Глава 4
Охранник

На следующий день, после окончания тренировки, в три часа я отправился в Дом культуры «Прогресс». В этот час здесь было оживленно. Подъезжали и парковались автомобили, по ступенькам крыльца поднимались люди. Однако я, несмотря ни на что, припарковал автомобиль на том же самом месте, что и вчера, и, обойдя здание, вновь поднялся к входу. И тут мне стало понятно, чем вызвано сегодня паломничество: объявление гласило, что сегодня в 16.00 состоится встреча кандидата в мэры префекта Черникова Сергея Александровича с избирателями. На часах было 15.45. Да, не вовремя я приехал: разговаривать при таком наплыве людей с охранником, ради встречи с которым я и прибыл в ДК, невозможно. Придется подождать, пока народ схлынет. От нечего делать прошелся вдоль крыльца и остановился у рекламной листовки Черникова. На большом листе был напечатан портрет кандидата и тезисы его избирательной программы. В ней кандидат в мэры Черников обещал трансформировать сложившуюся бюрократическую машину, повернуть ее лицом к людям, чтобы она начала обслуживать горожан, а не саму себя. Главную цель кандидат в мэры видел… я пробежал глазами текст, «…в том числе переизбрать городскую думу, участвовать в решении вопросов ЖКХ и формировании тарифов. На районном уровне ликвидировать двоевластие, упразднить управы и передать полномочия муниципалитетам… Борьба с коррупцией… с нелегальной миграцией… Приоритетами нового генплана должны стать социальное жилье, ограничение плотности и высотности застройки, ограничение коммерческого жилья, развитие открытых пространств, сохранение зеленых зон и исторического центра…»

Ну, что можно сказать? Хорошие цели и задачи ставит перед собой кандидат в мэры, только выполнит ли их Черников, если станет нашим градоначальником? Время, как говорится, покажет. Рассмотреть портрет кандидата в мэры я не успел…

Черный, блестящий лаком «Мерседес» представительского класса, уж не знаю, каким образом миновав столбики, преграждающие въезд на площадку перед Домом культуры, все же въехал сюда и остановился у крыльца. Из автомобиля вышел тот самый мужчина, изображенный на листовке за моей спиной. Ему было лет шестьдесят — среднего роста, седовласый, с острым взглядом, крючковатым носом, жесткими складками у рта и заостренным подбородком, он производил впечатление волевого и решительного человека. Возможно, такой мэр и нужен нашему городу. Одет безукоризненно, демократично, без официоза — в светлые туфли, светлые брюки, белую рубашку с коротким рукавом, без галстука. В сопровождении молодого человека и еще пары мужчин из свиты, шедших сзади, он стал подниматься по ступенькам крыльца к входу в здание. Когда поравнялся со мной, из стеклянных дверей вышел директор Дома культуры «Прогресс» Лоскутов Георгий Семенович, с которым я познакомился вчера во время посещения ДК. Большой, похожий на добродушного плюшевого медведя, Лоскутов, очевидно, ожидал высокого гостя в фойе… Он широко улыбался, выражая всем своим видом радушие, но гостя встречал почтительно, соблюдая дистанцию, это выражалось в том, что не лез с рукопожатиями, а остановился и стал дожидаться, когда кандидат в мэры сам протянет ему руку.

— Добрый день, Георгий Семенович!

— День добрый, Сергей Александрович! — поприветствовали друг друга мужчины и обменялись рукопожатиями.

Лоскутов пожал руки и свите высокого гостя, а затем предложил:

— Проходите, пожалуйста, Сергей Александрович, для вашей встречи с избирателями все уже готово.

— Спасибо, — солидным баском поблагодарил префект и, слегка похлопав директора Дома культуры по плечу, подтолкнул его вперед к двери, показывая таким образом, что все-таки он здесь хозяин и должен входить в двери первым.

Вся процессия втянулась в фойе и направилась влево к коридору, ведущему в служебные помещения. Очевидно, уже оттуда кандидат в мэры должен будет выйти для своего выступления и общения с избирателями на сцену.

Я потоптался еще немного у входа, дожидаясь, когда в двери втянутся опоздавшие избиратели, и вошел следом, однако двинулся не как они, в зал, а остановился у ресепшен. Сегодня, как и говорила Аверьянова, дежурил другой охранник — маленький, белобрысый, остроносый, нагловатого вида. Я подошел к стоявшему за стойкой мужчине.

— День добрый!

— Здравствуйте! — ответил он с безучастным выражением лица, с каким, видимо, привык встречать и провожать незнакомых людей, вереницей проходящих мимо него за рабочий день.

— Если вы на встречу с кандидатом в мэры Черниковым Сергеем Александровичем, то вам в зал, проходите, пожалуйста.

Я положил руки на стойку и тоном своего в доску парня сказал:

— Да нет, Костя, я к тебе. Меня Игорем зовут. Екатерина Аверьянова попросила меня выяснить кое-что насчет смерти ее мужа. Она разве не говорила, что я хочу побеседовать с тобой?

По лицу Константина промелькнуло испуганное выражение, и это не укрылось от моего взгляда. Однако он быстро взял себя в руки и безразличным тоном ответил:

— Говорила, но чем вам помочь? Мы с Катей вместе обнаружили труп, и сказать что-то новое я не могу.

— И все-таки, — мягко и в то же время требовательно произнес я, — если не трудно, расскажи, что же произошло в тот день, когда умер Арсений Аверьянов.

Видимо, разговор о покойном был неприятен охраннику, однако он хоть и неохотно, но начал говорить:

— Катя позвонила мне вечером, сказала, что беспокоится из-за долгого отсутствия мужа. Я сходил к фотостудии, дверь была закрыта, и я сказал Кате, что Арсений ушел, но когда именно, не видел, скорее всего в тот момент, когда я отлучался на пару минут в туалет мыть руки. Через некоторое время фотографичка сама приехала. Вместе с нею пошел в фотостудию, там, на полу, мы нашли мертвого Арсения и вызвали полицию. Вот, пожалуй, и все, что могу вам сообщить… А что, собственно говоря, происходит? — хоть и слабо, но все-таки Константин проявил любопытство. — Почему вы интересуетесь смертью фотографа? Разве он умер не от сердечной недостаточности?

Я решил не говорить охраннику правды о том, что Арсения отравили, чтобы не вызывать вокруг его смерти раньше времени ажиотаж, который может негативно отразиться на дальнейшем ходе моего частного расследования.

— От сердечной недостаточности он умер, Костя, от нее, — заверил я, всем своим видом выражая несостоятельность возникших у охранника подозрений относительно насильственной смерти Арсения. — Но женщины, сам понимаешь, им свойственна излишняя подозрительность, вот Екатерина и хочет знать, не было ли криминала, потому я и расследую это дело для успокоения ее души и души ее покойного супруга.

— Да-да, — с растерянным видом сказал охранник, теряя к разговору интерес. — Я понимаю…

Однако у меня имелось к Константину еще несколько вопросов.

— Скажи, Костя, — я сменил дружеский тон на задушевный. — В последнее время ничего подозрительного за Арсением не замечали?

Глаза охранника забегали.

— Нет, все как обычно.

— А в день смерти Арсения кто к нему приходил? — В этот момент из-за угла, за которым находились двери в фотостудию, вышел Дима, тот самый, что занял в фотосалоне место Арсения. Парень выглядел в свойственной ему манере: одет в черные джинсы в обтяжку, в полосатую, сильно приталенную рубашку; обут в кроссовки; чубчик напомажен гелем, торчит как приклеенный, в носу, губе и ухе болтаются по серьге. Он окинул меня подозрительным взглядом и не поздоровался, возможно, не узнал, а возможно, сделал вид, что не узнал. Дима пересек фойе и скрылся за углом, за которым располагался офис фотосалона.

— Кто приходил к Арсению? — пожал плечами охранник, провожая парня взглядом. — Как обычно — клиенты.

— Хорошо, — я был сегодня на удивление покладистым. — Поставим вопрос по-другому: кто последним из клиентов был у Арсения в студии в тот день?

— Понятия не имею, — буркнул Константин. — Я не вел учет клиентов фотографа.

И бегающий взгляд, и желание поскорее избавиться от меня, и волнение, и испуг — все говорило о том, что охранник что-то знает и очень хочет скрыть от меня. Интересно, что? Попробуем выяснить необходимые мне сведения действенным и проверенным методом. Нет, конечно, не с помощью кулаков, здесь слишком людное место, чтобы руки распускать, живо загребут. Есть иной, более гуманный и приятный способ. Я покопался в своей сумке и извлек из нее несколько тысяч, отсчитал три купюры и положил на стол.

— А так, может быть, вспомнишь, кто приходил к Арсению в день его смерти?

Охранник посмотрел на деньги с любопытством, но со стойки их не взял. Я присовокупил к лежащим купюрам еще одну тысячу, в глазах охранника вспыхнул алчный огонек, однако он по-прежнему к деньгам не притронулся. Ладно, была не была, деньги все равно не мои — я эту сумму включу в стоимость расходов Аверьяновой, и положил на стойку пятую тысячу. Однако же аппетиты у охранника! Этот наглец по-прежнему не забирал деньги и нахально смотрел на меня, ожидая прибавки. Шиш тебе! Я, ни слова не говоря, забрал одну тысячу с ресепшена, взгляд охранника потускнел, но он все еще, проявляя стойкость, не прикасался к деньгам. Я взял еще одну купюру, Константин сглотнул, и, когда моя рука в третий раз потянулась к стойке, он не выдержал.

— Хорошо, пять тысяч! — сказал он хрипло.

— Договорились! — усмехнулся я, поздравил себя в душе с удачно проведенным торгом и вновь вернул на стойку две купюры.

Охранник тут же смахнул их и, неизвестно кого опасаясь — в холле было пустынно, — вполголоса, неторопливо, заговорил:

— В общем, у Арсения подруга имелась, Вика Леоневская. Она иной раз приходила к Арсению, когда Кати в фотосалоне не было, и они вдвоем запирались в фотостудии. В тот день она тоже забегала. Едва Катя ушла домой, как эта девица притащилась и сразу же заперлась с Арсением в студии. Когда она ушла, я не видел, разносил по просьбе директора воду в бутылях и расставлял по кулерам. Это одна из моих дополнительных обязанностей, за которую приплачивают к зарплате.

Чем больше говорил охранник, тем больше я испытывал уверенность в том, что напал на верный след.

— Догадывалась ли об измене мужа Катя? — быстро спросил я.

— Нет, конечно, — хмыкнул охранник и оглянулся, очевидно, опасаясь, что из-за угла может появиться Аверьянова. — Она ни о чем не догадывалась, и Арсений меня просил не говорить его жене о частых посещениях Вики во время отсутствия Кати.

Интересные подробности открываются из жизни покойного супруга Аверьяновой.

— Полицейским о посещении Вики ты сказал? — спросил я, пытливо взглянув на собеседника.

Тот, не выдержав моего взгляда, отвел глаза и резонно ответил:

— А зачем? Полицейские этим вопросом не интересовались, это во-первых, во-вторых, вскоре было объявлено официальное заключение о том, что Арсений умер от сердечной недостаточности. Так зачем же подставлять Вику, ее бы потом затаскали. А в-третьих, мне не хотелось, чтобы все узнали о шашнях Арсения с Викой, и особенно его жена Катя.

— Логично, — вынужден был признать я правильность поступка охранника, но не его правомерность, относительно закона. — А как найти эту Вику Леоневскую, подсказать можешь?

В холл с улицы заскочил припозднившийся, запыхавшийся избиратель. Охранник дождался, когда он пройдет мимо нас, и ответил:

— Я не знаю, где живет Вика, но она близкая подруга Аверьяновой. Это еще одна причина, по которой я не хотел говорить о связи подруги Кати с ее мужем. Только вы в разговоре с фотографичкой не ссылайтесь на меня. И лучше, если бы вы вообще забыли о нашей беседе, потому что официально я нигде и ничего подтверждать не буду.

«Без денег, значит, не хотел расстраивать Катю, — подумал я. — А за деньги тайну ее супруга выдавать можно». Но вслух этого не сказал, а пообещал:

— Хорошо, Костя, не скажу. И если можно, последний вопрос: видеонаблюдение у вас работает?

— Да какое там видеонаблюдение, — пренебрежительно ответил охранник, поняв, к чему я завел этот разговор. — Так, название одно. Камеры плохие, запись мутная, да и вход в фотостудию не просматривается. — Не зря охранник поглядывал назад, опасаясь, что внезапно может появиться Аверьянова. Так и случилось — молодая женщина, одетая в черную мини-юбку и бежевую блузку, неожиданно выпорхнула из-за угла и быстро приблизилась к ресепшену. К счастью, разговор с охранником мы уже закончили.

— Здравствуйте, Игорь Степанович! — защебетала она, морща свой несколько утолщенный в переносице нос. — Что же вы пришли к нам в «Прогресс», а ко мне не заглянули?

По всей вероятности, о моем приходе Аверьяновой сказал Дима, и она, не дождавшись меня в офисе, вышла в холл.

— Здравствуйте, Екатерина! — я сделал легкий поклон. — Вот не дошел еще до вас, остановился с Константином поболтать.

— Ну, все, разговор окончили? — молодая женщина поочередно посмотрела то на меня, то на охранника.

— Да, поговорили, — признался я.

— Ну, тогда пойдемте ко мне, Игорь Степанович! — радушно улыбаясь, предложила Екатерина и сделала приглашающий жест, очень похожий на тот, каким в стародавние времена встречали дорогих гостей — кланяясь и проводя рукою впереди себя.

— Зовите меня Игорем, — предложил я, махнув на прощание рукой охраннику, и, повинуясь жесту Аверьяновой, двинулся в сторону фотостудии.

— Тогда и вы зовите меня просто Катей, — в свою очередь предложила молодая женщина, пристраиваясь рядом со мной.

Мы завернули за угол, и Екатерина толкнула дверь офиса. Я пропустил ее первой и вошел следом. Сидевший в ленивой позе в кресле за журнальным столиком Дима при нашем появлении отставил в сторону чашку с кофе, который пил, и встал. Очевидно, Аверьянова подала своему новому компаньону знак «выйти», не замеченный мною, потому что он, пробормотав «Здравствуйте», бочком протиснулся мимо нас и выскользнул в двери.

— Проходите, Игорь, садитесь, — предложила хозяйка фотосалона.

Я сел за журнальный столик в одно из кресел, Катя устроилась в соседнем кресле, закинув одну стройную ножку на другую, не менее стройную, но тут же вскочила:

— Чай? Кофе? — предложила она тоном официантки, обслуживающей состоятельного клиента.

— Нет-нет, спасибо, — ответил я категорично. — Надо дела делать, а не кофе пить.

— Ну, хорошо, — Аверьянова вновь плюхнулась в кресло и закинула ногу на ногу. — Узнали что-нибудь интересное? — поинтересовалась она, глядя преданными глазами.

Я снисходительно улыбнулся:

— Не так все просто, Катя. Розыск — дело кропотливое, тем более это не основная моя работа. Я только недавно закончил занятия в спортивной школе и вот сразу приехал к вам.

— А охранник что говорит? — Аверьянова поерзала, устраиваясь удобнее в кресле, очевидно, рассчитывая услышать интересную историю, но я был вынужден ее огорчить.

— То же самое, что и вы: открыл дверь в фотостудию и увидел мертвого Арсения.

— Понятно, — разочарованно протянула Аверьянова. — Могу чем-нибудь помочь?

Ну, вот, я не знал, как приступить к интересующей меня теме, а Катя сама предлагает помощь.

— Меня интересуют ваши подруги, — сказал я, одной рукой облокачиваясь на подлокотник кресла, а другой потирая плечо — потянул я его сегодня во время тренировки, и оно побаливало.

Не думал, что столь простая фраза может вызвать у собеседницы столь бурную реакцию. Ее брови подскочили, глаза расширились…

— Подруги?! — переспросила молодая женщина так, будто я спросил о чем-то неприличном.

— Да, подруги, — подтвердил я тоном, каким передразнивают идиотов, но тут же одернул себя: ну, что поделаешь, если у дамочки такая манера общаться и все эмоции у нее написаны на лице, как у малого ребенка, еще не научившегося их скрывать.

— Но позвольте, Игорь, какое отношение мои подруги имеют к смерти моего супруга?

Самое прямое, во всяком случае, одна из них, — хотел было я сказать, но сдержался — не станешь же вот так с ходу, не разобравшись в деталях, выдавать тайну покойного Арсения. Может быть, Вика еще ни в чем не виновата, так что пусть Аверьянова находится пока в неведении относительно шашней своего супруга. Зачем очернять память мужа?

— Катя, давайте я буду решать, что имеет отношение к делу, а что нет, — сказал я мягко, но настойчиво. — А то если буду по каждому вопросу отчитываться перед вами, никогда не закончу расследование, касающееся смерти вашего супруга.

Красивое личико Аверьяновой вдруг залила краска.

— Да-да, конечно, вы правы, извините, — пробормотала молодая женщина. — Вас интересует какая-то моя конкретная подруга или все?

— Самые близкие, — сказал я, надеясь, что Виктория Леоневская входит в число близких подруг Аверьяновой и я сумею узнать о ней кое-какие сведения.

— Ну, хорошо, — Екатерина сплела пальцы рук и охватила ими приятной округлости коленку. — У меня есть три близкие подруги: Люба Чайкина, Марина Лисицкая и Вика Леоневская.

— Хорошо! — воскликнул я, стараясь несильно выражать радость по поводу того, что не ошибся в своих прогнозах и моя собеседница назвала среди лучших подруг Вику. — Назовите, пожалуйста, их род занятий, телефоны, где они живут и место работы.

Аверьянова склонила голову набок, изумленно посмотрела на меня, мол, для чего это нужно, однако по поводу моего вопроса ничего не сказала и безропотно дала краткую характеристику своих подруг, место их работы, телефоны и адреса. Любовь Чайкина работала продавщицей в магазине, жила на другом конце города, Марина Лисицкая работала бухгалтером, жила и работала ближе к центру города, а вот Виктория Леоневская жила неподалеку от дома, трудилась парикмахером в салоне красоты «Эммануэль», расположенном поблизости, на улице Вишневой. Я добросовестно записал все данные в блокнот и поднялся.

— Все, Катя, спасибо за информацию, я пойду по делам, — хотел было откланяться я, но Аверьянова, зачем-то потрогав на затылке пучок волос, озадаченно проговорила:

— Послушайте, Игорь, а как же вы работаете без гонорара?

Действительно, что-то я маху дал. Тоже невольно пощупал затылок.

— Ах да, я совсем забыл о деньгах. Дайте мне для начала тысяч десять, а дальше посмотрим, какова окажется общая сумма гонорара. Обещаю вам, что она будет невысокой, тысячи по три в день за расследование, ну и плюс необходимые в ходе сыска расходы, которые придется оплачивать вам.

— Ну, хорошо, — без каких-либо возражений произнесла Екатерина, поднялась и быстро подошла к своему рабочему столу. Она достала из ящика тонкую пачку денег, отсчитала несколько купюр и отдала мне. Затем взяла из стопки визитных карточек, лежащих на столе, один бумажный прямоугольник и протянула. — Вот мой мобильный телефон, Игорь, если понадобится, звоните.

— Разумеется, — проговорил я, продиктовал Аверьяновой свой номер мобильника и, наконец-то откланявшись, вышел из дверей офиса фотосалона.