Авто (1992–1996 годы)

Первыми автомобилями, которыми мы обзавелись, были четыре «Москвича-2141».

Мы купили их сразу, все вместе, вчетвером, весной 92-го. Поехали на единственный тогда официальный рынок – большую площадку завода АЗЛК, – взяли с собой толстые пачки денег и там за наличные их купили.

Все – одинакового серого цвета.

И на этих четырех тачках мы подкатили к общаге в Жуковском, где тогда еще обитали, тем самым вызвав всеобщий фурор среди студентов и преподавателей.

Четыре новеньких «Москвича» на заднем дворе общежития были не просто автомобилями – они воспринимались как знак, как невероятный и абсолютно тогда непонятный феномен!

Тот же эффект мой новый «Москвич» произвел у подъезда тещиного дома в Коломне и на даче, куда мы с женой и сыном отправились на выходные.

Фурор и непонимание – это мало сказать!

Чем вообще был автомобиль для советского человека в то время?

Личные машины встречались редко и воспринимались как знак достатка и, безусловно, возраста!

В двадцать пять лет в СССР невозможно было купить автомобиль. За ним нужно было отстоять очередь, которая порой тянулась годами. Занять место в ней получалось где-то после сорока – только тогда у тебя могли уже появиться соответствующие деньги.

Да и накопить на машину было очень трудно. Чаще всего, когда очередь подходила, человек собирал нужную сумму в долг по друзьям и знакомым, а потом годами расплачивался.

В общем, иметь автомобиль однозначно считалось верхом престижа!

Вот почему столько непонимания в дачном кооперативе вызвал новый «Москвич», стоящий у домика одинокой инженерши Коломенского КБ, у которой была только дочь-студентка с молодым мужем-аспирантом.

– А как он ее купил? Что, вот так подошел и отдал за нее сумку денег? – спрашивали недоуменно соседи.

– Да, пришел и заплатил! Наличными! – гордо отвечала теща, сама абсолютно не понимая, как такое могло получиться.

«Москвич-2141» часто выходил из строя. В нем все тряслось и барахлило, хотя я этого и не замечал. Тогда считалось, что, если автомобиль ломается, это нормально.

Я ремонтировал его сам. У него то садился аккумулятор, то по дороге на работу начинал дымиться радиатор, рвались какие-то тросы, лопались покрышки, случались мелкие аварии и т. п.

Года через два-три я подарил этот «Москвич» своему шоферу.

Как только появилась новая модель «жигулей», знаменитая тогда «девятка», я тут же ее купил. В этом автомобиле уже ничего не тряслось, но катался я на нем недолго. Деньги тогда зарабатывались быстро, и уже через полгода я сменил красную «девятку» на свою первую иномарку.

Этой крутой иностранной тачкой была «Хонда Сивик» ярко-синего цвета. Небольшая, но имевшая острые формы, она казалась тогда почти спортивным болидом.

Впрочем, и на этой крутой тачке я поездил недолго, поскольку мне тогда уже полагалось авто с водителем.

«Хонда» прожила у нас долго, и постепенно ее хозяйкой стала теща – которой в свои пятьдесят пять пришлось учиться водить машину и сдавать экзамены на права. Без автомобиля она уже не справилась бы с ритмом жизни нашей семьи.

Где-то в это же время всей командой мы решили обзавестись внедорожниками, а так как мы старались выдерживать какое-то равенство, у нас появилось… шесть «Паджеро».

Это были семейные автомобили, и с того времени в команде стал вырабатываться общий стиль. В будние дни каждый ездил на автомобиле с водителем, в выходные – садился сам за руль внедорожника.

Эта «Паджеро» была многострадальной машиной: два раза в ней ночью били стекла и вытаскивали приемник, когда я оставлял ее у квартиры под окном, и в результате – с того же самого места у квартиры на Кутузовском – ее и украли.

Как только мы решили, что мне полагается водитель – а за «этикетом» у нас следил Андрюха, – мы купили «Мерседес 300», это была уже банковская машина. Я пересел с переднего водительского места на заднее, пассажирское. Вскоре на втором переднем сиденье устроился мой первый охранник Славик. Так втроем мы и ездили всюду – до июля 1996-го, когда случился крах банка, – менялись лишь марки «мерседесов».