Глава 28

– Очкарик вышел из офиса, – послышалось в мобильном. – Груженый.

– Встречаем, – велел Орех и повел широкими плечами, как бы разминаясь перед схваткой.

Он и Стройбат стояли на пересечении двух шумных московских улиц – такое ущелье из стандартных длинных девятиэтажек, поток транспорта, какофония из звона трамваев, рокота моторов. Река вечно спешащих куда-то людей. Лишь двое бандитов на углу никуда не спешили. Они ждали. Спешить им придется потом, когда все будет сделано. И спешить сильно.

Вчера шли ливневые дожди и было промозгло. Сегодня же грянула аномальная для мая месяца жара, от тропической влажности дышалось тяжело. Москвичи в большинстве своем скинули пиджаки и куртки. Стройбат же был вынужден париться в ветровке, потому что в карманах была масса необходимых для гоп-стопа вещей, в том числе короткая свинцовая дубинка, газовый баллончик. Орех настоял, чтобы подельник ни в коем случае не брал ствол. Есть закон драматургии – если на стене висит ружье, оно обязательно выстрелит. А пистолет в руках Стройбата будет посерьезнее, чем какое-то ржавое ружье в дрянной пьесе. Стрельба же Ореху была не нужна, он всю жизнь был честным грабителем, а не мокрушником.

Стройбат отбросил сигарету – свое неизменное «Мальборо». С места у газетного киоска, где они стояли, была видна машина – новенькая «Ауди А6». За рулем развалился здоровенный бугай – водитель и охранник клиента. Саму жертву с их места наблюдения видно еще не было. Но со слов Бульника, осуществлявшего наблюдение неподалеку, клиент только что вышел из офиса, крепко сжимая кожаный портфель. Ему предстояло пройти не больше ста пятидесяти метров и сесть в машину. Плевое расстояние. Что может случиться за сто пятьдесят метров?

– Ну, Стройбат, вперед. – Голос Ореха сорвался, выдавая волнение.

– Пошли, – кивнул Стройбат угрюмо.

Он шел вперед, ощущая, как шаги его наливаются тяжестью. Его охватывала привычная бесшабашная радость, и вместе с тем где-то в районе солнечного сплетения холодным комом леденел страх. Обычное состояние перед дракой. Главное вступить в бой, а дальше хрен его кто с ног собьет!

Роли были распределены заранее. Как у Суворова, каждый солдат знал свой маневр. И Стройбат, насвистывая легкомысленный мотивчик, глядя куда-то вдаль, сблизился с сухощавым очкариком с портфелем, резко шагнул вбок и выбросил из внутреннего кармана ветровки руку, в которой была зажата короткая, наполненная свинцом резиновая дубинка. Неприятный стук удара по черепу – очкарик рухнул как подкошенный, и потерял сознание. Удар выверенный, с рассчитанной силой – клиент, как и просил Орех, жить будет, хотя Стройбату было все равно. Покойники в этих делах даже предпочтительнее – они не дают показания. Но Орех боялся мокрух.

Из «Ауди» выскочил бугай. Заорал что-то матерно-нечленораздельное. И ринулся на Стройбата, набычившись, как регбист.

В это время проходивший мимо машины Орех с кряканьем влепил ему по голове телескопической дубинкой. Это было его любимое оружие, состоящее из вложенных друг в друга цилиндров, с пружинами и со стальным шариком на конце – места она занимала мало, а при умелом использовании сносила любого. При этом убить ей нелегко.

Хлынула кровь из рассеченного затылка, бугай качнулся, но удержался на ногах. От следующего удара он рухнул на колени, получил мощный удар ногой в лицо и выключился.

Налетчики сквозанули в арку через проходной двор. Стройбат сжимал в руке добычу – фирменный коричневый кожаный портфель фирмы «Боденшатц».

Еще через час на квартире в Южном Бутово Орех, Стройбат и подоспевший к самому приятному этапу операции Бульник, который и являлся наводчиком, разведчиком и подстрекателем, делили пятьдесят тысяч долларов.

– Каждый день бы так, – мечтательно произнес худосочный небритый Бульник, пододвигая к себе долю.

– Дурачок, что ли? – презрительно посмотрел на него Стройбат. – Главная заповедь – не зарывайся.

– Береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет, – выдал старую зековскую прибаутку Орех.

– Вот ты жизнь понимаешь, – благосклонно кивнул ему Стройбат.

– Но все равно, – не унимался Бульник. – Еще одна наводка есть. Конкретная такая, отвечаю! Знаю, где барыги черную кассу держат. Еще чуток подработаю.

– Сколько там? – облизнул жадно губы Орех, вмиг забывший об осторожности.

– Тысяч двадцать гринов. Это им для повседневных расчетов. Ну как?

– Пойдем? – Орех вопросительно посмотрел на Стройбата.

– Не будем загадывать, – буркнул Стройбат.

Подельники ему не нравились. Какие-то они мелкие, суетливые. Да, наводку хорошую дали. Но каши с ними не сваришь. Он знавал людей, которые долго просто не в состоянии задерживаться на свободе. Вот и эти – не жильцы на вольных хлебах.

Связался с ними Стройбат от крайней нужды. Орех дал ему на время перекантоваться и заработать. За что ему, конечно, спасибо. Но теперь есть деньги, и не обязательно дальше плыть с этими двумя шнырями в одной лодке.

Стройбат подкинул в руке пачку с долларами. Какая-то мистика была в его жизни. Сколько он ни зарабатывал, а деньги порой бывали очень неплохие, все утекало сквозь пальцы в считаные дни. Он, как аквалангист на глубину, уходил в дикие загулы, сыпал купюрами, покупал какие-то дурацкие часы за тысячи евро, которые в следующий загул спускал в десять раз дешевле. Брал машины, которые разбивал через неделю. Вокруг него крутились модельные девки, обнулявшие счета с феерической скоростью и ловкостью. Как путник в пустыне, нашедший источник с чистой водой, – он пил и не мог напиться. Не мог жить без всей этой мишуры, будто раскрашивая свою жизнь в яркие цвета после серых, невзрачных детства и молодости. Но в результате в душе оставалась только пустота.

Вот и сейчас к большому разбору, когда нужно бежать, скрываться, подошел пустым. Ведь знал, что при его профессии хорошая заначка – предмет первой необходимости. И все равно ничего не делал.

Шестнадцать тысяч долларов – деньги, конечно, не большие, но с загулами пока придется повременить, так что на некоторое время хватит. Надо линять из Москвы.

Мысль разобраться со своими бывшими корешами постепенно оставила его. Злость осталась, но он задвинул ее подальше. Черт с ними, пускай пока поживут. А дальше как сложится – он ничего не забывает.

Долой все постороннее. Надо спасать свою шкуру.

Что может быть дороже на свете своей шкуры? Ничего!