Глава 14
Дома
Сразу же прошел в ванную комнату к большому зеркалу и оглядел свою физиономию. В автомобиле, в панорамном зеркале, этого как следует сделать не удалось… Здесь же были прекрасно видны масштабы ущерба, нанесенного мне темноволосым секьюрити со шрамом. К счастью, удар пришелся сбоку в скулу, потому синяк был небольшим, но глаз заплывал.
Я пошел на кухню, достал из морозилки лед, завернул его в целлофановый пакет и, обернув полотенцем, приложил к тому месту, куда был нанесен удар, чтобы уменьшить опухоль. Случайно провел рукой по волосам и почувствовал на них запекшуюся кровь. Неужели башку разбили? Ощупал голову, однако ран нигде не обнаружил. Хотя макушка и побаливала от столкновения с физиономией блондина-секьюрити, скорее всего это кровь из носа амбала… Придется опять идти мыться.
Я принял душ, переоделся в домашнюю одежду, потом сменил в целлофане лед и, по-прежнему прикладывая его к скуле, вернулся в зал. Прихватив ноутбук, устроился с ним на диване. Поход мой к кандидату в мэры с целью выяснить, с кем он изображен на фотографии, провалился. Но теперь я точно знал, что для Ястребова эти снимки очень важны и он не хотел бы, чтобы они попали в чужие руки, а следовательно, я прав — именно эти фотографии и являются мотивом убийства сначала фотографа Арсения, а затем его любовницы Вики. Но поскольку я понятия не имел, какую ценность представляют эти снимки для возможного нашего будущего градоначальника и кто изображен с ним на них, решил еще раз внимательно посмотреть скачанные с компьютера Вики фотографии.
Однако сделать этого не удалось. Едва я включил комп, как раздался звонок в дверь. Переставив ноутбук на журнальный столик и придерживая у скулы лед, завернутый в полотенце, я направился к двери. Посмотрев в глазок, ахнул — только этого мне не хватало. На пороге стоял подполковник Стрельцов. Он был в форме и с папкой в руках. Неужели слава о моей драке в штабе Ястребова уже докатилась и до него? Над вопросом открыть или не открыть я размышлял всего лишь мгновение. Конечно, следовало открыть. Не прятаться же от подполковника, все равно отыщет — не сегодня-завтра, так в понедельник, и тогда будет еще хуже. У меня же подписка о невыезде, обвинят еще в том, что покидал пределы города, да еще на длительное время. Зачем мне лишние проблемы? Открыл дверь и гаркнул:
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — и протянул через дверной проем обе руки. — Находящийся под домашним арестом Игорь Гладышев! Статья Уголовного кодекса Российской Федерации триста восемнадцать — нанесение тяжких телесных повреждений двум полицейским и доктору из морга. Можете надевать наручники, готов отбыть по этапу на зону.
— Здравствуй, Гладышев! — вяло поприветствовал меня Стрельцов, ничуть не удивившись моей выходке. Вот уж воистину не имеющий абсолютно никаких чувств и эмоций человек. — Я в гости пришел.
— Что же вы не позвонили предварительно? — Я убрал руки из дверного проема. Ту, в которой держал полотенце со льдом, вновь приложил к глазу. — Я бы стол накрыл, музыкантов пригласил, стриптизерш. Оторвались бы, повеселились.
— Не юродствуй, Гладышев! — по-прежнему с каменным выражением лица проговорил подполковник. — В дом-то впустишь?
Не хотелось мне приглашать в квартиру подполковника, но не захлопывать же перед его носом дверь. Хоть и сволочь он порядочная, но человек в форме, а ее, меня еще в армии учили, уважать надо. Отступил в сторону и открыл шире дверь. Подполковник, не разуваясь, прошел в комнату и окинул ее беглым взглядом.
— Неплохо живут нынче тренеры Детских юношеских спортивных школ! — произнес он хоть и бесцветным голосом, но в словах явно таилась насмешка.
— У тех, у кого голова на плечах, всегда неплохо жили, — парировал я, закрывая двери и проходя в зал следом за непрошеным гостем.
Не знаю, с чего он взял, что я хорошо живу? Ну, ремонт неплохой, мебель новая, бытовая техника, но так и он не хуже меня наверняка живет. Впрочем, могу даже поспорить, что лучше. Но Стрельцов дальше развивать тему моего благосостояния не стал.
— Присяду с твоего позволения, Игорь Степанович, — произнес подполковник и, не дожидаясь моего согласия, прошел к креслу, сел в него и положил на колени папку.
— Стряслось что? — поинтересовался я осторожно, все еще не зная, для чего пожаловал подполковник: по поводу недавней драки в штабе партии «Новый путь» или по другому поводу.
Подполковник проигнорировал мой вопрос и ткнул пальцем в синяк.
— Все развлекаешься, Гладышев?
Фингал он заметил давно, но вот счел возможным обратить на него внимание только сейчас. Ну, что можно сказать… профессионал. Это я без иронии говорю. Я бы, например, не смог вот так вот, увидев что-то необычное, не обратить на него внимание собеседника, а потом, когда собеседник расслабится, неожиданно задать ему вопрос, застав врасплох.
— Э-э… — пробормотал я в секундном замешательстве, но быстро нашелся: — Это я так торопился вам дверь открыть, что налетел на дверной косяк.
Честно говоря, боялся, что Стрельцов сейчас скажет: «А не на кулак ли ты, часом, парень, налетел одного очень крупного мужчины-брюнета, который работает секьюрити?» Но подполковник лишь чуть приподнял уголки губ, что, видимо, являлось у него широкой улыбкой.
— Я-асно, — проговорил он, чуть растянув первый слог, и я понял, что Стрельцов таким образом выражает иронию. — Ты садись, садись, Гладышев, поговорим с тобой, — подполковник кивнул в сторону дивана.
«Дожил, Игорек, менты в моем же доме приглашают меня присесть на мой же диван».
— Благодарю, — произнес я, стараясь ничем не выдать своего так и норовившего проявиться сарказма, чтобы лишний раз не злить Стрельцова, прошел к дивану и сел.
— Что же ты, Гладышев, творишь-то? — спросил подполковник, глядя на меня своими маленькими светлыми глазами. — Мы с тобой договорились, что ты не будешь лезть в дело фотографа, а до меня доходят слухи, будто продолжаешь расследование…
Щека замерзла, и я отнял от нее завернутый в полотенце лед.
— А мы с вами ни о чем не договаривались, вы просто советовали мне не влезать в это дело…
— Значит, не внемлешь моим словам… — констатировал подполковник и «посмертная» маска на его лице, выражая недовольство, шевельнулась. — А я ведь обещал посадить тебя, Гладышев, и посажу! — его глаза сузились и стали ледяными.
Мне стало не по себе — и чего с огнем играю? А ведь этот полицейский действительно может испортить мне жизнь. Я свел разговор к шутке:
— Вы так не поступите, товарищ подполковник. Вы же нормальный мужик!
— Я так не поступлю?! — брови подполковника приподнялись, а голос пошел по восходящей, и эти действия были самым сильным проявлением чувств Стрельцовым за все время вынужденного знакомства с ним.
Я подумал, что он сейчас воскликнет: «Это я-то нормальный мужик?!», но Стрельцов произнес:
— Ты меня плохо знаешь, Гладышев! Посажу, причем без зазрения совести и на долгий срок. И никакие покровители тебе не помогут. Кстати, кто там за тебя заступился в нашем ведомстве в верхах?
«Что же он вокруг да около ходит? — подумал я недовольно. — Когда к главной теме перейдет?» Вслух же сказал уклончиво:
— Да так, дядя там у меня работает.
Подполковник не стал настаивать, выясняя, кто именно, понял, что не скажу, и наконец-то перешел к основной цели своего визита:
— Помнится, ты говорил, что в тот день, когда подрался с полицейскими Лялиным и Наконечным, оказался в тех краях, потому что тебе нужно было повидать одного своего приятеля, — подполковник замолчал, ожидая моего ответа.
Я растерялся, потому что был совсем не готов к этой теме разговора. Думал, речь пойдет о драке, затеянной мной в штабе по выборам кандидата в мэры Ястребова, а не о событиях двухдневной давности.
— Ну, да, нужно было повидать, — произнес я неуверенно.
Если у подполковника отсутствовали эмоции, это совсем не значило, что он был заторможенным. Реакция у него была отменной.
— Дом, где живет, фамилия, имя, отчество, — быстро спросил он.
— Это одноклассник мой бывший, — стал говорить я медленно, подбирая слова для более-менее правдивого ответа, но они никак не находились.
— Квартира какая? — продолжал Стрельцов, и при этом лицо его оставалось неподвижным, только губы чуть-чуть, будто замороженные, двигались.
Я прикинулся дурачком.
— Да откуда я знаю, товарищ подполковник, какой этаж, какая квартира?! Помню, что на третьем этаже дверь слева. А что случилось-то?
— Да ничего, — мой гость передернул плечами. — Просто в том подъезде, откуда ты вышел два дня назад, на двенадцатом этаже, в квартире 175, был обнаружен труп молодой женщины!!
— Да вы что? — разыгрывая целый спектакль, я вытаращил глаза и хлопнул себя руками по коленям, да причем так, что целлофан со льдом выскочил из полотенца и упал на пол. Я быстро наклонился, поднял пакет, но все же натаявшая со льда вода вытекла из него.
Подполковник молчал, нагнетая обстановку, пытаясь заставить меня нервничать. Ему это удалось, я засуетился, начал заворачивать целлофан со льдом в полотенце, он вновь выскочил у меня из рук и упал на пол, я наклонился, опять подхватил его и без особой на то необходимости стал протирать чистым полотенцем с пола воду, будто половой тряпкой.
— Успокойся, Гладышев, чего ты так разволновался? — бесстрастно спросил Стрельцов.
— Да ничего я не разволновался! — пробубнил я, как нашкодивший ученик первого класса, принесший в класс зимой снежок, который потек на глазах у строгого учителя…
Поскольку гость продолжал молчать, сидя каменным изваянием в моем любимом кресле и пялясь на меня пустыми глазами, я не выдержал нервного напряжения и с плохо наигранным возмущением проговорил:
— А в чем, собственно говоря, дело?! При чем тут я и какой-то труп?
Одна половина лица подполковника дрогнула и чуть съехала в сторону. Я расценил это как усмешку, и он ровным голосом сказал:
— А при том, Гладышев, что труп этот Вики Леоневской, которая являлась любовницей Арсения Аверьянова и лучшей подругой его супруги.
Я решил, что пришла пора удивиться обстоятельству смерти Леоневской, поскольку знать о ней, согласно выбранной мною легенде, не мог.
— Вика мертва? — воскликнул я с драматизмом первокурсника театрального института.
— Да, Гладышев, умерла, — покачав головой, подтвердил подполковник. Мне показалось, будто в его голосе прозвучали печальные нотки. — Следует вывод, что ты приезжал не к какому-то мифическому товарищу, о существовании которого можно узнать в два счета, поехав сейчас к нему и проверив, живет ли он в том подъезде или нет, а в связи с частным расследованием дела о смерти фотографа Аверьянова.
И я сдался…
— Ну, хорошо, товарищ подполковник, я в тот день действительно приезжал в квартиру Вики Леоневской, но дверь оказалась запертой, и я ушел.
— Вот именно, — с готовностью подхватил подполковник и перешел на «вы». — Пришли, квартира заперта, вы развернулись и ушли. И чего вы здесь огород городите? Какого-то друга выдумали, одноклассника, к которому в гости приехали. Зачем, Гладышев?
Мне почудилось, что в голосе подполковника прозвучали ласковые нотки, и я, дурак, купился, позволив ему загнать меня в расставленные сети.
— По глупости, товарищ подполковник, по глупости, — ответил я в тон полицейскому и насмешливо поинтересовался: — А что, Вика, как я понял, тоже умерла от сердечной недостаточности?
— От нее, Игорь Степанович. Сердце молодой женщины не выдержало… Ну, да ладно, Игорь Степанович, мне пора, а то загостился я что-то у вас.
Проговорив это, Стрельцов поднялся и медленно двинулся в сторону двери. Я с облегчением вздохнул. «Вообще интересно получается, — подумал я, глядя подполковнику в спину, не собираясь вставать с дивана и провожать его до двери. — Когда в прошлый раз меня забрали в полицию, я думал, будут шить убийство Вики, а меня обвинили в нанесении побоев полицейским и патологоанатому, сейчас, когда я встретился с подполковником, думал, что разговор пойдет о драке в штабе по выборам в мэры Ястребова, а подполковник заговорил об убийстве Вики. Сдвиг по фазе какой-то! Нежели в следующий раз, когда я что-нибудь натворю и встречусь со Стрельцовым, он будет говорить о том, как я разбил физиономию блондину и чуть не сломал руку брюнету?
Подполковник между тем дошел до двери в коридор и там неожиданно обернулся, потом открыл свою папку, достал из нее какой-то листок и, свернув его в трубочку, сунул его за ручку двери.
— Это тебе, Гладышев! — опять «тыча», сообщил он.
— Что это? — удивился я.
— А это результат дактилоскопии, проведенной экспертами. Они зафиксировали пальчик на внутренней стороне двери, на ручке. В нашей картотеке оказались откатанные твои пальчики, поскольку ты не раз уже попадал в наши учреждения в связи с осуществляемой тобой сыскной деятельностью, — казенными фразами долбил подполковник. — И пальчик оказался твой. Однако этой бумаге я пока хода не дам, поскольку уголовное дело не открывали, ибо смерть Виктории Леоневской признана естественной.
Меня прошиб холодный пот. Блефует подполковник или действительно Катя забыла протереть ручку?
А подполковник продолжал:
— В общем, Гладышев, не в твоих интересах копаться дальше в этом деле. Если ты докажешь, что Леоневская умерла не своей смертью, я тебя посажу как ее убийцу. Прицепом за тобой пойдет и Екатерина Аверьянова. Она ведь тоже была с тобой в квартире Леоневской? А может быть, и главной обвиняемой, потому что на нее я еще повешу труп ее супруга.
Подполковник говорил без всякого выражения, будто оживший мертвец, и оттого его слова казались мне еще страшнее, чем могли бы быть.
— Ну, пока, Гладышев, желаю тебе успехов в поиске убийцы фотографа и его любовницы.
Подполковник тихонько открыл наружную дверь, вышел в подъезд и так же тихо прикрыл за собою дверь.
Я сидел громом пораженный. «Вот это подполковник полиции! Оборотень в погонах! Ловко расставил мне сети, в которые я и попался. Это что же получается? Если раскрою это преступление, меня посадят как убийцу Вики и, возможно, Арсения? Нет, до этого дня я в такие ситуации еще не попадал. Но зачем подполковнику это нужно? — размышлял я, пребывая в прострации. — Неужели он сам убийца и теперь прячет концы в воду? Да нет, глупость какая. Трудно представить, чтобы подполковник полиции ходил со шприцем в руках и убивал мешающих ему людей. Для подобных дел есть наемные убийцы. Не-ет, Стрельцов явно кого-то покрывает. Но кого, черт возьми! О, как бы мне хотелось знать ответ на этот вопрос! В общем, если Стрельцов ставил перед собою цель отвратить меня от этого дела, то он добился обратного. Я теперь ни за что не отступлюсь. И что-то мне подсказывает, это не последняя жертва, которую наметили преступники».
Вновь полез в ноутбук за фотографиями, чтобы посмотреть снимки, и опять раздался звонок в дверь.
Кого там опять нелегкая несет? Подполковник, что ли, вернулся? Я отправился к двери и посмотрел в глазок. Вот это да! После визита подполковника и его откровений думал, что меня в жизни уже ничто не может удивить, однако ошибся. Изумлению моему не было предела, потому что в подъезде стояла Екатерина Аверьянова. Она-то чего притащилась? Ну, да что гадать? Послушаем ее объяснения.
Распахнул дверь.
— Привет! — поздоровался я, разглядывая гостью.
Лицо дамочки было немного помятым, но она казалась трезвой как стеклышко. Макияж, одежда и прическа — все по высшему разряду, словно на первое свидание собралась. Удивительные глаза подведены, полноватые губки ярко накрашены, тяжелые волосы рассыпаны по плечам, черная обтягивающая юбка подчеркивает ее женственность, изящество, я бы даже сказал, чувственность; облегающая красная блузка — превосходные формы — грудь, плечи, а черные туфельки на шпильке — стройность великолепных ножек. Она волновалась, оттого часто моргала и теребила одной рукой край красной сумочки, висевшей у нее на длинном ремешке на плече.
— Здравствуй! — проговорила она неуверенно, переступила с ноги на ногу, а потом, набравшись смелости, заявила: — Я так и буду стоять или ты пригласишь меня войти?
После недавней встречи в квартире Аверьяновой и данного ею мне «отлупа» я имел полное право чувствовать себя обиженным.
— Пр-роходи!
Меня, мягко говоря, к черту послали, и что же теперь буду разыгрывать гостеприимного хозяина? Обойдется. Я развернулся, вошел в комнату и сел на диван, дозволяя дамочке самой входить в квартиру, закрывать дверь, разуваться и, войдя в комнату, выбирать место, куда сесть. Аверьянова выбрала кресло, в котором не так давно сидел подполковник Стрельцов. Медом, что ли, это кресло намазано? Я упорно молчал, не приходя на помощь моей странной, не знающей, с чего начать разговор, гостье, предоставляя ей самой объяснить причину, по которой она так неожиданно заявилась в мой дом.
— Извини, Игорь, утром я была не права, — наконец промямлила Аверьянова.
— Да нет, все в порядке, — заявил я, не выходя из образа смертельно обиженного человека. — Каждый волен распоряжаться своей судьбой сам. Ты посчитала дальнейшее расследование опасным для твоей жизни и вышла из игры. Разве можно тебя в чем-то упрекнуть?
— Да я не только о расследовании, — с досадой на мою непонятливость промолвила молодая женщина. Слова давались ей с трудом, она говорила через силу, очевидно, не привыкла к роли приносящей свои извинения стороны произошедшего конфликта. — А о том, что сказала тебе утром здесь, за столом, когда выразила сожаление по поводу проведенной нами вместе ночи.
Ого! Вот это неожиданность! Кажется, дамочка предлагает себя и сегодня снова предстоит бурная ночь! Но виду, что обрадовался, я не подал. Пускай теперь она немного побудет в шкуре отверженной. И я безразличным тоном заявил:
— Ах, вон ты о чем… Так никто тебя к сексу не принуждал и принуждать не собирается. Раз ты считаешь, что нужно принести за ту ночь извинения, я их принимаю. Это все?.. — Я насмешливо посмотрел на молодую женщину.
— Уф-ф! — она передернулась, но тем не менее переломила себя и, глядя на меня исподлобья, примирительно промолвила:
— Ну, ладно тебе, Игорь, не обижайся! Я прошу тебя!
Неожиданно она порывисто встала, отбросив сумку в кресло, подошла ко мне, попыталась обнять, но я отстранился.
— Я так понял, ты решила, что в деле расследования твоего мужа я переработал, а ты мне натурой не доплатила и сейчас решила рассчитаться сполна? — проговорил я, не скрывая иронии.
Дамочку снова, уже от явного возмущения, передернуло, затем она как-то сникла, безвольно опустилась рядом со мной на диван, печально, укоризненно и обиженно произнесла:
— Ну, зачем ты так, Игорь?! — Она спрятала лицо в ладонях, и ее плечи затряслись от беззвучных рыданий.
Перебор! Я совсем забыл, что дамочка легко впадает в истерику, а мне сейчас здесь только ее слез не хватало. Решив, что в достаточной мере проучил женщину за ее глумление надо мной, произнес:
— Ладно, говори, что ты хочешь?
— Ничего, — ответила она, не убирая ладоней от лица. — Я хочу, чтобы ты был со мною рядом, потому что без тебя мне страшно…
Я не стал обнимать молодую женщину, рано еще, надо соблюсти правила приличия.
— Иными словами, ты хочешь, чтобы я вновь продолжил вместе с тобою расследование смерти Арсения?
— Хочу, — глухо, в ладони сказала Екатерина. — И готова платить тебе снова столько, сколько ты скажешь.
— Я с любовниц деньги за работу не беру, — ответил я с достоинством. — Даже если они бывшие.
Неожиданно Аверьянова отняла заплаканное лицо от ладоней и уткнула его ко мне в плечо.
Надеюсь, не из желания выказать мне таким способом благодарность за то, что я не собираюсь брать с нее деньги, а просто от избытка чувств. От неожиданности я поднял руки и, не зная, куда их деть, сложил на плечах молодой женщины.
— Ну, ладно, ладно, — проговорил я растерянно и погладил Катю по плечам. Похлопывал и поглаживал Аверьянову по голове, плечам, спине до тех пор, пока тело ее не перестало вздрагивать. А потом отстранился и заявил:
— Короче, дело обстоит так. Пока мы с тобой были в «разводе», я ходил к этому мужику, Ястребову, кандидату в мэры и… — я поведал своей гостье о визите в штаб партии «Новый путь», окончившемся потасовкой, и о посещении моей квартиры подполковником Стрельцовым, о его разговоре со мной. — В общем, нам во что бы то ни стало необходимо разыскать преступника, потому что если мы этого не сделаем, то в конце концов подполковник повесит на меня убийство Вики, а на тебя — твоего собственного мужа.
Женщина немного успокоилась и теперь смотрела на меня округлившимися от изумления глазами.
— Разве такое возможно? — только и сумела она выговорить.
— В нашем мире все возможно, — не очень оптимистично изрек я. — А тебе нужно взять себя в руки, мобилизовать все свои силы и оказать мне посильную помощь. А если ты все время будешь плакать и закатывать истерики, то станешь обузой на пути к достижению цели. А с обузой сама знаешь, что делают.
— Что? — шмыгнула носом Аверьянова.
— Что, что! — передразнил я. — Избавляются… Короче, — я взял со стола ноутбук и вывел его из «спящего» режима. — Нужно, хотя это тебе будет неприятно и больно, просмотреть снимки, где Арсений фотографировал Вику в лесу. Возможно, что-то подскажет нам, в каком они находились месте.
— Хорошо, — тотчас согласилась молодая женщина. — Только я немного приведу себя в порядок.
Она поднялась, подошла к креслу, где лежала ее сумочка, и склонилась над ней. А у меня перехватило дыхание — разрез сзади на юбке был более чем смелым, я бы даже сказал, откровенным и доходил почти до того места, где сходятся ноги. Я почувствовал выброс в кровь тестостерона, а проще говоря, половое влечение и еле удержался от того, чтобы встать, подойти к молодой женщине и обхватить ее сзади — для начала… Но, как говорилось в одной знаменитой старенькой песне, — первым делом самолеты…
Екатерина достала из сумки платочек, зеркальце, вернулась на свое место и, глядя в зеркальце, тщательно вытерла слезы платочком. Я же вывел на экран фотосессию Вики в лесу. Здесь явно прослеживалась связь с фотографиями, сделанными на даче, где был изображен Ястребов с незнакомым мужчиной, — почти одинаковый фон, колорит зелени, поэтому можно было смело предположить, что фотосессия проходила где-то неподалеку от интересовавшей меня дачи. Причем — я сравнил обе серии снимков — фотосессия с Викой, судя по нумерации файлов снимков, происходила позже фотосессии на даче. Вот Вика в джинсовых шортиках и повязанной выше пупка узлом желтой прозрачной рубашке позирует у дерева, расстегивает ширинку, спускает шорты все ниже, поворачиваясь то боком, то спиной, то лицом, а вот уже без них, она приседает, ложится в траву, поворачивается… А вот уже и без рубашки… Хорошие фотографии, и Вика замечательно позирует, и фотограф отличный. Я вздохнул: жаль, что ни того ни другой уже нет в живых.
На следующей фотосессии Вика была в синих джинсах и прозрачной, тоже синей марлевке чуть ниже бедра. Потом Леоневская в мини-платье и туфельках уже в машине. Сколько же они нарядов в тот день с собой взяли? Пока ничего интересного. Потом несколько фотографий на лесной дороге, возле автомобиля. Вика прекрасно смотрелась и в одежде на фоне красного «Пежо», непонятно, зачем нужно было еще раздеваться? Так, снова ничего интересного… Опа!.. Стоп! А вот здесь, кажется, повезло. Вика стояла на дороге у автомобиля, опираясь руками о капот, повернув в сторону фотографа голову, приподняв ногу, но не это главное. А главное, справа на обочине был указатель — наименование населенного пункта Малые Дуб… перечерченное красной полосой. Если предположить, что Арсений сфотографировал Ястребова и незнакомца на чьей-то даче, а потом сфотографировал Вику где-то в лесу и выехал из него на дорогу, сняв молодую женщину и на ней, можно попробовать отыскать эту самую дачу.
— Только где это место? — высказал я свои мысли вслух.
Катя, с сумрачным лицом наблюдавшая за сменяющимися на компьютере фотографиями, похоже, не уловила хода моей мысли.
— О чем ты? — она непонимающе посмотрела на меня.
Вместо ответа я увеличил на фотографии то место, где был изображен дорожный знак.
— Видишь?
— И что? — все еще недоумевала Аверьянова. — Вика возле каждого столба голой фотографировалась…
— Не это главное, — стал я терпеливо пояснять. — А дорожный знак. Я думаю, если мы найдем, где он стоит, мы найдем дачу, где Арсений сделал фотографии Ястребова и незнакомца. Ты ведь не сомневаешься, что фотографировал Арсений?
— Нет, конечно, это я тебе как профессионал говорю, — согласилась Аверьянова, уже вовсе успокоившись и сосредоточившись на фотографии. — Дай-ка гляну на файлы и точнее скажу.
Она перехватила у меня ноутбук, пощелкала встроенной мышкой, посмотрела информацию о фотографиях и выдала: — Снимки сделаны в один день, одной и той же фотокамерой, и эта фотокамера Арсения.
— Ну, и прекрасно, — подвел я итог наших изысканий. — Считаю, что нам нужно попытаться найти это место… Малые Дуб… и побывать там. Только что это за Малые Дуб?.. Наверняка второе слово неполное, — я почесал затылок. — Малые Дубы?.. Или Малые Дубины?.. Или Малые Дубовины?..
— Малые Дубравы, — вдруг подсказала Екатерина.
— Откуда ты знаешь? — голосом приятно удивленного человека спросил я.
Молодая женщина потерла свой широковатый в переносице нос.
— Я где-то слышала это название, — произнесла она медленно, очевидно, напрягая память, затем более уверенно сказала: — Точно! — В ее чуть раскосых глазах вспыхнул радостный огонек человека, наконец-то сумевшего восстановить в памяти стертое временем воспоминание. — Незадолго до смерти Арсения ему позвонили. Он беседовал по телефону, чему я была свидетелем, и вот тогда в разговоре упоминалось словосочетание «Малые Дубравы…»
— А еще о чем говорили? — сразу же уцепился я за, возможно, попавшую мне в руки ниточку, которая может привести к разгадке убийства фотографа.
Но Аверьянова, явно сожалея о том, что больше не может ничем помочь, ответила:
— Я не помню, Игорь! Телефонный разговор происходил давно, я тогда не прислушивалась к нему и сейчас бы о нем не вспомнила, если бы ты не сказал про эти самые Малые Дуб… Вот тогда и всплыло в памяти полное название селения.
— Жаль, — не скрывая разочарования в том, что не успевшая оказаться у меня в руках ниточка оборвалась, произнес я. — Но да ладно. Давай посмотрим, где расположены эти самые Малые Дубравы.
Я вбил в «поисковик» название населенного пункта и поисковая система выдала мне несколько населенных пунктов с таким названием, однако в нашей области имелись лишь одни Малые Дубравы, и располагались они на Пятницком шоссе. Я глянул на часы, было еще только пять часов вечера. Можно прокатиться до того места, где у дорожного знака фотографировалась на фоне машины Вика Леоневская. Я поднялся.
— Ладно, поехал.
— И я с тобой! — сразу же вскочила следом за мной и Аверьянова.
— Нет, там может быть опасно, — отмел я предложение молодой женщины как малоперспективное в плане помощи от нее.
Но Катя была полна решимости.
— Я уже тебе говорила: пусть будет опасно, но мне с тобой спокойнее, даже если рядом будет бродить сама смерть.
Слова молодой женщины польстили мне, и я согласился:
— Хорошо, пошли.