Море

Вчера, измотанный дорогой, переживаниями и событиями, надо сказать, не самыми приятными, лег я рано и сразу же уснул. Проснулся ни свет ни заря, в шесть часов, и не потому, что выспался, а потому, что не спать сюда приехал. Наскоро побрившись, прихватил полотенце, сложил в пляжную сумку воду, солнцезащитные очки, книжку и отправился на пляж. На море в этот час было неуютно, утро только-только начало разгораться, в природе не было еще тех сочных красок, которые придает ей яркий солнечный свет — серое, без малейшего движения, будто мертвое море казалось хмурым, неприветливым… холодный серый песок, почти пустые лежаки, опущенные зонтики. Но я знал, что это временное явление, и не расстраивался. Пройдут какие-нибудь два часа, и здесь будет совсем иная обстановка — наполненная разноцветными красками, искрящимися от солнечных лучей волнами, бегущими по ним суденышками и парусниками, кишащими туристами пляжами. Вчерашнее упадническое настроение улетучилось, осталось только чувство стыда перед нашей группой за поднятую панику, но ничего, пройдет и оно.

Я постоял с минуту у кромки воды, потом сделал вперед два больших шага и нырнул в море. С утра вода казалась прохладной, но я, разгоняя кровь, сильными взмахами рук погреб к ограждающей безопасную зону купания линии, очерченной разноцветными поплавками, нанизанными на веревку, и тело быстро адаптировалось в воде. В центре линии, очерчивающей акваторию, относящуюся к нашему отелю, стояла на приколе спасательная лодка. До нее я и доплыл. Подержавшись за край довольно крепкой посудины, немного передохнул и отправился в обратный путь. Выйдя на берег, повалялся на лежаке, обсыхая. Народ потихоньку прибывал, становилось веселее. Близилось время завтрака. На второй заплыв я так и не решился, пусть воздух прогреется до так называемой комфортной температуры, занял место, оставив на лежаке полотенце и придавив его на всякий случай камешками, чтобы ветром не сдуло, и отправился в столовую.

Столовая, или, по местным меркам, ресторан, сверкала зеркалами, кафельной напольной плиткой и посудой. Большой зал с ровными рядами столов, покрытых белоснежными скатертями, был занят лишь на четверть, остальные постояльцы отеля еще спали или уже купались, а возможно, уехали на экскурсии. Обслуживали отдыхающих на раздаче два одетых в белые халаты и колпаки жизнерадостных турка, которые играючи раздавали горячие блюда, холодные же закуски и напитки можно было брать каждому по потребности, как при коммунизме. Между столиками сновали улыбающиеся юноши в бело-коричневой униформе и с набриолиненными волосами.

Люблю, как говорится, плотно поесть. Я составил на поднос всевозможные салатики, бутерброды, канапе, напитки и только устроился за одним из пустых столов, как к нему подошла и поставила на него поднос невысокая шатенка лет двадцати пяти — двадцати семи с короткой стрижкой. У нее было вытянутое вперед лицо, на котором выделялись большие глаза навыкате и большой губастенький рот. «До каких же пределов у нее раскрывается рот, — хмыкнул я про себя, — если он в обычном состоянии, как сейчас, например, и так-то до ушей». Но вот нос у губастенькой девицы был неожиданно миниатюрным, превосходной формы, и маленькие розовые ушки. Никогда я не обращал особого внимания на женское ушки, но вот поди ж ты, засмотрелся. Значит, на самом деле великолепные, если заставляют умиляться. На ней были синие потертые джинсы, желтая футболка и белые кроссовки.

— Разрешите? — спросила шатенка, хотя могла этого не говорить, потому что мое разрешение ей не требовалось, она уже составляла со своего подноса на столик тарелки с едой, а затем уселась по-хозяйски напротив меня.

— Смотрю, один сидишь, — проговорила она, с ходу переходя на «ты», и с аппетитом принялась за еду. Девица была сама непосредственность, явно не из столицы, потому что столичные штучки так бесцеремонно себя не ведут.

— Да, один, — признался я. — А что, спутника жизни себе ищешь? Если так, то я на роль супруга не гожусь. Я только переспать могу, а когда надоест, брошу.

Говорил я нарочито грубо, чтобы отбить у девицы охоту общаться со мной. Я, честно говоря, положил глаз на Алину, поэтому решил не тратить попусту силы на обольщение других женщин. Моя уловка удалась, девица надула свои и без того большущие губы.

— Очень ты мне нужен! — пробормотала она и, видимо от расстройства, что нарвалась на хама, стала реже работать ложкой. — Я не сплю с первыми попавшимися мне на пути мужиками.

— Ладно, не обижайся, — проговорил я примирительно. — Шутки у меня дурацкие. Как тебя зовут?

— Маша я, Лебедева, — объявила девица и вновь заработала ложкой.

— А я — Игорь Гладышев… И откуда же такая лебедь белая в теплые края прилетела? — сделал я Маше, на мой взгляд, изысканный комплимент, который, надо сказать, ей понравился.

— Из Сибири я, — ответила девушка, обнажив в улыбке два ряда не очень ровных зубов.

— Ого! — удивился я. — Действительно, из холодных краев в теплые прилетела. Давно здесь?

— Со вчерашнего дня, — сообщила девица. — А ты?

— И я вчера прилетел, — ответил я и, опережая вопрос Марии, добавил: — Из Москвы.

— А что же у вас в столице стригут так плохо? — с пренебрежением спросила Маша, выпятив нижнюю губу и выражая таким образом пренебрежение к работе столичных мастеров, соорудивших мне прическу.

Гм. Действительно, прическа моя оставляла желать лучшего. Стригусь я в Москве неподалеку от дома, где парикмахерами работают гастарбайтеры, и стригут они порой так, как привыкли стричь у себя на родине овец и баранов — быстро и неровно.

— Так модно сейчас, — проговорил я. — Ноу-хау от моего личного стилиста.

— Да ладно тебе врать-то! — хихикнула девица. — Руки бы такому стилисту пообрубать. Если хочешь, я тебя качественно постригу и бесплатно. Я парикмахером работаю.

— Спасибо, Маша, как-нибудь в другой раз.

Я поел, но дожидаться, когда закончит завтрак девушка, не стал, иначе придется тащиться вместе с нею на пляж, куда она, судя по просвечивающему сквозь майку купальнику, уже собралась, а там попадусь на глаза Алине, и тогда путь к сердцу красавицы для меня будет закрыт. Я вытер салфеткой рот, бросил ее в тарелку и стал подниматься.

— Ладно, Маша, спасибо за компанию, приятно было познакомиться. Еще увидимся. — Махнул на прощание рукой и двинулся к выходу.

— Пока! — сказала мне вслед Лебедева.

Я вновь отправился на пляж. Когда подошел к своему лежаку, то первым делом увидел плывущих в сторону берега Алину и Надежду, вернее, увидел две головы, одну с темными, другую со светлыми волосами, и в солнцезащитных очках. Подплыв к берегу, обе красавицы, одна постарше, другая помоложе, вышли из моря, будто две Афродиты, и направились в мою сторону. Они шли по пляжу, словно поднимались к вершине Олимпа, гордо неся свои головы, на которые Зевс должен был возложить короны с надписью «Красивейшие турецкого побережья». Но я не Зевс, корон у меня не было, и когда Алина и Надежда приблизились ко мне, я лишь восхищенно посмотрел на них и сказал:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте! — довольно приветливо отозвалась Милушева.

Ярилова же с холодным выражением лица чуть склонила в знак приветствия голову.

Глупый я мужик, напрасно думал, что женщины идут ко мне. Обе прошли мимо и остановились чуть дальше под зонтиком. Ярилова сразу легла на лежак, а Алина, заложив руки за голову, повернулась к солнцу, подставляя тело под его утренние ласковые лучи. Я никогда не заговариваю с женщинами первым — боюсь показаться навязчивым, а уж если заговорю, то только в том случае, ежели почувствую, что вызываю у особы женского пола интерес. Алина пока его не проявляла, она помалкивала, греясь на солнышке, молчал и я. Снял лишь шорты и рубашку и тоже стоя, заложив руки за голову, стал загорать.

— А что, Игорь, — с невероятно приятным тембром голоса заговорила вдруг Алина, — вчера вечером по поводу полицейского напрасный переполох поднялся?

«Интересно, — с усмешкой подумал я, — кто еще в этом отеле не знает о том, как Игорь Гладышев вчера облажался?» Но вслух я этого говорить не стал, зачем выставлять себя дураком, показывая, как мне неприятна эта тема. Я развернулся к девушке, опустил руки — негоже разговаривать с дамой, задрав верхние конечности, — и как можно небрежнее проговорил:

— Да, когда мы зашли вчера в номер Бурмистрова, он спал без задних ног. День вчера тяжелый был, умаялся бедолага.

Мы с майором — мужчины, мужскую солидарность надо проявлять, потому я и не стал позорить полицейского перед женщинами, говорить, что он напился.

— Действительно, еще этот ужасный случай вчера в Шереметьеве, — вздохнув, подхватила совсем не ту тему, какую бы я хотел, Милушева. — Так все это неприятно.

— Да уж, приятного мало, — согласился я, наклонился, достал из лежащей на лежаке пляжной сумки солнцезащитные очки и надел их. Так спокойно можно разглядывать девушку — глаз не видно. Возможно, и она пялилась на меня, не знаю — она тоже была в очках. — Ваша сестра? — меняя не очень интересующую меня тему, спросил я и широко улыбнулся расположившейся на лежаке Яриловой.

Но вопрос был задан Алине, она на него и ответила:

— Тетя. Мы с ней вместе решили вот поехать в Турцию, покупаться, позагорать.

— Правильно решили — доступно, экономично, и не требуется сложных формальностей при выезде в страну, визы, например.

Фигурка у девушки была не идеальной. Худенькая, со стройными ногами, плечи чуть шире бедер, именно такие мне и нравятся, средних размеров грудь, длинная шея, красиво посаженная голова. Худенькие вообще кажутся беззащитными, поэтому я рядом с ними чувствую себя суперменом. Но у тетушки Алины фигура была безупречной. Несмотря на то что Ярилова намного старше своей племянницы, выглядела она накачанной, вся такая сильная, грациозная, с гордо посаженной головой, красивыми руками и плавными жестами. Она меня невольно заинтересовала. Вернее, род ее занятий, и я спросил:

— А кем работает ваша тетя?

— Я танцую, молодой человек, в хореографическом коллективе, — насмешливо проговорила Ярилова, подняла вверх руки и повернула в сторону голову, будто лебедь из «Лебединого озера».

Хм, танцовщица, тогда понятно, откуда у нее такое красивое и сильное тело. Я сделал шутливый полупоклон:

— Спасибо за молодого человека, тетя! А вы кем работаете? — взглянул на Алину.

— Учителем английского языка, — задорно ответила девушка и подставила солнцу правый бок.

Наступила пауза, меня про мой род занятий никто почему-то не спрашивал, и я решил сказать о нем сам:

— А я — тренер по вольной борьбе в детской юношеской спортивной школе.

— Вау! То-то, я смотрю, вы весь из мышц состоите, — сказала Алина с нотками уважения в голосе, а ее родственница, как мне показалось, заинтересованно взглянула на меня. — Люблю физически развитых людей. А вы почему один приехали на отдых?

Я посмотрел на пришедшего на пляж Люстрина, который остановился у одного из зонтиков со свободными лежаками и махнул мне рукой в знак приветствия. Я тоже махнул ему в ответ и повернулся к Алине:

— Не люблю шумные компании, мне нравится одному отдыхать.

— А как же жена, дети? — задала коварный вопрос девушка, явно желая выяснить мое семейное положение.

Люстрин поднял сложенный каркас зонта с тентом, расстелил на лежаке полотенце, положил на него пляжную сумку, потом снял с себя шорты, майку, обувь и босиком направился к морю.

— Холост я, вернее, разведен, — не стал я лукавить.

— Понятно, — кивнула она и задала следующий вопрос: — Ну, и как вам здесь?

— Отлично, — признался я. — Меня все устраивает.

Свободных мест на пляже становилось все меньше и меньше, а народ все прибывал и прибывал. Кое-кого из отдыхающих я уже знал. Из столовой, размахивая сумкой, к морю шла большеротая девица, она как-то неласково посмотрела в мою сторону, но не подошла, очевидно, из-за того, что я находился в компании с Алиной, продефилировала мимо и устроилась на лежаке, в стороне от меня. Невдалеке справа, ближе к ограждающему территорию забору, который уходил прямо в море, я заметил «селадона» Николая Гуляева, а почти у самой кромки воды внизу — врача Галину Студенцову. Она явно уже давно была здесь, но я только сейчас обратил на нее внимание. А вот к женщинам направился Валерий Замшелов собственной персоной, в своей летней сетчатой шляпе и прикольном пляжном костюме, состоящем из шорт и рубашки пижамной розоватой расцветки. Действительно, «ба, знакомые все лица!», Михаила Бурмистрова только не хватает. Но не все друг другу были рады. Алина, заметив Замшелова, как-то скисла, и я понял — общество бородатого не очень-то нравилось ни ей, ни ее тете. Но тому все нипочем, шел и улыбался расположившейся на лежаке Надежде, которая пока его не замечала, и Алине!

Терпеть не могу прилипал. У них нет ни гордости, ни чувства собственного достоинства. Их сначала вежливо отшивают, но они бывают настойчивы и продолжают липнуть, тогда от них уже пытаются отделаться явно и открыто, но они не отстают, в таких случаях приходится их откровенно посылать подальше или… сдаться на их милость. Ну а если все же удается отшить, прилипала не отчаивается, находит себе новый объект для обожания. Я тоже люблю женщин, но, если мне дадут понять, что я неприятен, настырничать не буду, потому что для моего самолюбия это чувствительный удар, я сразу отступлю. Замшелов как раз к категории прилипал и принадлежал.

Общество его мне, естественно, не нравилось, но я в отличие от женщин мог повернуться и уйти, они же вынуждены были терпеть его присутствие. Я решил воспользоваться своим правом покинуть компанию и сказал, обращаясь к Алине и Надежде:

— Пойду искупаюсь.

Воздух уже прогрелся, нагрелось и тело, отчего и вода стала казаться не такой холодной, как ранним утром. Очки я не снимал, солнце уже светило ярко, отчего на море в плескавшихся от поднявшегося ветерка волнах блестели, сверкали и искрились мириады бликов, и без очков глазам было больно. Я отплыл на приличное расстояние от берега и развернулся к нему лицом. Вау, как говорит Алина, физиономия у меня сама собой расплылась от удовольствия. Какая замечательная картинка — золотистая от песка береговая линия, пестрый от купальных костюмов пляж, разноцветные, непохожие один на другой отели, за ними горы. Ну чем не райский отдых? И чего все наши соотечественники Турцию ругают? Не Мальдивы, конечно, но и мы не Волочковы. Когда я подплывал к берегу, уже издали заметил, что в компании Надежды, Алины и Замшелова появился еще один персонаж — Адам Демир. Он явно любезничал с Милушевой, и та, судя по улыбке, отвечала ему взаимностью.

«Да, Игорек, упустишь ты так девицу, — сказал я сам себе с усмешкой, — останешься на бобах. Ну, и черт с ним, не стану же я соперничать с каким-то турецким трансвестит… нет, трансферменом-пацаном». Значит, Алине мужчины иного типа нравятся, и я не принадлежу к их категории. Шутки шутками, но настроение у меня испортилось. К своему лежаку я не пошел, чтобы не мешать компании беседовать, остался на кромке берега загорать и созерцать окружающую природу. От этого занятия меня отвлек раздавшийся за моей спиной голос:

— Привет, Игорь!

Я оглянулся. Сзади стоял Бурмистров. После вчерашнего возлияния он выглядел неважно. И без того отечное лицо оплыло и, казалось, готово было сползти с черепа, будто оплывший воск со свечи. Пористая кожа на лысине и физиономии нездорового малинового оттенка, глаза заспанные, с трудом открывающиеся, умный еще вчера днем взгляд померк, став тяжелым и тоскливым. Да, хорошо вчера погулял господин полицейский, от него явственно потягивало перегаром и «свежачком» — очевидно, с утра Бурмистров успел похмелиться. Он был в одних плавках, готовый окунуться в море, чтобы взбодриться.

— Доброе утро, товарищ майор! — ответил я и сделал шаг чуть в сторону, чтобы солнце не светило в глаза.

— Я не на службе, — буркнул полицейский, — а в отпуске, на отдыхе, так что зови меня Михаилом, и можно на «ты».

— Да без вопросов! — проговорил я неуверенно и пожал плечами — я не знал, чего хочет от меня полицейский и как мне себя с ним вести.

Бурмистров между тем продолжил:

— Говорят, вчера ты и белобрысый мужик подняли шумиху по поводу того, что я не присутствовал на собрании, а потом все завалились ко мне в номер. Сам-то я этот момент не помню, был не в форме. — Майор говорил уверенным, покровительственным тоном, каким, очевидно, привык разговаривать с криминальными элементами у себя в полиции на допросах. — Не в полицейской, конечно, форме, — уточнил он, усмехнувшись.

— А кто говорит-то? — проявил я любопытство.

— Да вон тот бородатый. — Михаил указал большим пальцем за плечо, туда, где любезничал с Надеждой Замшелов. — Все уши сейчас мне прожужжал, рассказывая при дамах, как ты притащил в номер мужиков полюбоваться на в дупель пьяного майора полиции.

Кто же знал, что бородатый таким сплетником окажется и будет трепать о вчерашнем, в общем-то, незначительном происшествии — подумаешь, мужик напился — на каждом углу, да еще и при женщинах. Но я сделал вид, будто не понимаю, что Бурмистров предъявляет мне претензии по поводу поднятого вчера переполоха, и перевел стрелки на Замшелова — пусть полицейский на этого типа собаку спустит:

— Непорядочно поступает бородатый. На твоем месте я бы ему за такие речи морду набил бы.

Но майор, как оказалось, и не думал мне ничего предъявлять. Он вдруг улыбнулся и добродушным тоном произнес:

— Вообще-то, Игорь, спасибо тебе за то, что побеспокоился о соотечественнике, не поленился прийти посмотреть, все ли со мной в порядке. Сейчас большая редкость, когда ближнему ближний на помощь приходит. Поверь мне, я по своему роду деятельности с темной стороной человеческой души имею дело, так что знаю. — Он протянул мне руку и с чувством крепко пожал. А уже собираясь уходить, добавил: — Ты не думай, я не алкаш, но иной раз выпить крепко люблю. Вчера вот расслабился после дороги, да без надзора супруги. — Бурмистров легонько похлопал меня по плечу и пошел к воде. Через несколько мгновений его коренастая фигура погрузилась в море.

Я постоял еще немного, наблюдая, как лысоватая голова майора, блестя в лучах солнца, удаляется все дальше и дальше от берега, затем повернулся и направился в ту сторону, где на двух лежаках, друг напротив друга, сидели две парочки: на одном — Замшелов и Ярилова, на другом — Милушева и Демир. Ну что же, все в порядке вещей, курортный роман затевается, жаль только, я к нему никакого отношения не имею. Солнце уже припекало, можно было обгореть, поэтому я раскрыл пляжный зонтик, сдвинул лежак в тень и лег на него. Закрыв глаза, прислушался к происходившему неподалеку разговору.

— Я думала, ты не турок, — говорила Алина, и по ее тону нельзя было понять, разочарована она данным обстоятельством или нет.

— Что ты, я чистокровный турок, — с гордостью за свою национальную принадлежность к этому народу отвечал Адам. — А то, что не очень-то на него похож, — парень рассмеялся, — так, возможно, в моей крови течет и славянская кровь. Ведь раньше во времена набегов турки пригоняли из Украины и России себе наложниц. Может быть, была такая наложница и у моего далекого предка.

— А откуда ты так хорошо знаешь русский язык? — поинтересовалась танцовщица тоном избалованной барышни.

— Так я в России учился, — жизнерадостным тоном сообщил Адам, видать, сегодня он был в ударе, говорил с подъемом, весело, — потому так хорошо и болтаю по-русски. Вот меня и взяли на работу гидом.

— Я много где отдыхала: в Испании, Италии, в Греции, Бали, но в Турции впервые, — призналась Алина. — В моем представлении в мусульманской стране должны быть более суровые нравы, а здесь довольно-таки свободные. Молодежь современная, рядится чуть ли не под панков. Вчера вечером мы с Надеждой гуляли и видели шоу трансвеститов. Разве подобное приветствуется у мусульман?

— Не надо верить тому, что иной раз видишь, Алиночка, — вновь звонко рассмеялся Адам. — Это все антураж для привлечения туристов. Как говорил бравший налоги с общественных туалетов римский император Веспасиан, «деньги не пахнут», поэтому как они добываются, никого не интересует, главное, что вы, туристы, привозите к нам в страну деньги, и мы всеми силами, правдами и неправдами, заставляем вас их здесь оставить. А эта современная молодежь, как вы изволили выразиться, на самом деле самая обычная. Это здесь они с «наставленными» чубчиками, намазанными гелем или залитыми лаком, в наколках и ярких одеждах, проходу не дают приезжим девушкам, но если в таком виде кто-нибудь из них заявится домой, его родители просто на порог не пустят. Закончится курортный сезон, они смоют наколки, вымоют головы, переоденутся в обычную одежду и отправятся в глубь страны в сельскую местность, где вернутся к своим обычным делам сельского жителя. Будут пахать, сеять, строить и до следующего сезона украдкой поглядывать на недоступных девушек-турчанок, вспоминая о своих летних курортных романах. Потому что, если они станут непристойно вести себя по отношению к своим соотечественницам или сельчанкам, их отцы живо открутят им уши.

— Тяжелая у вас тут жизнь, — насмешливо проговорил Замшелов.

— Какая бы она ни была, она наша, — философски заметил Адам и, судя по скрипнувшему пластиковому лежаку, поднялся. — Ладно, спасибо за беседу, мне нужно идти, в час дня я туристов повезу на экскурсию в дельфинарий. Так что до вечера, — многообещающе проговорил парень и ушел.

Я машинально глянул на часы — было двенадцать сорок пять. А несколько минут спустя компания из двух красивых женщин и бородатого квадратного мужика решила идти купаться. Снова скрипнули лежаки, троица поднялась и двинулась мимо меня. Я сделал вид, будто сплю. Неожиданно раздался хорошо знакомый мне мелодичный голосок:

— Игорь, пойдем с нами купаться!

«Ага, — подумал я невесело, — вспомнила! Не привыкла наша красавица без мужского внимания обходиться. Молодой турецкий полубог ушел, теперь и Игорек на что-нибудь сгодится». Я открыл глаза — передо мной в лучах солнца, будто богиня в окружающем ее ореоле, стояла Алина. Как ни велико было мое желание отправиться вместе с нею поплавать, я пересилил себя — не нужны мне объедки с барского стола, в данном случае от Адама Демира, — и отрицательно покачал головой:

— Спасибо, Алина, я позже пойду купаться.

Обиженно поджав губы, девушка повернулась и медленно пошла к морю.

Я полежал еще немного, чувствуя, как тело нагревается все больше и больше. При такой жаре необязательно торчать на солнце, чтобы загореть. Для того чтобы прихватил загар, достаточно походить туда и обратно к морю, искупаться и полежать под зонтиком. Если дело так и дальше пойдет, то вечером буду мучиться от солнечного ожога.

Я встал и начал одеваться. Мимоходом глянул на море. Невдалеке от берега плыли Алина, Надежда и Валерий. Мирно покачивалась на поднятых гидроциклом волнах спасательная лодка. Неожиданно гидроцикл сделал резкий разворот, гася скорость, и к нему на заднее сиденье забрался какой-то парень. Его фигура показалась мне смутно знакомой, хотя многие парни в плавках издалека похожи друг на друга, да и кого я могу здесь знать? Я не придал этому обстоятельству значения, тем более что гидроцикл умчался куда-то влево, а я, закончив одеваться, отправился в магазин, располагавшийся рядом с отелем, за средством от загара.

Магазин был просторным, прохладным, малолюдным, забитым всякой всячиной, начиная от зубной щетки, зубной пасты, мыла и кончая надувными лодками. Походив по магазину, я выбрал средство от загара с самой большой степенью защиты и крем после загара. Расплатившись с пожилой турчанкой на кассе, вновь вышел под жаркое солнце и глянул на часы — тринадцать пятнадцать. Можно еще разок искупаться и идти на обед. Опустив на глаза солнцезащитные очки, двинулся к пляжу.

Еще издали я заметил, что там происходит нечто необычное — к центру береговой линии, принадлежащей отелю, ограниченной с двух сторон забором, стягивался народ. Предчувствуя недоброе, я рванул к тому месту, где образовывалась толпа. Подбежал к стоящим плотной стеной людям и протиснулся сквозь них как раз в тот момент, когда несколько человек, в числе которых я заметил Валерия Замшелова, буксировали по воде к берегу чье-то тело. Выйдя на отмель, они, бестолково толкаясь, подхватили неизвестного, поддерживая голову над водой, потом взяли на руки и, почти бегом вытащив его на берег, уложили на влажный песок. Теперь я увидел, что из воды вытащили Леонида Люстрина. Он лежал безвольно, будто снятый с креста древний римлянин, склонив голову к плечу. Рот был приоткрыт, из него высовывался распухший язык. Глаза закрыты, цвет кожи синий, как у сильно продрогшего человека.

Из толпы выскочила врач Галина Студенцова, упала перед Люстриным на колени, быстрыми профессиональными движениями прощупала пульс на сонной артерии и, очевидно, убедившись, что его нет, приступила к непрямому массажу сердца. Сложив крест-накрест ладони на левой стороне груди Леонида, она сильными ритмичными движениями стала продавливать грудную клетку, пытаясь завести «мотор» Люстрина. Действовала Студенцова уверенно и даже грубо, но, когда речь идет о жизни и смерти человека, не до деликатничаний. Время от времени она прекращала проводить массаж и, приложившись к открытому рту Люстрина, делала ему искусственное дыхание, сильно и резко вдыхая в его легкие воздух. Затем вновь принималась за стимуляцию работы сердца.

Рядом стоял майор Бурмистров и оттеснял толпу. «Дежавю! — пронеслось у меня в голове. — История повторяется, происходит все то же самое, что и аэропорту Шереметьево, только лишь с той разницей, что тело лежит не на полу, а на песке, и принадлежит оно не женщине, а мужчине, и окружающие его люди не в повседневной одежде, а в плавках и купальниках. Люди все те же: и врач Галина Студенцова, и полицейский Михаил Бурмистров, и Надежда Ярилова вон стоит, неподалеку худой и длинный «селадон» Гуляев, Валерий Замшелов тут. Все в точности повторялось, за исключением оговоренных мною деталей. И даже точно так же, как и в предыдущий раз, за моей спиной раздался мелодичный голос, принадлежащий Алине Милушевой:

— Это какой-то ужас!

Поддакивать я не стал, и так понятно, действительно кошмар какой-то.

Наконец Галина Студенцова, отчаявшись заставить работать сердце риелтора, бросила проводить реанимацию, встала и развела руками:

— К сожалению, ничем не могу помочь.

Ну, все как в прошлый раз! Даже не знаешь, что сказать! Второй труп подряд. Толпа разом загудела, причем на разных языках, в отеле отдыхали и русские, и украинцы, и немцы, и турки. Но все предлагали вызвать полицию.

— Отправились уже вызвать! — сказал кто-то по-русски.

Тело оттащили в тенек под зонтик, положили на лежак, кто-то принес одежду Люстрина, и ею прикрыли утонувшего риелтора.

— Что здесь произошло? — спросил я у все еще стоявшей рядом со мной Алины.

— Да я толком ничего не видела, — призналась Милушева и на несколько мгновений замолчала, пытаясь справиться с собой. Ее душили слезы, глаза наполнились влагой, готовой вот-вот пролиться из них и сбежать по щекам с бархатистой кожей. — Мы пошли поплавать, общество Валерия стало мне порядком надоедать. Да и Надежде тоже, — сделала неожиданное признание Алина. — Я поплавала немного и вышла на берег, а потом отправилась на свой лежак и устроилась под зонтиком. Надя и Валера оставались в море. А вскоре раздались крики, и я подскочила. К берегу стал сбегаться народ. Валерий плыл, что-то кричал и при этом буксировал нечто тяжелое. К нему на подмогу бросились несколько человек. С их помощью он вытащил на берег, как оказалось, утонувшего Люстрина. Вот и все, что мне удалось увидеть, — закончила свой печальный рассказ Алина, и из ее прекрасных глаз все же выкатились слезинки и сбежали по щекам.

— Понятно, — мрачно проговорил я.

— Мне так страшно, — произнесла девушка, закрывая ладонями лицо.

— Ничего, все образуется, — как умел, попытался я успокоить ее.

— Очень хочется на это надеяться, — пробормотала Алина, размазывая по щекам слезы.

— Ладно, пойдем отсюда, — предложил я, подталкивая девушку в сторону зонтиков. — Нечего возле трупа стоять.

Она покорно двинулась в указанном мною направлении. Уныло потянулись к своим лежакам и остальные отдыхающие. Не так давно оживленный пляж притих, стал пустеть, многие отправились в свои номера. Загорать неподалеку от лежащего трупа желания не было. Над пляжем установилась гнетущая тишина, и даже море, казалось, перестало весело плескаться и омывать волнами пустынный берег.

Вернулась Надежда. Она села на свой лежак, а Замшелов, притащившийся за нею, отправился к зонтику неподалеку и расположился там. Видимо, ему необходимо было побыть немного в одиночестве, чтобы отойти от стресса, вызванного смертью Люстрина, чей труп ему пришлось вытаскивать из воды.

Полчаса спустя приехали двое турецких полицейских: молодые мужчина и женщина в форме — в бейсболках, темных штанах и голубых рубашках с темными погонами, а также подкатила прямо к пляжу карета «Скорой помощи». Из нее выбрались двое медработников в белых халатах, тоже мужчина и женщина. Процедуры осмотра места происшествия, освидетельствования медработниками факта смерти, опрос свидетелей наверняка одинаковы во всем мире. Не отличались и турецкие процедуры, проводимые правоохранительными органами и медиками на месте происшествия. Медработники осмотрели труп, сделали какие-то записи, затем переложили мертвого Люстрина на носилки и с помощью двух парней-добровольцев из числа отдыхающих в отеле отнесли в «Скорую помощь». Автомобиль тут же уехал, а полицейские начали опрос свидетелей, в которые попал Валерий Замшелов как человек, нашедший утопленника.

Поскольку полицейские говорили только на английском и турецком, которого никто из нас не знал, а общаться с ними было необходимо, в качестве переводчицы с русского на английский и обратно выступила Алина Милушева. Из меня же свидетель был никакой, потому что я ничего не видел — ходил в момент обнаружения утонувшего в магазин за защитным кремом, которым, кстати говоря, так и не успел воспользоваться. Поскольку к моей персоне никто интереса не проявлял, я отправился в свой номер, так как близилось время обеда.