«Ты драму, Фефил, написал?» –
«Да! как же удалась! как сыграна! не чаешь!
Хотя бы кто-нибудь для смеха просвистал!» –
«И! Фефил, Фефил! как свистать, когда зеваешь?»
Здесь кончил век Памфил, без толку од певец!
Сей грешный человек – прости ему творец! –
По смерти жить сбирался,
Но заживо скончался!
С повязкой на глазах за шалости Фемида! –
Уж наказание! уж подлинно обида!
Когда вам хочется проказницу унять,
Так руки ей связать.
«Приятель, отчего присел?» –
«Злодей корону на меня надел!» –
«Что ж, я не вижу в этом зла!» –
«Ох, тяжела!»
Не знаю почему, по дружбе или так,
Папуре вздумалось меня визитом мучить;
Папура истинный чудак,
Скучает сам, чтоб мне наскучить!
Для Клима все как дважды два!
Гораций, Ксенофонт, Бова,
Лаланд и Гершель астрономы,
И Мирамонд и Мушенброк
Ему, как нос его, знакомы.
О всем кричит, во всем знаток!
Судить о музыке начните:
Наш Клим первейший музыкант!
О торге речь с ним заведите:
Он вмиг торгаш и фабрикант!
Чeгo в нем нет? Он метафизик,
Платоник, коновал, маляр,
Статистик, журналист, бочар,
Хирургус, проповедник, физик,
Поэт, каретник, то и то,
Клим, словом, все! И Клим – ничто!
Трим счастия искал ползком и тихомолком;
Нашел – и грудь вперед, нос вздернул, весь иной!
Кто втерся в чин лисой,
Тот в чине будет волком.
Румян французских штукатура,
Шатер – не шляпа на плечах;
Под шалью тощая фигура,
Вихры на лбу и на щеках,
Одежды легкой подозренье;
На перстне в десять крат алмаз –
Все это, смертным в удивленье,
По свету возят напоказ
В карете модно золоченой
И называют – Альцидоной!
Сей камень над моей возлюбленной женой!
Ей там, мне здесь покой!
Едва лишь что сказать удастся мне счастливо,
Как Древность заворчит с досадой: «Что за диво!
Я то же до тебя сказала, и давно!»
Смешна беззубая! Вольно
Ей после не прийти к невежде!
Тогда б сказал я то же прежде.
Барма, нашед Фому чуть жива, на отходе,
«Скорее! – закричал, – изволь мне долг платить!
Уж завтраков теперь не будешь мне сулить!» –
«Ох! брат, хоть умереть ты дай мне на свободе!» –
«Вот, право, хорошо: хочу я посмотреть,
Как ты, не заплатив, изволишь умереть!»
Ты сердишься за то, приятель мой Гарпас,
Что сын твой по ночам сундук твой посещает!
И философия издревле учит нас,
Что скупость воровство рождает.
О непостижное злоречие уму!
Поверю ли тому,
Чтобы, Морковкина, ты волосы чернила?
Я знаю сам, что ты их черные купила.
«Скажи, чтоб там потише были! –
Кричал повытчику судья. –
Уже с десяток дел решили,
А ни единого из них не слышал я!»
У нас в провинции нарядней нет Любови!
По моде с ног до головы:
Наколки, цвет лица, помаду, зубы, брови –
Все получает из Москвы!