Глава 3
– Саня, ты не поверишь, кто попал в холодильник! – следователь Юрков, ворвавшийся тайфуном в дверь, махал руками. – Теперь будет «спокойная» жизнь!
Двухметровый амбал с каменным лицом убийцы и странно добрыми глазами, Юрков моментально занял половину кабинета. Также в комнатке чудом разместились два стола, заваленные бумагами; два небольших шкафа и один на двоих сейф – уродливо-массивный и зеленый, как аллигатор. Пол в стандартную линолеумную клетку протерт многочисленными подошвами и стыдливо прикрыт половичком – тоже страшным и старым, но все же чуть более уютным. На подоконнике устроился непонятный цветок, чудом борющийся с никотиновыми облачками и постоянным отсутствием воды…
– Чай будешь? – привыкший к шумной манере общения капитан Звонарев щелкнул выключателем электрочайника.
– Выпью, – Юрков уселся за стол. – Ермолаев нас покинул. Скоропостижно и подозрительно.
Звонарев остановился, медленно посмотрел на коллегу…
– Подозрительно?
– Так точно. В воротах парка, что на набережной. Предположительно, сердечный приступ.
– Может, и впрямь… Хорошо бы сам!
– Надо в морг ехать, смотреть, – Юрков взял протянутую чашку, – но Пушок икру мечет, и, конечно, на нас.
Пушок – начальник следственного отдела Пушенков – из всех сотрудников больше всех не любил Звонарева: самоуверенный до наглости следак выводил подполковника из себя, и, что больше всего злило, никак повлиять на него не удавалось – раскрытые дела одно за другим еженедельно ложились на стол. Мстил по-мелкому – не похвалит, награду зажмет, – но Звонарев работал из любви к работе, а не к благам с царской руки, потому не обращал внимания на каверзы отца-командира.
– Значит, умер… – капитан задумчиво дул в чашку. – С одной стороны, плохо, а с другой…
– Со всех плохо: представь, что в городе начнется! За мифический архив перережут друг друга, что мясники.
– Надо первым бумажки найти. Сколько всего интересного…
– Поищем, но Ерема тот еще жучара… не на видном месте оставил, – Юрков уныло махнул рукой.
– Допил? – Звонарев встал, поправил китель. – Поехали, узнаем, что и как.
– К Пушку не пойдешь? Он звал…
– Нет времени, работы полно.
Юрков понимающе хмыкнул и вышел за другом в коридор. Через пять минут его потертая красная «девятка» летела к городскому моргу.
Приземистое одноэтажное здание расположилось недалеко от третьей больницы – по иронии, самой высокосмертной в городе. Синие холодные стены навечно впитали запахи химикатов, смерти и еще чего-то непередаваемого, но знакомого каждому, кто хоть раз побывал в последнем пристанище. Никакой охраны – прямо у входа, на каталке, два трупа, укрытые дырявыми простынями; чуть дальше еще один – валяется прямо на полу, «бесхозник». В конце коридора – железная двойная дверь, за которой играет музыка.
Картина за дверью вызвала отвращение: флегматичный молодой парень – здоровый, рыжеволосый – приделывал руку одного тела к другому. Недовольно качал головой, примерял ее то так, то так… наконец убрал конечность в сторону.
– Капитан Звонарев, – протянул удостоверение, но в руки парню не дал. – По поводу Ермолаева. Сегодня привезли, в районе двух.
– Мне их каждый час привозят, оптом, всех не упомнить. Кто таков?
– Около сорока, дорогая одежда, – Юрков, успевший прочесть ориентировку, встрял в разговор. – Доставлен из Набережного парка.
– А! Есть такой, – парень будто бы обрадовался, – третий холодильник. Вроде приличный, решили выделить ему «люкс»…
– Хорош шутить! – Звонарев поморщился. – Это ж люди были, не куски мяса!
– Поработай с мое, будешь по-другому смотреть. Не поверишь, сегодня входит приличная на вид краля, такая… ухоженная вся, в золоте – жених у нее того… Ну, подходит она к нему и говорит – почему рука сломана? Отпили и приделай – сама ведь пошла, выбрала подходящую…
– Жуть! – Юрков поморщился. – Помрешь, и распилят на части.
– Кстати! – парень тряхнул головой. – Вот ваш клиент!
– В смысле? – Звонарев, идущий к холодильникам, резко обернулся.
– В прямом. Вон лежит, на каталке, его невеста приходила!
Капитан быстро подошел и откинул простыню – так и есть, почти неузнаваемый, но – Ермолаев. Смерть обошлась с ним жестко: мужик был красивый, волевой, спортом занимался – сейчас мумия, страшная и жалкая.
– Н-да… – неслышно подошел Юрков; при гигантской комплекции и топорном лице сочувствие в его голосе казалось поддельным. – Эк, скорежило-то…
– А чего, не надо было руку делать? – парень испугался. – Это, что ль, крутой кто? Так я мигом приделаю!
– Нет у него никого: ни жены, ни детей, ни невесты… Где рука? Родная?
– Ща! Мигом! – Парень выбежал из дверей; вернулся через пять минут с посеревшим лицом. – Нету! Унесла, кажись, баба!
– Что, у вас выбрасывают органы?! Что за дебильная организация?! – Звонарев медленно краснел.
– Кладут в специальный холодильник у входа! – Рыжий, оправдываясь, чуть не плакал. – Она сказала, что положит! Да кому может понадобиться?! А охраны нет – я один работаю, а там…
– Ладно, что не так с рукой было? – Юрков перевел тему. – Почему отрезали?
– Поломана, то ли при падении… – в голосе парня мелькнула неловкость, которую мгновенно уловил Звонарев.
– Договаривай!
– Ну, я давно работаю… Таких травм от падения не видел. Открытый перелом возле локтя – похожие бывают у тех, кому нарочно сломали.
– Так ведь не ломали: сердце, говорят, не выдержало жары.
– Сам, наверное, сломал…
– Это же бред: зачем? – Юрков пожал плечами. – Шел и надумал сломать руку?
– Того не знаю, – парень для пущей убедительности выставил ладони. – Скажите… что со мной будет? Я ведь один, за охранника, за доктора… А люди, знаете, разные приходят, кто накричит, а кто и…
– Расстрел надо бы… – Звонарев отвернулся. – Устроим проверку на халатность: выясним, кто виноват. Камеры хоть есть?
– Есть одна, на входе. Выведена в больницу, на пульт.
Не прощаясь, следователи вышли и с удовольствием втянули грудью чистый летний воздух.
– Ты и впрямь хочешь устроить проверку? – Юрков закурил вонючую «Яву».
– Какой смысл, и так дел полно. Ничего не изменится – потом, когда будет свободнее… Бабу эту надо ловить! Ерема был безумным, местами неприятным, но за это руки не отпиливают. Хотя, я уверен, на камере ничего нет.
– Пойдем, узнаем.
– Ты иди, у этого лося словесное возьми – что вспомнит, – а я к охране, вдруг…
Звонарев оказался прав – все, чем смог помочь дежурный на пульте, была размытая картинка «со спины», а вывод Юркова, что «бабенка и впрямь ничего», следствию ничего не дал.
