Глава 47

Добравшись вечером до дома, страшно уставший Капанадзе был встречен своим донельзя довольным сыном и скептически настроенной дочкой.

– Папа, ты титан, признаю. – Леонид стукнул себя кулаком в область сердца, как гладиатор. – Мне дали все пересдать, и даже Грымза не особо докапывалась.

– Чему радуешься? – возмутился Капанадзе. – Это было в первый и последний раз. Потому что ты тунеядец. И тебя капитан первого ранга Рогозин ждет.

– Кто? – опешил сын.

– Я договорился, что когда ты завалишь следующий экзамен и тебя выпрут из твоего иняза, мой друг, командир полка морской пехоты на Северном флоте, тебя к себе возьмет. Обещает сделать из тебя настоящего мужчину. Будешь лбом кирпичи крушить. Правда, там слегка морозно – под пятьдесят градусов, и с Интернетом хреново, но зато тебя воспитают в спартанском духе.

– Па, ну ты чего? – заныл сынуля. – Мне голова дана не для того, чтобы кирпичи ломать.

– А после флота на работу в милицию.

– В полицию.

– Да какая разница. И не важно, что у тебя один дедушка профессор, а другой директор завода.

– А папа полицейский.

– Я тебе дан в назидание, как нельзя строить жизнь. Я хочу, чтобы сын у меня был профессором. На крайняк дипломатом.

– Леня у нас тупой и безответственный, – встряла дочура. – Правда, такие иногда неплохими дворниками становятся.

– Ты, Мари Кюри усушенная, кто б говорил!

Дочура показала братику язык, тот бросил в нее пушистой игрушкой. И понесся скандал.

– Господи, – покачал головой Капанадзе. – Мне на работе детсада не хватает. Еще и здесь. А ну цыц!

Он добрался до большой комнаты, обессиленный упал на диван, включил телевизор.

– По новой теории в течение тридцати лет будет создан искусственный интеллект, который вытеснит человека на периферию или вообще уничтожит его. Таким образом, разум на земле совершит эволюционный скачок, избавившись от белковых носителей и от зашедшей в тупик человеческой цивилизации, став машинным.

«Вот мы кто, – подумал Капанадзе. – Белковые носители разума. И чем быстрее нас кончат разумные машины, тем лучше… Совсем с ума посходили, головастики».

И на этой мысли выключился, провалился в темную пучину сна.

Разбудил его сын, протягивая вибрирующий телефон:

– Тут у тебя мобила надрывается.

– Благодарю за службу, морпех, – сонно хмыкнул Капанадзе, увидев, как обиженно скривилось лицо сына.

Телефон заглох. Но через несколько секунд зазвонил снова. Номер определился какой-то слишком длинный и ни о чем не говорящий.

– Я весь внимание, – произнес Капанадзе, нажав на кнопку.

– Сергей Давыдович? – осведомился приветливый ровный голос.

– Насколько мне память не изменяет, да.

– Это Гольдин.

– Кто? – сначала даже не понял Капанадзе.

– Лев Гольдин. Помните такого?

– О, звонок с того света.

– Слава богу, еще с этого.

– Иногда они возвращаются… Уж не надеялся вас услышать. Ночами не сплю, все думаю, какие статьи Уголовного кодекса вы заработали своими художествами.

– Только лишь статью о крайней необходимости. Которая исключает уголовную ответственность.

– Это несправедливо. Кровь пролилась, Лев Георгиевич.

– Чья? Какого-то там Лысоконя? Маргарита сумасшедшая. Этот бедолага просто не понял, с кем связался. А я его по ряду объективных причин предупредить не мог. И не слишком скорблю о нем… Сергей Давыдович, поймите, я выживал.

– И теперь живее всех живых.

– Я знал, что меня заказали. Вы же в курсе, что на меня было покушение. И мне дали понять, что покушение не последнее. Потому у меня не было другого выхода, как скрыться столь экстравагантным способом.

– И совесть не мучает за все происшедшее?

– Совесть – это не рыночная категория, – усмехнулся Мопс.

– Скажите как на духу – это с вашей подачи жене концерты устраивали, запугивали, пули в конверте посылали?

– Оставим это…

– И что теперь?

– А теперь все будет хорошо. Я буду восстанавливать бизнес. Для моих партнеров эта встряска пошла лишь на пользу.

– Это как?

– Я им напомнил, кто я. И кто они без меня.

– Желаю конвертировать это их убеждение в твердую валюту.

– Обязательно… Людей нужно иногда брать за горло. Иначе они начинают петь не те песни.

– Любите вы своих партнеров.

– Каждому свое.

– Ну да, – согласился Капанадзе, в последнее время от многих столпов общества слышавший этот девиз, висевший у фашистов над воротами концлагерей. – Только некоторым еще и чужое.