Поход на Улицу баров
Оставшееся время до ужина мы все вместе, соблюдая договоренность находиться друг у друга на виду, провалялись на пляже. После ужина, который, надо сказать, состоялся поздно, в десять часов, договорились пойти на Улицу баров. Никто не возражал, за исключением пожилой Галины Студенцовой.
— Куда я с вами пойду? — возмущенно отнекивалась она, когда мы всемером собрались в фойе отеля, чтобы обсудить планы на вечер. — Я не девочка, чтобы по барам по ночам мотаться.
— Да мы не будем всю ночь в баре сидеть! — принялась увещевать старушку Алина Милушева, которая и являлась инициатором этого похода. — Если и зайдем в какой-нибудь, то на часик, не больше. А так погуляем, посмотрим окрестности, чего вам в номере торчать? Тем более одной-то?
— Действительно, Галина Семеновна, — стал уговаривать старушку и бородатый Замшелов, всегда и во всем поддерживавший Ярилову и Милушеву, вокруг которых он увивался, будто муха у меда. — Смотрите, какая чудесная погода! В Москве такая редко бывает! Ну, пойдемте!
Стали уговаривать Студенцову и остальные члены нашей компании, за исключением Яриловой, которая особо никогда в обществе не высказывалась — то ли от природы была молчуньей, то ли считала ниже своего достоинства общаться с навязанным ей волею случая обществом. Наконец старушка сдалась, и все мы отправились переодеваться.
— Двери держите открытыми! — напутствовал нас майор, который к этому времени протрезвел и снова был готов к дальнейшей пьянке. — И в случае чего, кричите!
— А не преувеличиваете ли вы опасность, господин майор? — иронично с высоты своего высокого роста спросил Гуляев, шедший впереди нашей группы. — Или вы знаете что-то, чего не знаем мы? С какой целью вы сегодня с Игорем устроили подводную охоту в районе спасательной лодки? Не расскажете нам?
Мы с полицейским переглянулись, не зная, что ответить. Я промолчал, предоставляя право Бурмистрову самому решать, стоит ли говорить людям о том, каким образом погиб Леонид Люстрин, или же нет.
Майор решил, не стоит.
— Да так, — беспечно произнес он. — Осматривали место, где предположительно утонул Леонид. Думали, может быть, найдем чего, но, увы, ничего, что указывало бы на причину гибели Люстрина, не обнаружили.
— Понятно, — сказал Гуляев так, что всем стало ясно — он не верит ни единому слову Бурмистрова. Затем «селадон» развернулся и первым вошел в лифт.
Минут тридцать спустя мы, празднично разодетые, толпой двинулись из отеля. Стоял превосходный, теплый южный вечер, какой бывает в прибрежной курортной зоне — немножко душный после жаркого дня, с влажным, обволакивающим тело, будто тончайшей кисеей, пропитанным солью воздухом, ароматом трав, доносившимся сюда с расположенных близко гор. Идти было далеко, поэтому мы поймали микроавтобус до местечка, где и располагалась Улица баров. Бары начинали работать с двенадцати часов ночи, время у нас еще было, поэтому мы прогулялись по набережной.
Если днем небо и море сливались в единую лазурную стихию, то ночью — в черную. Небо отражалось в воде, и различить, где небосклон, а где море, можно было по одному признаку: на небе звезды и луна четкие, а в море — зыбкие. Переговариваясь между собой, мы шли по выложенной цветной тротуарной плиткой дороге, отделяющей первую линию отелей от пляжей. Здесь заборов между отелями не существовало, они тянулись далеко вперед, и при каждом отеле было свое кафе, в котором шли развлекательные программы. В основном веселили публику доморощенные аниматоры, часто неуклюже танцевавшие, зато от души. А кое-где звучала довольно профессионально исполняемая музыка и песни — от турецких народных до битлов и рэпа. Затем отели и пляжи закончились, слева потянулась автомобильная дорога, а набережная вплотную подошла к длиннющей пристани. Здесь стояли пришвартованные вплотную друг к другу яхты, катера и прогулочные суда, и тоже шла своя жизнь: на одних судах были устроены кафе, в других шли развлекательные шоу, в некоторых хозяева яхт, кому они на время летних отпусков служили домами, сидели на палубах и пили чай, а в некоторых было темно — там уже спали.
Валерий Замшелов шел чуть впереди с Надеждой Яриловой и Алиной Милушевой и развлекал их какими-то байками, я шел рядом с майором, перебрасываясь с ним иной раз словами, Николай Гуляев и Галина Студенцова — сами по себе. Мы с Алиной делали вид, что вовсе не интересуемся друг другом. В таком вот порядке и пришли на Улицу баров, которую заметили еще издалека — оттуда вырывались лучи лазерной инсталляции, приглашая посетить ночные заведения. Улица баров представляла собой два ряда тесно стоявших строений, довольно неказистых, как мне почудилось в ночи, и небольших, но, как оказалось, это только внешняя фасадная часть, внутри помещения были просторные и ультрасовременные — с лазерными шоу, электронной музыкой, стриптизершами, высокими, как в цирке, куполами. Везде играла своя музыка, светились огни рекламы, все вокруг сияло, сверкало, крутилось и прыгало. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление, когда мы прошлись из конца в конец довольно узкой улочки. В одном из баров решили недолго посидеть.
Выбрали бар с витиеватой надписью «Манеж» из красных неоновых трубок. Когда рассказывают о каком-то баре, кафе, ресторане, то обычно употребляют клише: это был небольшой уютный зал с тихо звучащей музыкой, мягким освещением. Здесь же ничего подобного: заведение являлось антиподом стандартно описываемого бара. Это был большой, без малейшего намека на уют зал, с громко звучащей электронной музыкой и режущим глаза лазерным шоу. Справа в углу стояли столики, дальше за ними располагалась барная стойка, вдоль дальней стены тянулась сцена с несколькими шестами для стриптизерш, остальное пространство занимал танцпол. Веселье уже началось, на площадке прыгала и бесновалась молодежь, на сцене или подиуме, точно и не дашь название невысокому возвышению вдоль стены, танцевали три девицы. Они извивались у шестов довольно красиво и эротично, но без раздевания. Оно и правильно, стриптиз дело приватное, денег стоит, так что нечего халяву посетителям устраивать, задарма голое тело показывать.
Сдвинув два столика, наша компания села за них. Мы с Михаилом Бурмистровым устроились по одну сторону стола, Надежда Ярилова, Валерий Замшелов и Николай Гуляев — по другую, с торцов, друг напротив друга, сели Алина Милушева и Галина Студенцова, причем между мною и врачом оказался пустой стул. Было душно, заказали несколько бутылок воды, пять алкогольных коктейлей — на Гуляева коктейль не брали, поскольку он был трезвенником, — майор же, вопреки обещанию не пить, взял себе еще и соточку коньячку.
Танцевать, как я понял, никто не собирался, рассчитывали просто посидеть немного, окунуться в атмосферу здешней ночной жизни, чтобы потом нельзя было упрекнуть себя за то, что жил неподалеку от Улицы баров, а на главной достопримечательности этих мест так и не побывал. Никто не хотел танцевать, за исключением Алины Милушевой. Она самая молодая в нашей компании и была не прочь попрыгать вместе со скачущими на танцполе посетителями бара. Идти танцевать одной ей было неудобно, а из нашей компании подходящего партнера не имелось, за исключением меня, разумеется. И не потому, что я такой уж искушенный танцор, просто самый молодой… относительно, не толстый и не обрюзглый, в общем, танцевать в паре со мной женщине, думаю, не очень стыдно. Видимо, такого же мнения обо мне, как о потенциальном партнере, была и Алина. Она старалась поймать мой взгляд, а когда поймала, то глазами указала на танцпол. Я понял девушку: танцевать приглашает. Придется ублажить. Я встал, обошел за спиной полицейского и, склонив перед Милушевой голову, тоном галантного кавалера проговорил:
— Разрешите пригласить вас на танец!
Девушка зарделась от удовольствия так, будто я не ангажировал ее, а предложил выйти за меня замуж.
— Спасибо, — не скрывая радости, ответила она, подала мне руку, встала и сделала нечто похожее на книксен.
Никто из нашей компании не обратил на нас особого внимания, лишь Ярилова взглянула как-то исподлобья, возможно, хотела, чтобы и ее пригласили на танец. Но шиш ей, пусть ее Замшелов приглашает. Хотел бы я посмотреть, как этот боров танцевать будет.
Мы с Алиной прошли между столиками к танцполу, внедрились в толпу и начали танцевать, хотя то, что я делал, мало походило на танец, скорее на аэробику или ритмическую гимнастику. Мы отпрыгали один танец, потом отскакали другой, и к концу этого танца вдруг из толпы возникла Маша Лебедева. Превосходно смотревшаяся в короткой юбочке, топике и в туфельках на низком каблучке, прискакала откуда-то сбоку и стала прыгать прямо напротив меня, абсолютно не замечая Алину.
— Привет, Игорь! — прокричала она, стараясь перекрыть своим голосом рвущиеся из колонок звуки электронной музыки.
— Привет! — ответил я кисло, ибо Маша появилась не вовремя — у меня только-только стали налаживаться отношения с Алиной.
В этот момент закончилась ритмичная музыка, и, без какого-либо перерыва, зазвучало нечто похожее на медленную мелодию. Почему похожее на медленную, потому что под нее можно было более-менее танцевать в паре, а так — та же самая быстрая клубная музыка. Вокруг нас пары стали виснуть друг на друге, обниматься и сцеплять за шеей или за спиной партнера руки. Неожиданно повисла на мне и Лебедева. Алина осталась без партнера, она покрутилась, чувствуя себя неловко, метнула в мою сторону и в сторону Маши злой взгляд, потом повернулась и пошла прочь с танцпола.
— А чего же ты со мной не пошел на Улицу баров, когда я тебя приглашала? — проговорила мне в самое ухо большеротенькая Маша, тараща свои глаза навыкате.
Я обнял девушку за тонкую талию и тоже в ухо ей сказал:
— Так я решил позже идти, Маша! Искал тебя, но нигде не нашел. Так что извини.
— А я тут с новыми подругами шатаюсь, да вот потерялись мы как-то. Я заглянула сюда и тебя увидела! Здорово, что мы с тобой встретились!
— Да мы тоже здесь гуляли, решили зайти в этот бар по коктейлю выпить.
Маша жалась ко мне, и у нее то одна, то другая нога неожиданно подламывалась, и только тут я понял, что девица изрядно пьяна. Музыка закончилась, я поблагодарил партнершу за танец и, сославшись на то, что меня ждет компания, отправился к своему столу. Однако большеротенькая увязалась за мной.
— Я с тобой побуду сегодня, — объявила она с многообещающей улыбкой. — Если ты не возражаешь.
Я возражал, поскольку рассчитывал провести сегодняшний вечер в обществе другого человека, но промолчал, надеясь в самое ближайшее время избавиться от назойливой девицы. Я сел на свой стул, а Маша плюхнулась на свободное место между мной и врачом Студенцовой. На столе уже стояли напитки и коктейли — кто-то потягивал коктейль, кто-то пил прохладительные напитки, и все удивленно и осуждающе смотрели на меня и девицу, будто я обручился с Алиной и тут же на глазах у всех стал изменять ей с другой. Конечно, ничего подобного и в помине не было, но я почувствовал себя неловко.
— Как тебе здесь, нравится? — Маша наклонилась к самому моему уху, абсолютно не обращая внимания на то, как пялились на нее присутствующие за столом.
— Нормально, — признался я. — Хороший был бы бар, если бы здесь отсутствовала музыка и танцпол.
— Ха-ха! — рассмеялась Лебедева, пододвигаясь ко мне еще ближе, и предложила: — Пойдем потанцуем, а?
— Извини, попозже, — пообещал я, ловя на себе косой взгляд Алины и думая, как бы избавиться от девицы… И придумал! Бурмистрова рядом со мной не было, он, как я видел, перебрался к барной стойке и сидел перед ней на высоком стуле. «Опять забухал майор», — подумал я и сказал Лебедевой: — Маша, ты прости, я пойду, у меня важный разговор с одним человеком. — С этими словами я поднялся, рассчитывая, что, пока буду ходить за Бурмистровым, девушка уйдет.
Я не ошибся, Бурмистров действительно сидел с очередной дозой коньяка. Я плюхнулся рядом с майором на свободный высокий табурет. Он взглянул на меня осоловелыми глазами и с кривой ухмылкой спросил:
— Тоже выпить хочешь?
— А давай! — недолго думая, ухарски заявил я.
Бурмистров, немного удивившись моему решению стать его собутыльником, тут же, видимо, пока я не передумал, подозвал бармена и попросил сто граммов для меня и еще сто для себя. Бармен ловко наполнил два стакана и толкнул их в нашу сторону.
— Твое здоровье! — Майор поднял стакан, и его рука зависла в воздухе, дожидаясь, когда и моя рука повторит то же самое действие.
Я взялся за свой стакан, и пару секунд спустя стекло ударилось о стекло.
— Твое здоровье, Миша!
Мы выпили по полпорции коньяка, надо сказать, не очень хорошего качества, как вдруг за нашими спинами раздался знакомый голос:
— Добрый вечер, господа! — Это был Адам Демир, в черной майке с какой-то надписью на английском и темно-синих рваных джинсах. — Я слышал, у вас произошло несчастье, — проговорил он, печально улыбаясь.
Майор буркнул нечто невразумительное, а я поздоровался, ответил более внятно:
— Да, действительно, дела у нас невеселые, — и, иллюстрируя свое минорное настроение, тяжело вздохнул.
— Ну, что же, крепитесь, — проговорил трансфермен и, переходя к другой теме, полюбопытствовал: — А вы, значит, на Улице баров решили побывать?
Майор, потеряв к разговору интерес, отвернулся, я же, все еще не выходя из образа скорбящего по безвременно ушедшему из жизни Люстрину, ответил:
— Да, нужно же осмотреть местную достопримечательность.
— А я вот привел сюда на экскурсию группу туристов, — сообщил абсолютно не интересные мне факты Адам, немного помялся и задал главный вопрос, из-за которого, собственно говоря, к нам с майором и подошел: — А вы здесь вдвоем или всей компанией?
Не хотелось мне раскрывать Адаму тайну количественного состава, в котором группа прибыла в бар «Манеж», потому что мне было ясно, какая именно особа интересует в нашей компании трасфермена, но меня мама с детства приучила говорить правду, и потому я ответил честно, хотя и не очень охотно:
— Да нет, все мы здесь.
— Надеюсь, вам понравится сегодняшняя ночь на Улице баров, — ответил Демир и вдруг заторопился: — Ладно, пойду я, посмотрю, что там мои подопечные туристы делают. — С этими словами он развернулся и двинулся к танцполу.
Мы с майором перекинулись еще парой фраз, потом я решил, что прошло достаточно времени для того, чтобы большеротенькая почувствовала себя неуютно в чужой компании и ушла, допил коньяк и предложил Бурмистрову:
— Пойдем, Миша, за наш столик, уже скоро пора в отель возвращаться.
Майор возражать не стал. Мы с ним поднялись и двинулись к своей компании. Еще не доходя до столика, я увидел, что Маша Лебедева ушла, и обрадовался, но за столом рядом с Алиной сидел Адам, что меня ужасно огорчило — наш пострел везде поспел. Скрипнув зубами, я плюхнулся на свой стул. Бурмистров, чье место занял трансфермен, уселся на свободный стул, который до него занимала Лебедева. Алина была так увлечена разговором с Демиром, что на меня не обратила никакого внимания. Это мне месть за Машу. Ладно, переживем. Остальные поглядывали на меня с иронией. Ну, что сказать вам, господа? Вот такой вот Игорь Гладышев человек — взял и бросил девушку Машу на произвол судьбы, а сам пошел пьянствовать с майором полиции. Безответственный я. За то и жена меня бросила, забрав нашего сына. Укатила в другой город, и с тех пор я так и живу — безответственно, безалаберно и неразборчиво в отношении женского пола. Сплю, правда, не с кем попало, а с теми, кто мне нравится, а когда разонравится, бросаю или меня бросают. Всякое в жизни бывает, но жениться больше пока не собираюсь.
Между тем Адам и Алина решили пойти потанцевать. Оба поднялись, двинулись к толпе прыгающей молодежи. Да-а, лоханулся я здорово! И Машу отшил, и Алину упустил. Что ж, придется сегодня с Бурмистровым в зюзю от тоски напиться.
Прошла пара минут. Я не видел, что творилось за моей спиной, но, судя по тому, что сидевшие напротив меня Николай Гуляев, Надежда Ярилова, Валерий Замшелов и устроившаяся с торца стола Галина Студенцова вытягивали шеи, с любопытством пытаясь глянуть поверх моей головы и головы сидевшего рядом со мной полицейского, там произошло нечто необычное. Я обернулся и посмотрел назад, майор сделал то же самое. Одна из кучек танцующих прекратила прыгать и скакать и столпилась в одном месте. Затем последовали возгласы, кого-то подхватили на руки и вынесли к сцене. Работавшие у шеста три девицы перестали извиваться, посторонились, освобождая пространство, куда положили человека, судя по комплекции — девушку. Я почему-то сразу подумал, что произошло что-то с Алиной, быстро поднялся и двинулся к сцене. Когда подошел и протиснулся сквозь толпу, то увидел лежащую на сцене не Алину, а Машу Лебедеву. Час от часу не легче! Девушка была ужасно бледной и смотрела по сторонам блуждающим взглядом.
— Врача! Врача! — на разные лады, на разных языках стали выкрикивать стоявшие вокруг люди.
Музыка прекратила играть, а сзади меня раздался голос:
— Пропустите меня, я врач!
Толпа расступилась, и к Маше быстро подошла Студенцова.
— Да напилась девка, вот и дурно ей стало, — сказал по-русски стоявший у меня за спиной мужчина.
— Вот именно, не умеет пить молодежь, меры не знает, — вторил ему кто-то.
И, словно в подтверждение этих слов, у Маши открылась рвота. Зрелище было неприглядным, и я отвернулся. Когда вновь посмотрел на нее, то увидел, что Лебедева дергается в конвульсиях. Врач пыталась хоть как-то облегчить страдания девушки, которая с выпученными глазами и с гримасой страха и боли корчилась в судорогах, но все ее усилия были тщетны. Прошла еще одна минута, и Маша, вытянувшись, вдруг затихла.
— Черт, она же умерла! — испуганно проговорил кто-то, на сей раз справа от меня.
— Пьем здесь всякое пойло, — пробубнил стоявший впереди меня мужчина. — Волей-неволей контрафактом отравишься.
Вокруг еще что-то говорили, но что именно, я не понял, к сожалению, толком не знаю английский, а уж по-турецки — вообще ни в зуб ногой.
Студенцова с ничего не выражающим лицом развернулась и двинулась сквозь толпу к выходу. Людская масса стала быстро рассеиваться, никому не хотелось оказаться в качестве свидетелей при допросе полицейских, которые наверняка сейчас должны приехать.
Оказавшийся рядом со мной Бурмистров дернул меня за рубашку.
— Пойдем отсюда, нам здесь делать нечего.
Потянулись к выходу и Алина, которая на ходу распрощалась с Адамом, и Ярилова с Замшеловым, и Гуляев.
На улице мы все сбились в кучку и, не сговариваясь, молча двинулись прочь с Улицы баров, сверкающей неоновыми огнями, лазерным шоу и грохочущей музыкой. Настроение у всех было убитым, никто ни о чем не хотел говорить, и мы, так и не проронив ни слова, приехали на микроавтобусе к своему отелю. И только когда, высыпав из автомобиля, двинулись гурьбой через пустынную площадку возле забора нашего отеля, шедший впереди меня Николай Гуляев вдруг повернулся ко мне и злобно, видимо, выплескивая накопившуюся в душе обиду, воскликнул:
— Это ты! Ты! Это ты убил девчонку и Леонида Люстрина!
Я оторопел от таких обвинений в мой адрес и, резко остановившись, чтобы не налететь на преградившего мне путь «селадона», возмущенно вытаращил глаза на бывшего красавца.
— Я?!
— Да, ты! Ты!!! — уже заорал Гуляев, давая волю долго сдерживаемым чувствам. — Я не знаю, как ты это делаешь, но убиваешь людей ты, больше некому!
Вот это новость! Я с озадаченным видом в поисках поддержки окинул взглядом остановившихся членов нашей группы, но все молчали, с суровым видом глядя на меня, видимо, переваривая услышанное от «селадона» и соображая, прав он или нет. И только старушка-врач, на мгновение остановившаяся, проследовала дальше к отелю, никоим образом не выражая своего отношения к происходящему. Понятно, человек человеку волк, все рады отвести от себя подозрение и свалить вину на другого.
— Ха, нашли козла отпущения! — хмыкнул я, так и не найдя поддержки в лице ни одного члена нашей группы, и снова уставился на «селадона»: — Что за инсинуации, дядя? С таким же успехом ты можешь обвинить в убийстве троих человек из нашей группы любого из нас. Где доказательства?!
— Они будут! — рявкнул Гуляев, гневно сверкая очами, и ткнул меня пальцем в грудь. — Но ты завтра сам пойдешь в полицию и признаешься в убийстве женщины в аэропорту, Люстрина и девушки в баре!
Нашел дурака за чужие грехи отвечать! Я тоже психанул и, отводя руку «селадона», рассмеялся ему прямо в лицо:
— Ага, сейчас! Может быть, мне еще взять на себя все не раскрытые на побережье Турции убийства за все годы существования республики! Вот это видел?
Неприлично, конечно, в присутствии дам показывать такой жест, и тем не менее не в силах от обиды и гнева контролировать свои поступки, я сложил комбинацию из трех пальцев и сунул фигу под нос «селадону».
— А я говорю, пойдешь! — уклоняясь от выставленного мною кукиша, выкрикнул Гуляев и, распалившись не на шутку, заорал: — Иначе я тебя!.. — Он размахнулся и выбросил вперед кулак, метя мне в лицо.
Нашел кого запугивать! Глупец, не понимает, с кем он связался! Я же в свое время был чемпионом города по борьбе! С легкостью перехватив руку Николая и опустив ее вниз, я внушительно посоветовал:
— Угомонись! Не заставляй меня опускаться до того, чтобы бить тебя в присутствии женщин.
— Да я!.. Я!.. — задыхаясь от злобы и ненависти, вскричал «селадон» и попытался ударить меня второй рукой.
Заколебал меня этот бывший красавец! Я перехватил и эту руку и неуловимым молниеносным движением коленкой в пах заставил его ойкнуть и согнуться. Все, для меня он больше не опасен! Я отпустил руки Гуляева, чтобы дать ему возможность схватиться ладонями за причинное место, что Гуляев не преминул сделать.
— Да ладно тебе, Коля, Игорь ни в чем не виноват! — выступил на мою защиту полицейский и встал между мной и «селадоном». — Я тебе отвечаю!
Боль не отпускала бывшего красавца, и он даже присел.
— Ну, зачем ты так! — вдруг с осуждением сказала Алина. — Ты же сильнее его! — Ей, видать, хотелось хоть чем-то досадить мне за мое некорректное по отношению к ней в баре поведение.
— Да идите вы все! — рявкнул я с обидой и горечью, развернулся и пошел прочь от своих попутчиков.