бы не причесаны, но Марина знает, как трудно держать волосы в обдуманном беспорядке.
На противоположной стороне у окна актер разговаривал с Виктором, который стоял, засунув руки в карманы брюк, и, набычившись, смотрел на Миронова, который что-то быстро говорил и то и дело поглядывал на Марину и ее спутников. Актер поймал взгляд Марины, заулыбался и помахал рукой, похлопал Виктора по плечу и пошел, пританцовывая и смешно размахивая длинными руками, к выходу. У дверей он задержался, как бы что-то обдумывая, повернулся и спросил:
– Слышали новость?
– Смешная? – спросил Семин.
– Не очень. – Актер сложил кончики пальцев в щепотку. – У администратора пансионата сперли тридцать тысяч.
– Не тридцать, а двенадцать, – сказал Семин. – Я уже слышал об этом. Милиция приезжала. Бред, но интересно.
– Возможно, и двенадцать, – послушно закивал Миронов и, оправдываясь, добавил: – Скорее всего двенадцать, тридцать уж больно много.
– Двенадцать тысяч точно, администратор получил наследство, – сказал Семин.
– Ну и дурак, надо было держать в сберкассе. Верно? – Актер тронул Зотова за рукав.
– Не знаю, – ответил тот и отстранился. – Я иду играть в шахматы. Говорят, что слепой профессор – прекрасный шахматист.
– Слепой – и шахматы? – удивился актер. Посмотрел на Марину и, как бы оправдываясь, сказал: – Деньги, может, найдут?
– Наша милиция найдет. Смешно... – Семин махнул рукой и пошел к выходу.
