Глава 12
Разрыв

Утром поспал немножко дольше. Затем поднялся, привел себя в порядок, позавтракал и вышел из дому. Обойти прогуливающуюся по тротуару вдоль дома Лидию Ивановну не представлялось возможным, поэтому пришлось пойти ей навстречу.

— Игорь Степанович! — обрадовалась она — Вас уже выпустили! Какая радость!

— Да-да, Лидия Ивановна, — проговорил я, стараясь прошмыгнуть мимо. — Спасибо за участие! Ваше заступничество сослужило мне хорошую службу. Как видите, долго в полиции меня не задержали, вчера же и выпустили.

Однако прошмыгнуть не удалось, злокозненная старуха встала на моем пути.

— А что же такого вы натворили?

Я не стал прикалываться, не тот случай — пошутишь сейчас, а старуха примет за чистую монету и разнесет сплетни по всему дому, потом позора не оберешься. И я постарался подыскать на ее вопрос более-менее правдоподобный ответ:

— Спутали меня с бандитом одним, вот и забрали, а когда разобрались, отпустили.

— Да что вы говорите?! — всплеснула руками пожилая женщина, покачивая головой, и непонятно было, верит она мне или насмехается.

— Извините, я опаздываю, — произнес я, обходя старуху с другой стороны, и пошел от нее, все убыстряя и убыстряя шаг.

— Вы бы врать научились! — крикнула мне в спину Лидия Ивановна. — А то несете чушь несусветную. Они же вас с утра у дома ждали и интересовались у меня про Гладышева Игоря Степановича. Конкретно про вас! Как же тут обознаться можно?

Я обернулся.

— Тоже удивляюсь, Лидия Ивановна! — крикнул и развел руками. — Как они могли так обознаться?!

Вновь развернувшись, пошел еще быстрее и вскоре скрылся за углом железного забора, огораживающего детский сад. Несколько минут спустя был в гараже и заводил машину. А еще через пять минут ехал по улицам города. Путь мой лежал в Дом культуры «Прогресс». Я рассчитывал застать там Катю, поговорить с нею, конечно, не как любовник с любовницей, а как исполнитель с работодателем. Были у меня кое-какие мысли относительно дальнейшего расследования убийства ее мужа. Рассчитывал застать ее на месте, потому что это у нас, бюджетников, суббота-воскресенье выходные дни, а частные предприниматели, работающие на свой карман в праздничные и выходные, усиленно пашут, потому что именно в эти дни отдыхают бюджетники. Да и другие, не работающие в сфере обслуживания, люди.

Когда я прибыл к конечной цели своей поездки и вошел в фойе, у ресепшена столкнулся с директором «Прогресса» Георгием Семеновичем Лоскутовым, который разговаривал о чем-то с охранником Константином. Сегодня он был одет в серый летний костюм, голубенькую рубашку в полоску, темно-синий галстук и серого цвета летние туфли. При моем появлении интеллигентное, приятное, с белой кожей лицо Лоскутова залучилось от приветливой улыбки и он проговорил:

— Здравствуйте! Вы ко мне?

Я остановился возле ресепшена и тоже улыбнулся в ответ, потому что не улыбнуться такому обаятельному человеку было просто невозможно. Везет же сотрудникам, у кого такой начальник.

— Нет, я не к вам!

— Извините… А то я жду директора одной фирмы. Нам с ним кое-какие дела нужно обговорить по проведению послезавтра дебатов в Доме культуры. — Лоскутов замолчал, молчание это было как бы выжидающим, он словно ждал объяснения, кто я такой и зачем пожаловал в его владения.

Я не стал обманывать его ожиданий и сказал со смешком:

— Нет, я еще до директора фирмы не дорос, а пришел к Аверьяновой Екатерине.

Директор поморщил высокий лоб, как человек, вспоминающий что-то, а затем его глаза просветлели, и он произнес:

— Ах да, я вас вспомнил! Вы в прошлый раз вместе с Катей были. То-то я смотрю, ваше лицо мне знакомо. Я ее что-то сегодня не видел, — и директор обратил свой взор к охраннику, предлагая ему опровергнуть или подтвердить его слова.

При виде меня Константин растерялся, что было заметно по его изменившемуся лицу (видимо, не очень-то приятно видеть человека, которому продал информацию, касающуюся личной жизни работающих с ним бок о бок людей), но уже успел взять себя в руки, и его физиономия успела принять обычное нагловатое выражение.

— Нет, ее еще не было, — подтвердил он слова шефа, засунул палец за воротник своей форменной рубашки и потянул за него, словно воротник стал узок и давил ему на шею.

— Ошибся я, видать, предполагая, что Катя окажется на месте. А Дима-то здесь?

— Дима здесь, — ответил Костя, который стоял перед директором навытяжку и сейчас, как мне показалось, ослабил одну ногу.

Я хотел было извиниться за беспокойство и уйти, но тут мне в голову пришла одна идея, и я сказал:

— Если вы не против, я пройду к Диме, он мне нужен на пару слов.

Охранник, наверное, сам вправе решать, кого пропускать, а кого нет. Но он в присутствии шефа вопросительно посмотрел на него — субординацию соблюдает.

— Можно, Георгий Семенович?

Лоскутов выпятил нижнюю губу, выражая таким образом недоумение, и ответил:

— Почему бы и нет? Проходите, конечно, раз вы к сотрудникам в фотосалон пришли.

— Спасибо! — я раскланялся с директором и двинулся влево в фотостудию.

Постучав, вошел внутрь.

— Привет! — поздоровался я с сидевшим ко мне спиной в белой футболке и темных джинсах Дмитрием. Смазливый фотограф оторвал от монитора компьютера, на котором обрабатывал видео— и фотоматериалы, взгляд, оглянулся на меня, буркнул:

— Здравствуйте, — и, демонстрируя свою занятость, вновь уставился в монитор.

И чего этот парень так взъелся на меня? Может, невзлюбил за то, что я частный сыщик, может быть, из-за того, что видит во мне соперника, подбивающего клинья к его хозяйке, к которой он сам неровно дышит, а может быть, я ему просто не нравлюсь. Поучить бы его хорошим манерам, да печальный опыт беседы с патологоанатомом и двумя полицейскими у меня уже есть. Еще одного случая подполковник Стрельцов мне не простит. Ладно, сделаем вид, будто не заметили презрительного отношения, но затаим обиду, а представится случай, поквитаемся.

— Екатерина Арэтовна не говорила, когда придет сегодня на работу?

— Она мне не докладывает, когда приходит, когда уходит, — явно наслаждаясь тем, что может мне досадить, проговорил модник.

— Понятно! — миролюбиво сказал я и вздохнул, разговора по душам у нас не получится, а жаль. Но одну идею, пришедшую мне в голову и ради которой я и заглянул к Диме, все же надо осуществить. Я полез в сумку и достал из нее жесткий диск. — Так, Дима, — сказал, переходя на начальнический тон (эта публика понимает только так, когда с ней общаются подобным образом). — Хозяйка сказала, чтобы ты распечатал мне несколько фотографий. И быстрее, пожалуйста, у меня времени нет.

Парень, по-видимому считавший, что я лох, мямля и тряпка в одном флаконе, опешил. Он с изумлением посмотрел на меня, а я в том же тоне, что и начал говорить, продолжил:

— Давай, давай, шевелись, пацан! Время мое дорого. За каждый час моей работы твоя хозяйка мне приличную сумму отстегивает.

Парень будто язык проглотил, но все же протянул мне руку, в которую я вложил жесткий диск. Он подсоединил его к компьютеру и, когда открылись папки, буркнул:

— Что именно распечатывать?

Я указал на папку, в которой находились фотографии Ястребова, беседующего с каким-то кавказцем в лесу на даче.

— Какого размера? — наконец подал Дима голос, когда вывел фотографии на экран.

— Обычного, — потребовал я, нависая над парнем и глядя в компьютер.

— Все?

— Все!

Вскоре фотограф вручил мне десять распечатанных фотографий. Посмотрим, на что они сгодятся.

Я забрал у Димы фотоснимки, сунул их в сумку и, не поблагодарив фотографа и не попрощавшись с ним, повернулся и вышел за дверь фотостудии.

Оказавшись на крыльце, наконец решил позвонить Аверьяновой, до этого не хотел, боялся показаться навязчивым после того, как молодая женщина вчера с утра объявила об окончании нашего не успевшего толком начаться романа. Ну, что же мне теперь, тут до вечера торчать, дожидаясь, когда эта дамочка соизволит прийти? В конце концов, нас связывают отношения пусть не любовные, но деловые. И я, достав из кармана мобильный телефон, позвонил Аверьяновой. Подавив волнение, приготовился сухо договориться о встрече, чтобы обговорить, как я буду действовать в своем дальнейшем расследовании, которое, несмотря на предупреждения подполковника Стрельцова, бросать не собирался. Раздался один зуммер, второй, третий, четвертый, пятый… А потом бездушный голос объявил мне, что абонент не отвечает. Позвонил еще раз, и снова несколько гудков в пустоту и сухой бездушный голос: абонент не отвечает… Странно…

Чтобы не маячить на крыльце, не раздражать охранника, да и Диму, который может выйти из своей фотостудии, спустился с крыльца, прошелся до дороги, выжидая некоторое время. Возможно, у Кати мобильник лежит в сумочке и она просто его не слышит. Прогулялся минут десять и снова позвонил. Результат тот же. И тут я почувствовал смутное беспокойство, которое стало расти и шириться с каждой секундой все больше и больше. Я человек мнительный, а тут еще люди вокруг Екатерины мрут — то муж, то подруга. Неизвестно что в голову может прийти. И я запаниковал. Снова позвонил Кате, но она не брала трубку. Понятно было бы, если робот сообщал, что абонент находится вне зоны доступа, тогда можно было бы решить, что молодая женщина едет в метро или просто отключила телефон, а тут полноценные гудки, а Катя не отвечает. Богатое воображение услужливо нарисовало мне лежащую в своей квартире на полу молодую женщину с проколотой на шее кожей, с выступившей капелькой крови, а рядом с нею на столе то и дело звонит мобильный телефон, но, увы, Катя уже не в силах протянуть к нему руку, чтобы надавить на кнопку соединения. Жуткая картина предстала до того явственно, что меня передернуло. Только этого не хватало. Я уже почти успел дойти до своей машины, но тут вдруг резко развернулся и зашагал снова к Дому культуры. Поднявшись по ступенькам, вошел в фойе и с ходу попросил охранника:

— Костя, дай мне, пожалуйста, домашний адрес Кати Аверьяновой.

На нагловатой физиономии молодого мужчины отразилась нерешительность.

— Ну, я не знаю, — нетвердым голосом произнес он. — Без ведома Кати… — Он вдруг оживился: — А вы спросите у Димы, он знает.

Ясно. Охранник не хотел брать на себя ответственность. Но снова обращаться к Диме с просьбой мне не хотелось — начнет куражиться над бедным тренером, и я привел весомый аргумент, на мой взгляд, дающий мне право получить домашний адрес Аверьяновой.

— Катя на звонки не отвечает.

— Ну-у, возможно, она телефон дома забыла, потому и не отвечает, — привел контраргумент Константин, дающий ему, в свою очередь, право отказать мне в просьбе.

— Хорошо, не хочешь брать ответственность бесплатно, а за деньги? — задал я вопрос, достал из кармана тысячу, положил на ресепшен и категоричным тоном сказал:

— Больше не дам! Или ты называешь мне адрес, или я иду с этой купюрой к Диме.

Знаменитый Акопян вряд ли смог бы проделать трюк, который только что проделал Константин — тысячерублевая купюра просто исчезла со стойки, хотя охранник не вставал со своего места, не протягивал руку. Мне захотелось дать охраннику еще тысячу, чтобы он рассказал секрет своего фокуса. Но я не дал, потому что Аверьянова, если она жива, вряд ли станет платить деньги за то, чтобы удовлетворять мое любопытство, а если мертва, то тем более не заплатит. Костя полистал какую-то тетрадку, а затем выдал адрес.

— Улица Николаевская, дом 15, квартира 56. Это где-то здесь рядом, но где точно, сказать не могу.

— И на том спасибо, — я развернулся и быстро зашагал прочь.

Выведя на экран мобильного телефона карту города, я отыскал нужный дом. Он действительно находился неподалеку. Можно было пройти пешком, однако я сел в автомобиль и вскоре подогнал его к девятиэтажке с цифрой 15 на торце. Припарковав машину у трансформаторной будки, двинулся вдоль дома. Прикольные здесь жильцы живут — кто-то довольно интересно палисадники оформил. То тут, то там среди цветов торчали мухоморы, ножка которых была из пенопласта, а шляпка из старых мисок, разрисованных под мухоморы, белые грибы, подосиновики, кое-где бабочки, божьи коровки, паучки.

Отыскал подъезд, в котором располагалась нужная мне квартира, дождался, когда кто-нибудь выйдет из него, открыв кодовый замок, и проскочил внутрь. Поднявшись в лифте на пятый этаж, встал у двери с номером 56 и с замирающим сердцем надавил на кнопку звонка. В квартире стояла гробовая тишина. Я взялся за ручку двери, толкнул вперед, опасаясь, что дверь откроется точно так же, как и у Вики в квартире. Однако она была закрыта. Я снова позвонил. Никакого результата. Тогда я надавил на кнопку звонка и держал так, не отпуская его, подумывая уже о том, чтобы позвонить в полицию и вызвать спасателей, которые взломали бы замок, где наверняка на полу или на диване лежит труп Кати Аверьяновой. И вот в тот момент, когда я, отпустив кнопку звонка, решил повернуться и уйти, чтобы решить, что же все-таки делать и к кому обратиться за помощью, как вдруг в замке повернулся ключ и дверь приоткрылась. На пороге в коротком домашнем халате стояла Катя. Лицо у нее помятое, волосы растрепаны… Весь вид у нее был таким, словно Катя только что поднялась со смертного одра. Хоть у меня и отлегло от сердца, но тревога не проходила.

— Что случилось, Кэти? — воскликнул я, делая шаг навстречу к молодой женщине.

Она никак не отреагировала, продолжала стоять, будто каменное изваяние, продолжая смотреть на меня и не видя.

— Ничего, — глухо сказала она.

— А почему ты на телефонные звонки не отвечаешь? — произнес я, не скрывая своего возмущения по поводу того, что мне пришлось так переполошиться из-за нежелания Кати отвечать на звонки.

— Я просто не слышала, — поведя плечом, сказала она каким-то механическим голосом. — Телефон на кухне…

Я чувствовал себя дураком, стоя на пороге квартиры Кати, которая не предлагала мне ни уйти, ни войти в дом.

— Может быть, пригласишь в квартиру? — наконец, набравшись смелости, сказал я.

Она несколько мгновений думала, потом произнесла:

— У меня не убрано.

— Так я же к тебе не в гости, — нервное напряжение уже спало, взял себя в руки и усмехнулся, чтобы дать понять молодой женщине, что пришел к ней не шуры-муры разводить, а с добрыми намерениями, проговорил: — Я по делу. Возникли кое-какие обстоятельства, о которых не мешало бы поговорить.

— Хорошо, проходи! — точно с таким же безучастным выражением лица и бесцветным голосом согласилась впустить меня в дом Катя.

Она открыла дверь шире, отступила в сторону и пошатнулась. Я только сейчас понял, что молодая женщина пьяна. Я вошел в квартиру, прикрыл за собой двери и понял, что не обманулся: в комнате стоял запах спиртного, от самой Кати пахло перегаром. Дамочка, по всей видимости, была подвержена депрессии, в которую впала и теперь то ли пыталась выйти из нее, то ли усугубляла с помощью алкоголя. Сделал вид, будто ничего не замечаю.

— Куда пойдем?

— За мной, — предложила Катя и нетвердой походкой пошла впереди, покачивая бедрами.

С тылу молодая женщина в коротеньком бежевом халате босиком смотрелась весьма соблазнительно. Я искренне пожалел, что она дала мне отставку, а так с удовольствием присоединился бы к ней, устроил бы попойку, которая закончилась бы жарким сексом, возможно, не только в постели. Я двинулся следом за Аверьяновой.

Квартира была оформлена в современном стиле. В некогда, по-видимому, двухкомнатной квартире снесли все перегородки, сделав одно большое помещение, разделенное на жилые зоны. Здесь стояла и двуспальная кровать, и гостиный гарнитур, и обеденный стол и кухонная мебель, в общем — зал, спальня, кухня, все в одном флаконе. Хорошо, хоть унитаз с ванной не додумались поставить посреди комнаты. Хотя, говорят, бывают и такие студии. Нет, унитаз отдельно, конечно, а вот ванна может и посреди комнаты находиться. Не могу сказать, что было не прибрано, валялись кое-какие вещи, но так все пристойно, за исключением стоявшей на журнальном столике бутылки красного вина и пустого стакана рядом с ней. Это, собственно говоря, и было непристойным, потому что употребление горячительных напитков в одиночку, тем более женщиной — прямой путь к алкоголизму. Надеюсь, Катя достаточно умна, чтобы не опуститься до подобного.

— Празднуешь что-то? — кивнув на бутылку и стакан на столе, где кроме них стояла еще коробка с дорогими конфетами, спросил я с притворным оживлением, пытаясь реанимировать хоть как-то наш угасший разговор.

— Да нет, — вяло ответила Аверьянова. — Просто грустно стало. Хочешь выпить? — ради приличия спросила молодая женщина, зная, что я наверняка откажусь, и села в большое кресло, рядом с журнальным столиком.

Плюхнувшись на диван, положил рядом с собой сумку.

— Я за рулем. Спасибо тебе большое, Катя, за то, что сообщила на работу о моем задержании.

— Да ладно, чего уж там, — молодая женщина потянулась к столику, нетвердой рукою взяла бутылку и вылила остатки вина в стакан. Взяв его, повертела в руках, словно раздумывая, пить или не пить. Но все же сделала глоток. После чего повернула ко мне голову. — В полиции все обошлось? — Впервые в ее глазах появились проблески интереса.

— О да, все в порядке, меня досрочно освободили, — хохотнул я слишком громко и радостно, чтобы это могло сойти за искреннее проявление веселья. — И все благодаря тебе, Катя.

Я, конечно, преувеличивал заслугу Аверьяновой в моем освобождении, но хотелось хоть как-то растормошить молодую женщину. Однако тщеславие сегодня было Кате чуждо, и она никак не отреагировала на похвалу. Беспокойство за Катю уже прошло, она жива, я вновь обретал душевное равновесие и даже, наоборот, возбуждение, так как вновь почувствовал азарт охотника, идущего по следу дичи. Хотя, кто знает, может быть, в деле расследования убийства фотографа дичью как раз-таки являюсь я.

— Вот что, Катя, — произнес я, испытывая душевный подъем, и полез в свою сумку, откуда вытащил распечатанные Димой фотографии Ястребова и кавказца. — Я тут кое-что узнал! — оставив сумку на диване, подошел к молодой женщине и, сдвинув в сторону бутылку и коробку конфет, разложил на столе перед Катей фотографии. — Узнал, кем является один из этих мужчин. Вот этот. — Я постучал пальцем по изображенной на фотографии физиономии бородатого мужика. — Это кандидат в мэры Ястребов Вячеслав Дмитриевич, и мне кажется, что он если не имеет прямого отношения к убийству твоего супруга, то наверняка знает, кто его совершил.

Тут наконец-то молодая женщина оживилась, заговорила так, будто вышла из замороженного состояния, бойко, возбужденно, но совсем не о том, на что я рассчитывал.

— Вот что, Игорь! — она отставила в сторону стакан с так и не допитым вином. — Я решила прекратить разыскивать убийцу мужа.

Я был так удивлен, что застыл в полусогнутом состоянии рядом с Катей над фотографиями.

— Почему? — только и сумел выдавить я.

— Потому, — уклонилась она от ответа. — Так нужно.

— Но в чем дело, Кэт? — не отставал я. — Расследование только-только сдвинулось с мертвой точки, и ты вдруг устраиваешь такой облом. Что случилось?

Я попытался заглянуть молодой женщине в глаза, но она отвела взгляд.

— Ничего.

— Но должна же быть какая-то объективная причина отказа от возможности узнать, кто убил твоего супруга. — Я силился говорить внушительно, чтобы хозяйка квартиры осознала всю важность затеянного ею же самою дела.

— Не хочу, и все! — отрезала Аверьянова.

— Но ты не можешь так со мной поступить! — воскликнул я, уже не скрывая, что злюсь. — Я что тебе, прислуга, что ли? Захотела — наняла, захотела — уволила! Захотела — переспала, захотела — выгнала! Ты не можешь расстаться со мной, не объяснив причины.

На лице молодой женщины отражалась внутренняя борьба, она хмурилась, жевала губами, потом наконец решилась.

— Ну, хорошо, — сказала она, тряхнув головой, и взглянула мне в глаза. — Вчера вечером мне позвонили на мобильник и сказали, что если я не прекращу расследовать убийство моего мужа, со мной случится то же самое, что и с ним.

— Та-ак! — озадаченно проговорил я и сложил на груди руки, встав в монументальную позу. — И кто?

Катя фыркнула:

— Если бы я знала. Мужчина какой-то звонил.

— Еще что сказал?

Аверьянова передернула плечами.

— Больше ничего.

— Поэтому ты и спряталась в своем доме и, чтобы заглушить страх, стала напиваться? — задал я риторический вопрос. Но, конечно же, я ни в чем не мог обвинять молодую женщину. Она испугалась за свою жизнь, и это было естественно. Только вот интересно, когда она решила разыскать убийцу своего мужа, она разве не догадывалась, что поиски будут сопряжены с опасностью?

— Да, хочу жить, я еще молодая! — воскликнула Катя, неожиданно распаляясь. — Я не желаю, как мой супруг или Вика, лежать с проколотой шеей на полу. В общем, так, — произнесла она решительно и ребром ладони рубанула воздух. — Знать не хочу никаких кандидатов в мэры, ни полицейских, которые нападают по ночам, а потом арестовывают, ни тебя! Те деньги, что я тебе дала, оставь себе, и мы с тобой в расчете.

А вот этого ей не следовало говорить. Ее слова почему-то очень больно задели меня за живое. Я молча собрал лежавшие на столе фотографии, подошел к дивану, засунул их в сумку, потом достал из нее десять тысяч, вернулся к Кате и бросил деньги на стол.

— Спасибо, Кэт, — проговорил я с достоинством знающего себе цену человека. — Но ты сполна расплатилась со мной вчерашней ночью. А эти деньги уже лишние.

По-видимому, во мне говорила накопившаяся обида, вызванная нежеланием Кати продолжать со мной интимные отношения, а теперь вот отказом от ведения расследования убийства ее мужа, и эта обида вылилась в такой вот демарш.

Но как бы то ни было, я показал, что у меня есть честь, достоинство, а деньги… бог с ними, еще заработаю. И не такие уж они большие, чтобы трястись за них.

Катя, молча следившая за моими действиями, выслушала мои слова с каменным выражением лица. Я не стал дожидаться, что она скажет в ответ, развернулся и двинулся к выходу, прихватив по дороге с дивана свою сумку. С хозяйкой дома даже не попрощался…