Глава 47
Добравшись вечером до дома, страшно уставший Капанадзе был встречен своим донельзя довольным сыном и скептически настроенной дочкой.
– Папа, ты титан, признаю. – Леонид стукнул себя кулаком в область сердца, как гладиатор. – Мне дали все пересдать, и даже Грымза не особо докапывалась.
– Чему радуешься? – возмутился Капанадзе. – Это было в первый и последний раз. Потому что ты тунеядец. И тебя капитан первого ранга Рогозин ждет.
– Кто? – опешил сын.
– Я договорился, что когда ты завалишь следующий экзамен и тебя выпрут из твоего иняза, мой друг, командир полка морской пехоты на Северном флоте, тебя к себе возьмет. Обещает сделать из тебя настоящего мужчину. Будешь лбом кирпичи крушить. Правда, там слегка морозно – под пятьдесят градусов, и с Интернетом хреново, но зато тебя воспитают в спартанском духе.
– Па, ну ты чего? – заныл сынуля. – Мне голова дана не для того, чтобы кирпичи ломать.
– А после флота на работу в милицию.
– В полицию.
– Да какая разница. И не важно, что у тебя один дедушка профессор, а другой директор завода.
– А папа полицейский.
– Я тебе дан в назидание, как нельзя строить жизнь. Я хочу, чтобы сын у меня был профессором. На крайняк дипломатом.
– Леня у нас тупой и безответственный, – встряла дочура. – Правда, такие иногда неплохими дворниками становятся.
– Ты, Мари Кюри усушенная, кто б говорил!
Дочура показала братику язык, тот бросил в нее пушистой игрушкой. И понесся скандал.
– Господи, – покачал головой Капанадзе. – Мне на работе детсада не хватает. Еще и здесь. А ну цыц!
Он добрался до большой комнаты, обессиленный упал на диван, включил телевизор.
– По новой теории в течение тридцати лет будет создан искусственный интеллект, который вытеснит человека на периферию или вообще уничтожит его. Таким образом, разум на земле совершит эволюционный скачок, избавившись от белковых носителей и от зашедшей в тупик человеческой цивилизации, став машинным.
«Вот мы кто, – подумал Капанадзе. – Белковые носители разума. И чем быстрее нас кончат разумные машины, тем лучше… Совсем с ума посходили, головастики».
И на этой мысли выключился, провалился в темную пучину сна.
Разбудил его сын, протягивая вибрирующий телефон:
– Тут у тебя мобила надрывается.
– Благодарю за службу, морпех, – сонно хмыкнул Капанадзе, увидев, как обиженно скривилось лицо сына.
Телефон заглох. Но через несколько секунд зазвонил снова. Номер определился какой-то слишком длинный и ни о чем не говорящий.
– Я весь внимание, – произнес Капанадзе, нажав на кнопку.
– Сергей Давыдович? – осведомился приветливый ровный голос.
– Насколько мне память не изменяет, да.
– Это Гольдин.
– Кто? – сначала даже не понял Капанадзе.
– Лев Гольдин. Помните такого?
– О, звонок с того света.
– Слава богу, еще с этого.
– Иногда они возвращаются… Уж не надеялся вас услышать. Ночами не сплю, все думаю, какие статьи Уголовного кодекса вы заработали своими художествами.
– Только лишь статью о крайней необходимости. Которая исключает уголовную ответственность.
– Это несправедливо. Кровь пролилась, Лев Георгиевич.
– Чья? Какого-то там Лысоконя? Маргарита сумасшедшая. Этот бедолага просто не понял, с кем связался. А я его по ряду объективных причин предупредить не мог. И не слишком скорблю о нем… Сергей Давыдович, поймите, я выживал.
– И теперь живее всех живых.
– Я знал, что меня заказали. Вы же в курсе, что на меня было покушение. И мне дали понять, что покушение не последнее. Потому у меня не было другого выхода, как скрыться столь экстравагантным способом.
– И совесть не мучает за все происшедшее?
– Совесть – это не рыночная категория, – усмехнулся Мопс.
– Скажите как на духу – это с вашей подачи жене концерты устраивали, запугивали, пули в конверте посылали?
– Оставим это…
– И что теперь?
– А теперь все будет хорошо. Я буду восстанавливать бизнес. Для моих партнеров эта встряска пошла лишь на пользу.
– Это как?
– Я им напомнил, кто я. И кто они без меня.
– Желаю конвертировать это их убеждение в твердую валюту.
– Обязательно… Людей нужно иногда брать за горло. Иначе они начинают петь не те песни.
– Любите вы своих партнеров.
– Каждому свое.
– Ну да, – согласился Капанадзе, в последнее время от многих столпов общества слышавший этот девиз, висевший у фашистов над воротами концлагерей. – Только некоторым еще и чужое.