Где Галина Студенцова?

На следующий день рано утром я, как обычно, сложив в сумку очки, воду и крем от загара и прихватив полотенце, отправился на пляж. Место занял подальше от нашего дружного коллектива убийц. Когда они находились на приличном отдалении от меня, мне было как-то спокойнее. Конечно, это обманчивое ощущение безопасности, но действовало успокаивающе на мою начинающую расшатываться психику.

Часикам к одиннадцати на пляже, кроме меня, присутствовали следующие члены нашей команды: я, Николай Гуляев, Надежда Ярилова, Алина Милушева и, конечно же, их хвостик — Валерий Замшелов. Ни полицейского, ни врача видно не было. Студенцова, возможно, уехала домой, а вот майора я не видел ни вчера вечером, ни сегодня. Уж не случилось ли с ним чего?

Я искупался, позагорал, но успокоиться не смог, чувствуя все нарастающее беспокойство, и изредка посматривал в сторону отеля — не идет ли полицейский. Наконец в половине двенадцатого я заметил фигуру Михаила, одетого в шорты и полосатую тенниску. На глаза ему мне не очень хотелось попадаться, главное, майор жив, и я лег на лежак так, чтобы он меня не заметил. Однако вскоре он все же нашел меня, плюхнулся на соседний лежак и, распространяя вокруг себя запах перегара и свежевыпитого коньяка, проговорил:

— Привет, Игорь! Старуху нашу что-то не видно!

Я сделал вид, будто с трудом разлепил веки, выходя из сонного состояния, и ответил:

— Галины-то? Так она же сказала, что сегодня утром в Москву отправится.

Говорил я сонно, ясно давая понять майору, что хочу спать, и он мне мешает. Может быть, отвяжется? Но не тут-то было. Бурмистров даже не замечал моего «блаженно-сонного» состояния.

— Не думаю, — задумчиво сказал он, — она бы с нами попрощалась. Да и не просто так улететь, билет заранее надо заказывать. Это же не на автобус дальнего следования сесть.

Черт, дальше притворяться дремлющим было бесполезно, все равно майор не отстанет, поэтому я открыл глаза и сел на лежаке.

— Ты хочешь сказать, что с нею что-то случилось?

Бурмистров посмотрел на меня чуть затуманенным от алкогольных паров взглядом и мрачно ответил:

— Ну, откуда же я знаю? На пляже ее, во всяком случае, нет. И, говорят, с утра не было.

Дьявол, я был уверен, что врачиха, испугавшись череды убийств, с утра пораньше смоталась в аэропорт и улетела. Но слова Бурмистрова посеяли в моей душе тревогу и беспокойство.

— Что предлагаешь? — спросил я невесело.

— Как что? — неуверенным жестом провел по лицу майор. — Пойдем узнаем, уехала она или нет.

— Ладно, пошли, — обреченно вздохнул я.

Майор грузно поднялся, я следом за ним, и мы двинулись в сторону «Чок Яша».

— Что, Миша, никак из загула не можешь выйти? — спросил я у шедшего рядом со мной тяжелой поступью Бурмистрова.

— Да ладно тебе, — хмуро ответил он. — Я немножко. Тоскливо здесь что-то.

— Да уж, веселого мало, — вынужден был согласиться я.

Дойдя до отеля, мы вошли в вестибюль. Здесь было прохладно, а за ресепшен дежурил все тот же щуплый улыбающийся турок с внешностью ученика. К нему-то мы и направились.

— Ты хоть знаешь, какой у старухи номер? — спросил я вполголоса майора.

— Знаю, — мотнул нетрезвой головой Бурмистров. — Она через номер от меня живет.

Мы подошли к стойке, и турок в знак выражения вежливости поднялся со стула и выжидающе уставился на нас.

— Скажите, из пятьсот пятого номера женщина Галина Студенцова сегодня утром уехала? — спросил, покачнувшись, полицейский.

Насколько я помнил, портье знал русский язык, однако смотрел на нас так, будто ничего не понимал.

— А что вы хотите, господа? — проговорил он с акцентом.

— Да ничего, — ухмыльнулся майор и положил руку на столешницу, чтобы его не так сильно болтало. — Хотим узнать, уехала ли сегодня наша соотечественница. Ухаживал я за нею несколько дней, и вдруг она пропала. Если уехала, то ты мне так и скажи, я себе новую пассию найду. — Бурмистров пьяно подмигнул мне и вновь повернулся к портье: — А если она здесь, я оторвусь сегодня с ней по полной программе!

Не знаю, понял ли мужик дубовый юмор полицейского или нет, но своего майор добился — портье, глянув куда-то под стойку, очевидно, в список постояльцев, оглянулся на стенд и покачал головой.

— Нет, из пятьсот пятого номера никто никуда не уезжал.

Если бы с нами был Адам Демир, он наверняка на правах нашего гида попросил бы портье дать ключ от номера Галины Студенцовой, а без него вряд ли турок за стойкой пойдет нам навстречу. Поэтому мы даже не пытались его о чем-то просить.

— Спасибо, — проговорил майор, отпустил столешницу, за которую держался, и двинулся в сторону лифта, бросив мне на ходу: — Пойдем!

В лифте мы поднялись на пятый этаж, прошли по коридору до двери с номером пятьсот пять и остановились.

— Тут-тук! — шутливо сказал майор и постучал костяшками пальцев в дверь.

В номере не раздавалось ни звука. Я невольно усмехнулся, вспомнив, как три дня назад ворвался с мужиками из нашей группы к майору, думая, что он мертв, а он оказался как раз таки жив, но мертвецки пьян.

Бурмистров еще раз постучал для проформы, потому что было ясно, что дверь в номер нам никто не откроет. Потом взялся за ручку, повернул ее и толкнул дверь. Она не поддавалась.

— Что будем делать? — невесело спросил я. Мне совсем не хотелось ломиться в чужой номер и поднимать ложную тревогу, снова выставляя себя в дураках.

Майор думал недолго. Отпустив ручку двери, он сказал:

— Пойдем!

Дойдя до своего номера, он остановился, достал ключ, открыл замок и, фиглярски изображая учтивость, распахнул дверь:

— Прошу!

Мы, не сговариваясь, пошли сразу к балкону. Майор постоял пару секунд, раздумывая о чем-то, потом подошел к тому месту, где балкон соединялся с соседним, и, взявшись за перила, перекинул через них ногу. Я понял, что задумал Бурмистров. Как я уже говорил, балконы были полукруглые, вплотную стоящие друг к другу, без каких-либо перегородок между ними, и перебраться с одного на другой не представляло абсолютно никакого труда. Однако майор был навеселе, что представляло для него некоторую опасность, и потому я кинулся к нему для подстраховки и схватил за локоть:

— Да погоди ты! Я помогу!

— Отстань! — ответил Михаил, с сосредоточенным видом перебираясь на соседний балкон.

Удался ему этот трюк без каких-либо печальных последствий. Вслед за ним я тоже перемахнул на соседний балкон. Вдоль него во всю ширину шли стеклянные двери, к счастью, закрытые шторами, так что, возможно, жильцы номера и находились в своей комнате, но нас не видели. Оставалось надеяться, что и с улицы никто не заметит, как два мужика лазают по навесным конструкциям отеля. На следующий балкон мы тоже перебрались без проблем. И здесь стеклянные двери прикрывали плотные — сверху донизу — шторы. Однако полицейский потолкал дверь туда-сюда, и хлипкая защелка, удерживающая ее снизу, отскочила, не выдержав давления, и она распахнулась.

Действуя как слон в посудной лавке, майор тяжело ступил в комнату и отмахнулся от шторы, в которой запутался, чуть не сорвав ее с карниза. Одна из двух постелей в номере была расправлена, однако в комнате никого не было. Но врач Студенцова никуда не уехала, потому что в углу стоял ее чемодан, а на трюмо были разложены кремы, расческа, бигуди. Неприятно заныло под ложечкой от чувства приближения новой беды.

— Может быть, вышла куда? — проговорил я с надеждой.

— Хотелось бы в это верить, — пожав широкими плечами, буркнул майор и двинулся в прихожую.

Если в номере хватало света, пробивавшегося сквозь шторы, то здесь было темно. Бурмистров включил свет — пусто. Он толкнул дверь в ванную и нажал на выключатель. Вспыхнул свет, и он вдруг мрачно изрек:

— Я так и думал!

Последний луч надежды, теплившийся в моей душе и все еще дающий веру в то, что со старухой все в порядке, погас. Я шагнул к полицейскому и заглянул через его плечо. В ванне, почти до краев наполненной водой, лежала Студенцова, абсолютно голая. Не было видно ни крови, ни ран, ни каких-либо иных повреждений на ее теле с дряхлой морщинистой кожей. Голова была свешена на грудь, чуть набок, рот и нос находились в воде, руки опущены вдоль туловища. Возле руки лежал фен, а вилка длинного шнура от него была воткнута в розетку.

— Твою мать! — выругался майор, подошел к ванне и, пошевелив труп, проговорил: — Судя по степени окоченения тела, старушка умерла еще вчера вечером.

Он вытащил из воды свою руку, встряхнул ее и вытер о нижний край своей рубашки. Я хоть и не кисейная барышня и повидал на своем веку трупов, но мне отчего-то стало дурно. Возможно, сказывалось напряжение последних дней, а возможно, осознание близкой опасности, чувство страха за собственную жизнь — ведь, вполне возможно, в скором времени и я вот так же могу погибнуть в ванне.

— Что здесь произошло, Миша, как ты думаешь? — спросил я каким-то чужим голосом.

— Потом на эту тему поговорим, — сурово ответил Бурмистров и подтолкнул меня к выходу из ванной. — Я думаю, нам не следует здесь оставаться. Заметут у трупа, и тогда попадем мы с тобой под пресс местной полиции. Так что сматываемся отсюда по-быстрому.

Я вышел в прихожую, майор — следом за мной. Мне показалось, что Бурмистров сразу протрезвел, потому что движения у него стали уверенными, а действия мотивированными. Он прошел к двери на балкон, закрыл ее на защелку, снял с себя рубашку и начал быстро протирать отпечатки пальцев в тех местах, которых касались наши руки. Затем выключил в ванной и в прихожей свет и протер рубашкой выключатель. Приблизившись к двери из номера, прислушался. В коридоре пятого этажа было тихо. Обернув рубашкой руку, он повернул ручку двери, которая изнутри открывалась без ключа, осторожно открыл дверь и выглянул в коридор.

«Профессионально действует, — хмыкнул я про себя, — сразу видно, полицейский!»

Судя по тому, что Бурмистров, выскользнув в коридор, не стал возвращаться, на этаже никого не было. Я вышел вслед за майором, и скорым шагом мы пошли к его номеру.

— А вот теперь давай поговорим, — предложил полицейский, проходя в комнату.

Я прикрыл дверь и двинулся за ним.

— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил он, усаживаясь на кровать.

Я тоже сел, но не на кровать, а на стуле возле трюмо, и, делая недоуменное лицо, ответил:

— А что тут думать? Если бы не было трех смертей, я решил бы, что со старушкой произошел несчастный случай. Она вчера вечером принимала ванну, помыла голову и сушила волосы феном. А потом фен по какой-то причине выскользнул у нее из рук в воду, и ее убило током.

Пока я говорил, майор достал из тумбочки початую бутылку коньяка и плеснул напиток на донышко стоявшего здесь же на тумбочке стакана.

— Будешь? — предложил он мне, указывая горлышком бутылки на стакан.

Я отрицательно покачал головой:

— Ты же знаешь, Миша, я в такую жару не пью.

— Мое дело предложить, — проговорил майор, помахивая бутылкой, будто стволом брандспойта во время тушения пожара.

— А если с учетом трех трупов, то Студенцову убили, — закончил я свою мысль.

— И как? — спросил майор таким тоном, будто я был школьником, а он принимал у меня экзамен.

— Думаю, убийца проник в номер точно таким же путем, как и мы, через балкон, оглушил старушку, затем наполнил ванну водой, уложил туда Студенцову и бросил в воду фен, опять-таки маскируя убийство под несчастный случай.

— Согласен, — признал правоту моих слов Бурмистров. Ему, видать, захорошело после дозы спиртного, и он, поставив локоть на тумбочку, подпер рукою голову. — Скорее всего, так и было. Только здесь есть кое-какие нестыковочки. Глупо, конечно, сидя в ванне, сушить волосы. Логичнее было бы вылезти из нее, вытереться, надеть халат, а потом уже сделать феном укладку. Да и оплошность одну преступник допустил.

— Какую? — заинтересованно спросил я.

— А ты разве не понял? — вальяжно проговорил Бурмистров. — Убийца, выходя, выключил в ванной свет. Не могла же старушка после смертельного поражения током от фена встать из ванны, выключить свет и снова лечь в воду.

— Действительно, дилетант, видать, работал, — с озадаченным видом почесал я затылок.

— Ну, и по поводу того, как именно произошло убийство, небольшая поправка. Старушку, скорее всего, не оглушили, а нейтрализовали с помощью мощного электрошокера. Я обратил внимание, что у Студенцовой на правом плече пятно от ожога. Дело, думаю, было так. Преступник проник через балкон в номер, приставил Студенцовой к шее электрошокер, парализовав ее на какое-то время, потом налил в ванну воды, раздел пожилую женщину, перенес ее в ванну и утопил. После чего закрыл на шпингалет дверь на балкон, протер отпечатки пальцев, вышел из номера и захлопнул за собою дверь.

— Черт бы побрал этого преступника, — проговорил я в сердцах, — он уже четвертое убийство пытается выдать за несчастный случай!

— И турецкая полиция, похоже, с удовольствием заглатывает ту наживку, которую ей подбрасывает преступник, — подхватил майор.

— И до каких пор она будет ее заглатывать? — спросил я с горькой иронией. — Пока нас всех здесь не убьют?

— И самое главное, что мы ничего не сможем сделать, — посетовал Бурмистров, зевая. — Другое государство, и турки всеми силами до последнего будут отвергать версию, что здесь действует маньяк-убийца. Сам понимаешь, что начнется, если пойдет слух о том, что на побережье Турции завелся серийный убийца. Все туристы разбегутся.

— И что нам теперь делать? — уставился я на него пытливым взглядом.

— Ну как что? Вычислять убийцу.

«С тобой вычислишь, — подумал я уныло. — Напьешься и будешь дрыхнуть на своей кровати или так вот, облокотившись на тумбочку, а нас всех здесь кого в ванне утопят, кого в море, кого отравят, а кого с балкона выбросят».

— А что насчет Студенцовой? — поинтересовался я. — Она так и будет лежать в ванне, или полицию вызовем?

— Ну, после того как мы с тобой побывали в номере старухи, я думаю, нам самим вызывать полицию не стоит. Пойдем-ка, Игорь, к портье. — Бурмистров резко поднялся и добавил: — Скажем, что нашей соотечественницы уже давно не видно, пускай он поднимется на пятый этаж, откроет запасным ключом номер старухи и посмотрит, что там. А вызовет или не вызовет полицейских, это уже его дело.

— Пошли, — согласился я и тоже поднялся со своего места.