Глава 3
После развратной ночи под аккомпанемент дождя испытываем на сытность баварский завтрак, состоящий из бутербродов с колбасой и сыром плюс чашка горячего крепкого кофе (для Марины — еще печенюшки). Саша уже на работе. Лукас еще в школе. А мы с Мариной садимся в «Форд» и под бодрящий звон колоколов едем к Кате за котом. Дождя, для разнообразия, нет. Катя в это утро должна быть у зубного врача, но у Марины есть ключ от квартиры сестры. Кот живет недалеко от нас — минут семь езды по безлюдным улицам. В Германии вообще пустынные улицы. В крупных городах автомобили идут один за другим по проезжей части, а тротуары свободны. В Нашем Городке и машины редки. Как объясняет этот феномен брат Марины Федя: «Все мужики на работе вкалывают, а их бабы на авто катаются по магазинам! Вот и некому по тротуарам бродить!» А на мой вкус, без людей гораздо лучше.
Кот спокойно спит в корзине. Оставлен на хозяйстве. Видно, что он не собирался никуда ехать. И вообще не ожидал от нас такой подлости. Марина хватает этот сгусток старости в руки и, сюсюкая с ним, как с «бэбиком» (иди сюда, мой сладкий сахар!), тащит его к машине. Я для тренировки ног плетусь следом. Облезлый старикашка недоверчиво смотрит на мою жену, но пока не орет. Любовь без доверия, как цветок без запаха!
«Халло! — Халло!»
Праксис ветеринара просторен, модернист и пахнет освежителем «Океанский бриз». Нас встречают собачьи улыбки с плакатов дог-клуба и похожая на колли рыжая девушка за стойкой. Все вокруг стерильно белое. Других посетителей нет.
После короткой процедуры завоевывания котовьего доверия (девушка легонько погладила нашего старпера за ушком) несем «Иди, жри!» в процедурную. Марина передает кота ветсестре. В помещении появляется врач со шприцем в руках. Кот, заподозрив неладное, пробно веньгает. Мол, внимание! Кот в опасности!
Не обращая внимания на реакцию пациента, врач делает быстрый укол в вену на передней лапке. А может быть, и не в вену. Как уж они там ее находят, я не знаю. Кот тощий, весь высохший, как русалка в пустыне. Но специалистам виднее. После процедуры врач дает нам несколько рекомендаций, которые я почти не понимаю. Ясно только, что нужно следить за кошачьей температурой и давлением крови. Не позволять «Иди, жри!» лишку жрать и подольше гулять с ним на воздухе. Хорошо хоть, что по утрам ему не нужно читать свежие газеты!
«Чюсс! — Чюсс!»
Распрощавшись с ветеринаром, едем обратно. Кот вольготно развалился на заднем сиденье с заклеенной лапкой. Отращивает аппетит. Проезжаем автозаправку «Ажип» возле Катиного дома.
— Давай заедем, заправимся?
— Давай.
Марина постоянно следит за ценами на бензин. В Германии они скачут, как подростки на батуте. Кувыркаются туда-сюда в течение недели. Это в России цены неизменно падают вверх. Стабильность. А здесь все следят за игрой цифирок — мониторят. Ловят понижение и заправляют своих железных лошадей, когда дешевле. Марина с Сашей не исключение.
Заправок, кстати, немного. Прошлой весной я, Марина и Лукас ездили к своим друзьям в Швебиш-Гмюнд. Сразу, с дороги, заправиться поленились — отложили это дело на потом. Тем более что Оля — наша тамошняя подруга — сказала, что ближайшая заправочная станция начинает работать с шести утра, и мы перед дорогой домой сможем досыта накормить свой «Форд». Заронила надежду. Мы легкомысленно выбросили из головы эту заботу. И совершенно напрасно.
Когда в воскресенье в шесть утра мы радостно подъехали к заправке, она оказалась закрыта. Из окна доносился громкий рок. Кроме жизнерадостной музыки, других признаков жизни заправка не подавала. Мы подождали чуток и, прочитав на дверях, что бензин начнут наливать только с восьми часов, решили больше не ждать, а ехать дальше в сторону Нашего Городка. Ничего страшного. Купим топливо на следующей заправочной станции. Тронулись. Тогда я еще не был мизантропом с просверленной головой. Меня укреплял неубывающий оптимизм. Марина надеялась на меня, а Лукас спал на заднем сиденье, сипя, как велосипедный насос.
На всем стокилометровом пути оказались лишь две заправки. Закрытые, естественно. Так мы добрались до Аалена — последнего города перед выездом на автобан. Стрелка, показывающая уровень бензина в баке, давно уже лежала, как павший воин. На автобан в таком состоянии выезжать было категорически страшно.
Аален мы абсолютно, тотально не знали. Увидев наконец еще одну закрытую заправку, Марина остановила на ней машину, и я отправил себя узнавать, когда начнут продавать бензин. К нашему отчаянию, большой красочно-веселенький плакат объявлял, что заправка по выходным дням вообще не работает! Теперь только в понедельник. Что называется — приплыли! Стакан бензина в баке. Совершенно безлюдный город. Восемь утра! Да еще в воскресенье! Да еще в Германии!
Но у меня, оказывается, очень большой ангел-хранитель, как сказал хирург после операции, когда мое сознание вышло из сумрака. Ангел-хранитель, видимо, увидел наши заморочки и решил помочь. Пока я с отчаянием разглядывал беспощадное объявление, он принял облик пожилого чернокожего ааленца и неторопливо прошагал мимо меня в направлении закусочной «Макдоналдс». Я услышал, как в закусочной заскрипели двери.
— А давай спросим его, где в Аалене заправка, которая работает по выходным? — предложила мне Марина.
И хотя я считал, что нам уже ничто не поможет, мы, оставив спящего Лукаса сторожить машину, отправились в «Макдоналдс». А что было делать? Ну, хоть сосиску в тесте с горя съесть.
Негр возился с коробками у входа. Наводил порядок. Я спросил его по-немецки, где здесь можно заправить машину. Он улыбнулся и охотно мне ответил. Зря он так. Я недоуменно посмотрел на Марину, Марина недоуменно посмотрела на меня. Все ясно, но ни слова непонятно. Возможно, швабский диалект. Совершенно непостижимый для нас — баварцев. Я спросил то же самое еще раз. Негр улыбнулся и снова ответил. Точно так же. Я посмотрел на Марину. Марина посмотрела на меня. Ноль целых, шиш десятых. Негр понял, что мы приезжие или тупые, улыбнулся и еще раз повторил свою фразу. Потом еще, и еще, и еще…. Стоп! То есть хальт! Марина поняла!
Мы поблагодарили настойчивого, как отбойный молоток, негра и вернулись к «Форду». Остальное было уже делом техники. Пара правильных поворотов, и вот мы на заправке. И она работает! Все! Бензин добросовестно журчит в бак. Через несколько минут выезжаем на автобан и птицей-тройкой летим домой. Я, Марина и Лукас. После этого случая мы дали себе слово заправляться сразу, как только появится такая необходимость.
Но все это случилось прошлой весной. А сегодня, налив под горлышко дешевого бензина, заворачиваем во двор к Кате. Проезжаем мимо таблички с угрожающей надписью: «Доступ во двор под свою ответственность!» Не пугайте — пуганые, вся жизнь «под свою ответственность». Останавливаемся у подъезда. Выгружаем кота. Кати все еще нет. Марина наливает животине свежей водички, раскладывает по тарелочкам консервы трех сортов: говядина, курочка, рыбка. «Иди, жри! Анорексятина старая!»
Накормили, отклеили с лапки пластырь, уложили в корзину. Кот устало прикрыл глаза. Утомился, перенервничал. На цыпочках выходим на лестничную клетку, осторожно прикрываем дверь, облегченно вздыхаем. Уфф!..
Только избавились от кота — на очереди следующая забота. Теперь едем к фрау Половинкин — нашему семейному врачу. Время истекать кровью.
И вот маленькая улочка в центре Нашего Городка. У дверей подъезда скромная вывеска «Мухаммед и Половинкин. Врачи общей практики». Партнер и коллега нашей русской фрау арабский герр Мухаммед. Невысокий, живой, темненький. Тезка пророка удивительно похож на американского актера Дэвида Сюше, играющего знаменитого сыщика Эркюля Пуаро в безграничном сериале по произведениям Агаты Кристи. Только без усов.
Я в одиночестве поднимаю себя на второй этаж. Для тренировки ног — по лестнице. Хотя больше упражняются руки — подтягиваюсь, цепляясь за перила. Марина остается ждать меня в машине. Так дешевле. Стоянка возле праксиса запрещена. Здесь часто прогуливаются служащие муниципалитета с пачкой штрафных квитанций. Увидят пустую машину и засунут под дворник уведомление о том, что ты теперь должен заплатить пятнадцать евро. А если водитель на месте, просто попросят освободить территорию. Такое правило.
«Халло! — Халло!»
В праксисе сегодня аншлаг. Свободных стульев в комнате ожидания нет. И все — русаки, к фрау Половинкин. Хмуро разглядывают друг друга и цветные немецкие журналы, ненужной горой рассыпанные по столику в центре комнаты. Еще есть ближневосточная чета с массой курчавых ребятишек. Эти к Мухаммеду. Орава непредсказуемых арабчат возится у окна. Там оборудован уголок для детского сумбура с игрушками, фломастерами и альбомами для рисования. Толстая мамаша арабчат, накрытая темным плотным платком, настороженно сверкает черными очами. Маленький, тщедушный муж рядом с ней гордо оглядывает свой табор и с вызовом посматривает на русаков. Вот, мол, настрогал. А вам слабо?
К счастью, медсестра с ходу приглашает меня в кабинет фрау Половинкин. По дороге натыкаюсь на Мухаммеда. Он проскакивает мимо меня, но потом, узнав, возвращается и приветственно жмет мне руку. Улыбается, говорит что-то вроде: чирим-бирим! Он вообще душевный мужик.
У Половинкиной в кабинете царит сугубо деловая атмосфера. Сама фрау доктор уже приготовила умный приборчик для анализа крови и нетерпеливо вертит в руках иголку. Ей ассистирует немолодая белобрысая медсестра. Кровопотерю мне организуют моментально. Я не успеваю ойкнуть, как Половинкина прокалывает мой средний палец и выжимает толстую алую каплю. Капля шлепается на прозрачную пластинку, торчащую из умного приборчика. Брызги. Половинкина лечит мой раненый палец узкой полоской пластыря. Пока доктор возится со мной, приборчик анализирует то, что ему от меня досталось.
— Кровь в норме, — ободряет врач. — Того, что мы с вами хотели, мы добились.
— Что дальше? — спрашиваю я фрау Половинкин, рассеянно разглядывая широкую задницу белобрысой медсестры, которая, нагнувшись, достает какие-то вещества с нижней полки стеллажа. Задница как задница. Ничего особенного.
— Продолжайте принимать те таблетки, которые я вам назначила, и через месяц опять ко мне, проверим кровь. Сейчас я выпишу вам рецепты. Будете пить по полтаблетки каждого препарата два раза в день, после еды.
Я молча киваю. Я уже не оперирую такими категориями, как «через месяц». Через месяц я буду далеко отсюда. Возможно, в параллельном Нашем Городке, в параллельном мире, у параллельной фрау Половинкин. Может быть, моя замерзшая в Яви душа согреется в Нави?
«Чюсс! — Чюсс!»
— Теперь куда? — спрашиваю застывшую в октябрьском предобеде супругу. Впрочем, Марине вечно холодно. Сейчас-то ничего удивительного. Печка в машине выключена. Сиденье жжет льдом даже через джинсы. К тому же начинается долгий осенний дождь. Плюс шесть, пасмурно, ветрено. Для пессимистов, декадентов и прочих «пьеро» прямо праздник какой-то!
— Едем на фенишки!
Марина заводит «Форд», и мы вливаемся в жидкий поток транспорта. Медленно течем вместе с потоком к железнодорожному вокзалу. Зона тридцать! Хотя в городах Германии разрешено движение автотранспорта до пятидесяти километров в час, но на каждом шагу, опровергая это правило, натыканы знаки — тридцать. Вот и плетутся друг за другом мощные «Порше», «Мерседесы» и «Ауди». Ждут, когда можно будет на автобане показать, на что они способны. Какой же не немец не любит быстрой езды!
В Нашем Городке вокзал — отправная точка всех странствий. На поезде в любую сторону мира: Франция, Швейцария, Австрия, Чехия… Все автобусные маршруты также начинаются отсюда. Вокзал в Нашем Городке — это и Киев, до которого язык доведет, и Рим, в который ведут все дороги. В районе вокзала находятся большие магазины, главпочтамт, врачи, похоронное бюро, отели, рестораны и другие полезные заведения. Там же, в середине квадратика жилых домов, прячутся и фенишки (я же обещал рассказать про халявный «хавчик»!). Для тех, кто не из Нашего Городка, объясняю: фенишки — это магазин, скорее пункт раздачи продуктов питания и одежды малоимущим. Типа, бледный луч коммунистического вчера. На первом этаже — продукты, на втором — одежда и обувь. Товар тот же самый, что и в обычных магазинах, только срок годности у продуктов истекает через один-два дня. Поэтому купили — съели, что не съели — выбросили.
Я спрашивал у Марины: «Почему фенишки? Что означает это загадочное слово?» Жена только пожала плечами. «Не знаю. Все говорят, и я говорю». Не надо думать, что фенишки доступны всем желающим. Отнюдь. Вот если твой доход ниже определенного уровня, ты получаешь пластиковую карточку — билет в рай, и становишься в шеренгу избранных. Остальные должны вкалывать. Марина не работает — болеет, получает пособие от АРГ — еще одна таинственная организация. Не знаю, что значит эта аббревиатура, как переводится на русский язык. Знаю только, что в конце каждого месяца из АРГ перечисляют на счет Марины деньги на всю семью. На меня, Лукаса и саму Марину. На это и живем. И, конечно, фенишки. Три раза в неделю имеем право.
На этот раз остаюсь мерзнуть в машине я. Жена прижала «Форд» к тротуару, велела мне одному не баловаться и, набрав полные руки пустых пакетов, исчезла. Удачной охоты! Сижу, смотрю, не балуюсь. Один же. Мимо «Форда» медленно проезжает черный, сверкающий от дождевой воды «Мерседес». Мое внимание останавливает забавная наклейка сзади, чуть выше бампера. Перечеркнутая жирной красной чертой надпись «Freistaat Bayern» и ниже «Republik Bayern». Еще один баварский патриот, выступающий за создание независимой Баварской республики.
Водитель «мерса» тоже ищет место для парковки. Со скукой разглядываю дорогое авто. А что? Мне нравится. В следующей жизни обязательно куплю себе «Мерседес». А через жизнь — «Порше». Тоже супер-пупер. Здесь «Мерседес» называют «Машиной для пенсионеров». Он же вообще не ломается. Бытует такая легенда — вышел на пенсию, купил новый «мерс», и не ты сдашь его когда-нибудь на свалку, а он тебя. Период дожития у «Мерседеса» дольше, чем у человека.
Пока я лениво перекатываю в голове эти мысли, водитель «мерса» находит свободное место впереди меня и останавливается. Но не выходит. Ну и правильно, незачем мокнуть под дождем.
Маневры «мерса» выглядят совершенно безобидно, и тогда еще меня не настораживают. А вскоре и Марина возвращается. Обе руки у нее заняты располневшими на фенишках пакетами. Я предупредительно открываю жене заднюю дверцу.
— Что, замерзла, как сучка? — произношу я дежурную фразу, заготовленную самой Мариной для такой погоды.
— Не подсказывай мне! — недовольно бурчит жена, устраивая на заднем сиденье тяжелые пакеты.
— Я что-то пропустил? По какому поводу злишься? Скажи, будем злиться вместе.
Марина занимает водительское место и через силу мне улыбается:
— Проклятый дождь! Вся прическа сломалась. Я прямо не знаю…
Я поджимаю губы. Ох уж эти женщины…
Домой едем по залакированным дождем улицам. На автобусных остановках колготятся стайки школьников. Много темных лиц. Турки, африканцы, арабы, албанцы… Школьники ржут, как кони. Анекдоты, приколы — разминают затекшие на уроках мозги. Прыгают друг на друга. Пихаются. Мустанги. Их дикая энергия пугает робко стареющих на лавочках под навесами немецких пенсионеров. А куда деваться? У одних возраст угасания, у других — угорания.
По пути заехали в бюро путешествий. Марина сбегала, заказала авиабилеты до Астаны себе и детям. Загранпаспорта у всех троих есть. В Германии с этим просто. Отдал заявление в городскую администрацию, и через две недели по почте получаешь уведомление. Иди, забирай свой новенький загранпаспорт. Тем более что, как бывшие граждане Казахстана, Марина и ее дети имеют право на визу без приглашения от Наташи. Марина на днях сгоняет во Франкфурт, в казахстанское консульство — отсюда двадцать минут по автобану, — получит визы, и вперед. В край бескрайних степей.
Ну, вот мы и дома. Турне по Нашему Городку завершено. Круг замкнулся там же, откуда мы начали его проводить. На Песталоцциштрассе, один.
Пойти поесть, что ли? Ударить аппетитом по беляшам? Марина принесла с фенишек пакет с готовыми, достаточно разогреть их в микроволновке. Сегодняшние поездки под дождем вызвали во мне кратковременную тягу к жизни. А жизнь — это еда. Или наоборот? Еда — это жизнь? В общем, неважно. Лучше жри и помалкивай!
Пока я раздумывал, посылать ли себя на кухню, хлопнула входная дверь и мимо меня из школы пробежал Лукас.
— Халло, мама! Халло, Вадим!
— Халло, Лукас!
«Эх, опять не успел!» Лукас, как самокат, укатился в детскую. Там его заждалась игровая приставка. Лукас нормальную еду не ест. В его системе ценностей нормальная еда на предпоследнем месте. На последнем — домашние уроки. Для возмещения энергетических затрат Лукасу достаточно пакета картофельных чипсов или ведерка попкорна. Современный ребенок.
А может, принять тяжелое решение? Вместо обеда покемарить перед компьютером? Выбор невелик: компьютер или толчок для размышлений. Хотя что там делать на толчке в туалете, если не поесть, а только размышлять насухую?
Звон колоколов напоминает, что поток времени не замедляется. Марина на кухне распределяет продукты с фенишек. Сегодня добыча состоит из клубники, винограда, черники, сыра, колбасы, сосисок, пака с молоком, хлеба, упаковки профитролей с кремом, коробки конфет, пачки печенья, беляшей… Продолжение следует.
Лукас крутится у мамки под ногами. Ему вообще присуща тяга к контролированию окружающей среды. Лукас постоянно спрашивает нас о том, кто приходил, кто звонил, куда мы идем, что мы собираемся делать. Пытается держать весь свой мирок под контролем, но, увы… Даже у Александра Македонского, Чингисхана, Наполеона, Гитлера и Сталина не хватило на это сил. Тем более у Лукаса. Он еще маленький.
Выбираю для себя более тернистый жизненный путь и сажусь к «компу». Проверяю почту. Ничего важного. Тогда вернемся к нашим маньякам. Снова перечитываю сообщение Алоиса Кальта.
«Уважаемый господин Росс, прошу Вас оказать мне честь и…» и так далее. Может, это другой Кальт? Не серийный убийца? Почему я решил, что именно маньяк захотел со мной встретиться? Мало ли в Германии Алоисов Кальтов? Не все же они маньяки?
Я снова рыскаю в Интернете. Другого Алоиса Кальта нет. Зато натыкаюсь на классификацию серийных убийц. Есть и такая. Читаю.
«Классификация серийных убийц. Необходимо отличать многоэпизодные убийства от серийных. Многие криминалистические школы рассматривают многоэпизодные убийства в качестве серийных, если только они были совершены по сексуальным мотивам. Серийные убийцы классифицируются по методу совершения и по мотиву.
По методу совершения: организованные и дезорганизованные. Организованные серийные убийцы, или расчетливые, имеют четкий план действий по выслеживанию и убийству жертвы. Если происходит неудача, организованные серийные убийцы способны отложить выполнение своего плана. Таким образом, они могут держать свои желания под контролем. Такие убийцы стараются скрыть улики и труп, имеют средний или выше среднего интеллект, хорошо адаптированы в обществе, но имеют глубокие расстройства личности.
Дезорганизованные, или импульсивные, убийцы — это, как правило, люди с наличием тяжелого психического заболевания или слабоумные. Такие убийцы не выслеживают специально свои жертвы. Убивают первых попавшихся. Не стараются скрыть улики и труп, социально не адаптированы, часто безработные или занимающиеся трудом, не требующим высокой квалификации.
По мотиву. Каннибалы — совершают убийства с целью употребления тела жертвы в пищу. Охотники за властью — утверждают свое превосходство над жертвой, стремятся компенсировать ощущение собственной неполноценности. Сластолюбцы — убивают ради сексуального удовлетворения. Миссионеры — считают себя мстителями, судьями или санитарами, очищающими человечество от проституток, гомосексуалистов, людей другой расы и тому подобной «грязи». Визионеры — убийцы с клиническим бредом и галлюцинациями. Обычно с «голосами», приказывающими убивать. Параноидальные шизофреники.
Однако серийных убийц редко можно однозначно отнести только к одному типу. Как правило, они сочетают в себе несколько мотивов. Исследования показывают, что серийный убийца формируется с раннего возраста. Садистские наклонности появляются уже в раннем детстве. Ученые выяснили, что жестокость обусловлена не только воспитанием в семье, но и генетической предрасположенностью. У личностей с неустойчивой психикой агрессивность увеличивается весной и осенью. Таким образом, серийные убийцы активизируют свою деятельность сезонно».
Фу, гадство! Чаю, что ли, выпить? Горячего, сладкого, крепкого. В граненом стакане с подстаканником. Как в детстве. А оно, детство, вообще было? Конечно, было! Откуда тогда в памяти, даже не в памяти, а где-то в подсознании, там, куда самому не залезть, середина шестидесятых? Детский садик, летняя дача за городом, просторные лесные поляны, белая панамка, короткие штанишки на лямках, обязательный сачок для ловли бабочек, творожная запеканка по утрам, хлеб с вареньем к чаю, запах дощатых сортиров… Мама и папа в родительский день — такие огромные, веселые, молодые. Бессмертные… «Вадинька, беги к нам!» Господи, как же давно это было! Кажется, действительно солнце тогда было жарче, а трава зеленее. Неужели я уже старый? Глупый, неуклюжий и неуместный в мире Лукаса. В пластмассовом мире чипсов, компьютеров, сотовых телефонов, силиконовых грудей. Искусственная замша, искусственный мех, кожзаменитель… Люди в кожзаменителе вместо кожи. Чтобы ничего не чувствовать. Не промокать от чужих слез. А мне куда идти? Где тогда мой мир? Спрятан в доме для престарелых?
Дурацкая влага в глазах. Почему? Депрессия? После инсульта я стал такой чувствительный! Мне бы кожзаменитель…
Колокола возвращают меня в Наш Городок, за компьютер. Дверь — хлоп-хлоп, это Саша вернулся с работы. Приехал на автобусе. Длинный, тощий, усталый. Тяжела ты, доля немецкого механика. Он запирается в ванной. Смывать трудовой пот. Марина готовит ужин. Лукас, лежа на пузе в детской, играет в приставку. Земля вращается. Галактика расширяется. Все заняты делом, один я не при делах. Хорошо еще, что больше никаких детей в саванах. Глюки прекратились. То есть я тогда так думал. Не знал, что веселье только начинается.
После ужина — прогулка. Вечерний променад. Врачи рекомендуют. Полезно для восстановления клеток мозга. Даже несмотря на мелкий навязчивый дождь. Но без фанатизма. Я гуляю через день, по вечерам, вокруг своего дома. Когда уже стемнеет, чтобы меня не было видно. Я стесняюсь. Понимаю, что со стороны выгляжу, как перебравший лишнего забулдыга, возвращающийся домой из кнайпы. Если кто не знает, кнайпа — это пивная.
До инсульта мне хватало двух минут, чтобы обойти дом. Теперь необходимо не менее десяти, а то и пятнадцати. Смотря по самочувствию и настроению. Иногда делаю второй круг, иногда третий. Сила воли плюс характер. Или если под другим углом зрения: года идут, а дурь на месте. Потом карабкаюсь к себе на второй этаж по лестнице. Самая сложная часть прогулки.
После десяти вечера в Нашем Городке прекрасно. Спускаюсь со второго этажа по лестнице вниз, выхожу на улицу, и я — в этом тихом «прекрасно». Грустный дождик, запах зелени, тишина, безлюдье. Красота отсутствия человеческих отношений — вокруг никого. Из прозрачной темноты выступают очертания сказочных домиков: остроконечные башенки, резные карнизы, овалы входов, чугунные решетки оград. Магнолии, акации, платаны. Розы, пионы, сирень. Вокруг полно флоры, а из фауны только я сам.
Но я ошибаюсь. Оказывается, я не один. На вечерней безлюдной Песталоцциштрассе, кроме меня, есть еще человек — водитель черного «Мерседеса» с наклейкой «Republik Bayern». Я недоуменно наблюдаю, как «Мерседес» плавно отъезжает от моего дома и бесшумно, как сахар в кофе, растворяется во мраке.
