4. И с позором вернулись…

Современная Троя богата аттракционами. Те, кому скучно изучать руины, поминутно сверяясь с информационными стендами и путеводителем Корфмана, могут получить массу незабываемых впечатлений, поучаствовав в костюмированных шоу или забравшись в брюхо двухэтажного деревянного коня. Последней возможностью, впрочем, не пренебрегает почти никто. Кому не хочется почувствовать себя отважным воителем, готовым обрушить на спящего противника всю ярость своего меча?

Деревянный конь, пожалуй, самый популярный символ ахейской виктории. О том, что именно он помог грекам захватить неприступную Трою, знают даже те, кто путает Одиссея с Ясоном. Это же азбучные истины: Солнце встает на востоке, Волга впадает в Каспийское море, «Илиада» Гомера воспевает славную победу эллинского оружия. Но все ли так просто?

Начнем с того, что «Илиада» не описывает ни взятия, ни разгрома Илиона. Поэма заканчивается похоронами Гектора. О грядущей победе греков в ней упоминается лишь вскользь – в песни шестой, где Гектор делится с женой Андромахой своим предчувствием:

Твердо я ведаю сам, убеждаясь и мыслью и сердцем,
Будет некогда день, и погибнет священная Троя.

Ил. VI. 448–449;

^{Рис. 29. Деревянный конь – любимый аттракцион гостей троянского археологического заповедника}

в песни двенадцатой, где Посейдон и Аполлон принимают решение уничтожить оборонительную стену, возведенную ахейцами вокруг своего лагеря:

И когда, Илион на десятое лето разрушив,
В черных судах аргивяне отплыли к отчизне любезной,
В оное время совет Посейдаон и Феб сотворили
Стену разрушить, могущество рек на нее устремивши
Всех, что с Идейских гор изливаются в бурное море.

Ил. XII. 15–19;

и – косвенно – в песни пятнадцатой, где Зевс уверяет Геру:

… доколе ахейцы
Трои святой не возьмут, по советам премудрой Афины.
Так не свершившемусь, гнева ни сам не смягчу, ни другому
Богу бессмертному я аргивян защищать не позволю
Прежде, пока не исполнится все упованье Пелида.

Ил. XV. 70–74

В качестве доказательства, что трагическая судьба Илиона была предопределена, часто приводят толкование прорицателем Калхасом знамения с участием дракона, пожравшего воробьев:

Сколько пернатых птенцов поглотил дракон сей кровавый
(Восемь их было в гнезде и девятая матерь пернатых),
Столько, ахейцы, годов воевать мы под Троею будем;
Но в десятый разрушим обширную стогнами Трою.

Ил. II. 326–329

и эпизод «Илиады», где властитель Олимпа узнает результат схватки греков и троянцев, взвешивая соответствующие жребии на золотых весах:

Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий троян конеборных и меднооружных данаев;
Взял посредине и поднял: данайских сынов преклонился
День роковой, данайских сынов до земли многоплодной
Жребий спустился, троян же до звездного неба вознесся.

Ил. VIII 69–74

Однако в поэмах Гомера слишком многое происходит «судьбе вопреки», чтобы ожидать, что события непременно пойдут в соответствии с итогами этих взвешиваний и исчислений.

На частое использование Гомером данного выражения обратил внимание выдающийся русский философ Алексей Лосев, и, по его мнению, эта формула «есть отражение вполне определенной ступени исторического развития человека, когда он начинает гордо поднимать голову и уже не падает так ниц перед судьбой, как это он делал раньше в первобытные времена и в периоды своей полной беспомощности».

Как уже свершившийся факт победу греков над Илионом констатирует другая великая поэма Гомера – «Одиссея», повествующая о долгом возвращении героя войны Одиссея, сына Лаэрта, в родную Итаку. В песни третьей престарелый царь Пилоса Нестор излагает отпрыску Одиссея Телемаху, беспокоящемуся о судьбе отца, события, непосредственно следовавшие за падением Трои:

Но когда, ниспровергнувши город Приама великий,
Мы к кораблям возвратилися, бог разлучил нас…

Од. III. 130–131

Практически слово в слово, как это и полагается в фольклоре, данный эпизод пересказывает своему верному слуге Евмею Одиссей, и склоняет вниманье к нему «свинопас богоравный»:

Девять там лет воевали упорно мы, чада ахеян;
Но на десятый, когда, ниспровергнув Приамов великий
Град, мы к своим кораблям возвратилися, бог разлучил нас.

Од. XIV. 240–242

В песни восьмой Гомер вновь обращается к этой теме. На играх, устроенных царем Алкиноем в честь приблудшего незнакомца, коим, между нами, является Одиссей, слепой аэд Демодок поет о военных подвигах царя Итаки:

После воспел он, как мужи ахейские в град ворвалися,
Чрево коня отворив и из темного выбежав склепа…

Од. VIII. 514–515

И наконец, в песни двадцать второй Афина, переоблачившаяся в Ментора, напоминает не решающемуся вступить в схватку с женихами Пенелопы престарелому Одиссею о его былых подвигах:

Много погибло врагов от тебя в истребительной битве;
Хитрость твоя, наконец, и Приамов разрушила город.

Од. XXII. 229–230

Подробный рассказ о событиях Троянской войны содержится в поэмах так называемого троянского эпического цикла (кикла), от которого к настоящему времени остались лишь отрывки и краткие переложения, вошедшие в «Хрестоматию» Прокла и «Мифологическую библиотеку» Аполлодора. Эти поэмы аккуратно обхватывают «Илиаду» и «Одиссею», не вторгаясь на их территорию, что можно объяснить непререкаемым авторитетом Гомера и нежеланием древних рапсодов преумножать сущности. Зачем петь о том, о чем кто-то уже спел лучше тебя?

Причины и начало войны описаны в «Кипрских песнях» («Киприях»), названных так по имени их легендарного автора Стасина Кипрского. Учинить ее решил Зевс, желая спасти Землю от перенаселения. Поэма описывает суд Париса, его посольство в Лакедемон и похищение Елены, а в придачу и несметных сокровищ Менелая. Вместе с братом Менелай планирует поход против Трои.

Интересный момент: согласно «Киприям», ахейцы сбились с пути и по ошибке начали войну в Тевфрании (Мизии), приняв ее за Илион. Однако под напором мизийских войск, возглавляемых сыном Геракла Телефом, им пришлось отступить. По Аполлодору, «Телеф… вооружил мисийцев и преследовал эллинов до самой стоянки их кораблей».

Напомним, что имя царя Мизии Телефа, по А. Волкову и Н. Непомнящему, соответствует хеттскому имени Телепину. Если связать этот факт с упомянутой нами вой ной между хеттами и альянсом Ашшува, можно найти объяснение, почему древние авторы отделяли малоазиатскую Тевфранию (Мизию) от собственно Азии, к которой они относили всех ее соседей. Так, Софокл в «Мисийцах» сообщает: «Всю землю, гость, мы Азией зовем, / А эту область – Мисией».

На сокрушение греков в Мизии указывают и другие источники. Так, в приписываемом Гесиоду «Каталоге женщин, или Эои» сообщается:

Сам же Телеф поворачивал меднодоспешным ахейцам
Рати воспять, что во оные дни на судах чернобоких
… приблизились к мужепитающей тверди…

Пиндар в «Олимпийских песнях» утверждает без обиняков:

… мощных данаев поворотил и бросил Телеф
К соленым корабельным бокам.

О том же повествует и Страбон: «Агамемнон со своим флотом опустошил Мисию, приняв ее за Троянскую область, и с позором вернулся назад».

Вызывает особый интерес тот факт, что главным городом Тевфрании в более поздние времена был Пергам. Это еще одно название, довольно часто используемое Гомером для легендарного города, помимо Илиона и Трои.

Американский историк Рис Карпентер, заинтересовавшись причиной тройного именования одного и того же географического объекта, обнаружил в историях Мизийской и Троянской войн множество параллелей и подозрительных совпадений:

1. В обоих случаях все начинается со сборов на полуострове Авлида.

2. Оба раза долго не могли отплыть из-за плохой погоды. В том и в другом случае прорицатель Калхас прибег к гаданию.

3. При высадке в обоих случаях местный вождь (в Тевфрании – Телеф, под Троей – Гектор) убивает ахейского героя.

4. Затем в обоих случаях ахейцы опустошают окрестности.

5. Битва там и тут разыгрывается в долине реки (в Тевфрании – на Каике, в Троаде – на Скамандре).

6. В обоих случаях за первыми успехами следует поражение, и ахейцы бегут к кораблям.

7. В обоих случаях Патрокл пытается предотвратить поражение, но неудачно: в Тевфрании его ранят, в Троаде – убивают.

8. В отместку «быстроногий» Ахилл нападает на предводителя врагов (там Телефа, тут Гектора) и гонится за ним, но догнать не может.

9. Беглеца останавливает лишь уловка божества, помогающего Ахиллу. В Тевфрании это Дионис, в Троаде -Афина.

10. Как тут, так и там Ахилл поражает предводителя местных сил: Телефа он тяжело ранит, Гектора – убивает.

11. На обратном пути буря разметала суда – в обоих случаях.

1 2. По окончании всего предприятия оба раза у Агамемнона в Арголиде оказывается особа царского рода из стана врагов: в первом случае – Телеф, во втором – Кассандра, дочь Приама.

«Карпентер делает вполне логичный вывод: тут не два рассказа, а две версии одного рассказа. Не уловив этого, но увидев действия одних и тех же героев в разных местностях, древний автор «Киприй» решил, что это два разных эпизода Троянской войны, и расставил их последовательно, троянский за тевтранским (ведь в Трое некоторые герои погибли), а объяснение подыскал сам: сбились с пути».

Таким образом, согласно Карпентеру, Троянская война – это полный близнец войны в Тевфрании, завершившейся, как передают античные источники, позорным бегством греков. Могло ли произойти такое, что в течение исторически ничтожного отрезка времени примерно в одной и той же местности отгремели две абсолютно идентичные войны – вплоть до мельчайших эпизодов? Или следует, вооружившись «бритвой Оккама», отсечь у этого сюжета исторические наросты в пользу более достоверной версии? Поступив так, мы придем к выводу, что и «Киприи», и «Илиада» рассказывают об одной и той же военной кампании, окончившейся поражением ахейцев. Несколько позже мы увидим, что в пользу этой версии есть немало других чрезвычайно веских аргументов.

Описанная в «Киприях» военная кампания в Тевфрании, окончившаяся поражением ахейцев, до мельчайших эпизодов схожа с Троянской войной.

Спешно эвакуировав греков из Тевфрании, автор «Киприй» на восемь лет оставляет их без присмотра, после чего вновь снаряжает их в поход. Наточив свои среброгвоздные мечи и отдраив палубы многовеслых судов, ахейцы вдруг обнаруживают, что у них нет вождя, способного указать им верный морской путь в Троаду. Быть проводником вызывается… мизийский царь Телеф, излеченный Ахиллом от им же нанесенной раны. По дороге греки посещают остров Тенедос, где Ахилл убивает местного царя Тенеса, и остров Лемнос, где высаживают дурно пахнущего вследствие полученного ранения великого лучника, аргонавта и личного друга Геракла Филоктета.

Таким образом, мы наконец узнаем, куда подевались те 10 лет, что прошли между похищением Елены и началом осады Трои, и чем вызвано несоответствие между 20-летним пребыванием жены Менелая в чертогах Париса, о котором она говорит в конце «Илиады», и десятилетней осадой города.

Примечательно, что наученные мизийским опытом ахейцы не набросились на Трою с налету, попытавшись разрешить вопрос мирным путем. Встав на рейде у берегов Троады, они направили Менелая и Одиссея послами к троянцам с предложением выдать Елену и похищенные с ней богатства без боя и, лишь получив отказ, высадились с судов и начали войну.

Гибли у Трои воители: Зевсова воля свершалась.

«Киприи» доводят изложение событий войны до места, с которого начинается «Илиада», – до дележа живой добычи, в результате которого Ахиллу достается Брисеида, а Агамемнон забирает Хрисеиду. Дальше вступает Гомер…

^{Рис. 30. С западной крепостной стены троянская равнина, где происходили основные события войны, просматривается на много километров}

Давно замечено, что на протяжении всех 15 700 гекзаметров «Илиады» ее герои практически никогда не улыбаются. Они почти все время печальны и сосредоточены, поскольку каждый знает свою судьбу, и судьба эта часто трагична и несправедлива. Гибель носится и над Ахиллом, и над Гектором, и над самой Троей – и для нас, знающих, чем окончится история, это неудивительно. Странно то, что в поэме не раз встречаются фразы, указывающие на грядущее поражение греков! Вот лишь некоторые из них.

В песни восьмой Зевс на собрании богов перед тем, как бросить жребии на золотые весы, предостерегает присутствующих от помощи участникам греко-троянского противостояния. От лица всего пантеона Афина заверяет владыку:

Все мы… от брани воздержимся, если велишь ты;

однако, замечая:

Но милосердуем мы об ахеянах, доблестных воях,
Кои, судьбу их жестокую скоро исполнив, погибнут.
Мы лишь советы внушим аргивянам, да храбрые мужи
В Трое погибнут не все под твоим сокрушительным гневом.

Ил. VIII. 33–37

Те же самые слова произносит за Афиной и Гера.

В песни девятой Агамемнон решает испытать настроение ахейских воинов, предложив им вернуться домой. Он возглашает:

Други, вожди и властители мудрые храбрых данаев,
Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!
Пагубный! прежде обетом и знаменьем сам предназначил
Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;
Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне
В Аргос бесславным бежать, погубившему столько народа!
Так, без сомнения, богу, всемощному Зевсу, угодно.
…
Нам не разрушить Трои, с широкими стогнами града!

Ил. IX. 17–23, 28

Агамемнону возражает благородный Диомед, собирающийся бороться с Троей до победного конца, хоть бы даже с поля боя бежали все прочие воины. Однако Ахилл, обиженный Агамемноном и не желающий более сражаться за интересы Атридов, заявляет:

Я и другим воеводам ахейским советую то же:
В домы отсюда отплыть; никогда вы конца не дождетесь
Трои высокой: над нею перунов метатель Кронион
Руку свою распростер, и возвысилась дерзость народа.

Ил. IX. 417–420

По словам Льва Клейна, все это трактуется обычно «как художественные приемы, предназначенные оттенить бесстрашие Диомеда, спорящего с Агамемноном, и значение Ахилла. Резонное толкование, и оно было бы единственным и достаточным, если бы отблески грядущего поражения не были так многочисленны и не складывались в систему, охватывающую помыслы всех в “Илиаде” – героев, богов и судьбы. Эта глубинная система проступает сквозь славословие ахейским героям и перечни их побед».

Таким образом, встречающиеся в «Илиаде» предчувствия разгрома ахейцев, возможно, являются следами древнейших рапсодий, более близких к исторической правде.

В «Илиаде» не раз встречаются фразы, указывающие на грядущее поражение греков. Возможно, они являются следами древнейших рапсодий, более близких к исторической правде.

«Илиада» завершается сценой погребения Гектора. С этой же сцены начинается следующая поэма цикла – «Эфиопида», названная так по местности, откуда на помощь троянцам прибыло подкрепление под предводительством Мемнона. Мемнон убил многих из эллинов, но и сам пал, сраженный Ахиллом. В свою очередь, и Ахилл погибает от стрелы Париса, направленной его покровителем Аполлоном. Аякс Теламонид и Одиссей в жарком бою отбивают тело павшего товарища. Ахилла хоронят на Белом острове (о-в Левка) вместе с Патроклом, смешав их кости согласно завещанию. А оружие героя троянцы передают самому доблестному, на их взгляд, из оставшихся ахеян – Одиссею.

Также рассчитывавший на подобную почесть, Аякс обиделся, поссорился с Одиссеем и пошел резать троянский скот и пастухов, а затем прибег к суициду. Агамемнон запретил предавать тело самоубийцы огню, и Аякс единственным из всех, кто погиб под Илионом, был похоронен в гробу. Но это уже другая история, и здесь мы переходим к синопсису очередной киклической поэмы – «Малой Илиады». В этом произведении вновь появляется Филоктет, три поэмы назад высаженный ахейцами на обитаемом острове Лемносе. Филоктет доказывает свою незаменимость, убивая Париса, и вдовая Елена тотчас же выходит за следующего по старшинству сына Приама Деифоба.

Тем временем под Трою прибывают свежие силы: команда ахейцев укрепляется сыном Ахилла Неоптолемом, а коман да троянцев – сыном Телефа и племянником Приама Эврипилом, приведшим с собой целое войско из Тевфрании. Эврипил убивает сына Асклепия Махаона, славного рати врача, но сам гибнет от блистательного меча Неоптолема, и, как мы уже отмечали, кругом младого вождя все кетейцы пали его. Одиссей переодевается в бродягу, пробирается в Трою и там открывается Елене. Та дает советы некогда женихавшемуся к ней царю Итаки, как получше захватить город, и помогает ему выкрасть Палладий – священное изображение Афины, в свое время сброшенное Зевсом с неба на Землю в качестве знамения для легендарного основателя Трои Ила. Ил воздвиг для Палладия храм, и волшебная статуэтка стала залогом могущества и неприступности города.

^{Рис. 31. Джованни Доменико Тьеполо. Шествие троянского коня в Трою. 1773}

Лишившись Палладия, Троя потеряла все шансы. Тем более что в дело вступил Эпей, бывший не только знатным кулачным бойцом, но и великолепным строителем. По проекту Одиссея он соорудил огромного деревянного коня вместительностью от 50 до 3000 человек. Что было дальше, всем известно.

Или нет?

Со стороны история выглядит так же, как представлялась она и жителям Трои, нашедшим у своих ворот «дар» данайцев. Измотанные десятилетней бесплодной войной, потерявшие лучших бойцов и не видящие никаких перспектив ахеяне собирают свои пожитки и уплывают восвояси. Но прежде, как и полагается, они приносят жертву богам. В данном случае эта жертва символическая. Найти коня, чьи размеры соответствовали бы масштабу события, они не могут и потому строят громадное обетное животное то ли из клена, то ли из кизилового дерева и вырезают на нем следующую надпись: «Благополучно возвратившись домой, эллины посвятили это благодарственное приношение богине Афине».

Интересно, кто именно из лагеря ахеян мог начертать на коне эту надпись? Читая Гомера, можно составить впечатление, что прибывшие под Трою греческие воины были сплошь неграмотными. Все, кроме царя Тиринфа Прета. Его жена оклеветала молодого красавца Беллерофонта, и Прет послал его к своему тестю Иобату, сопроводив его своеобразным рекомендательным письмом, в котором просил ликийского царя убить Беллерофонта.

В Ликию выслал его и вручил злосоветные знаки,
Много на дщице складной начертав их, ему на погибель;
Дщицу же тестю велел показать, да от тестя погибнет.

Ил. VI. 168–170
Это единственное упоминание в «Илиаде» об использовании эллинами письменности, но оно показывает, что во времена Гомера греки знали о существовании в Арголиде идеографического или слогового письма задолго до распространения финикийского алфавита.

Измотанные бесплодной войной, потерявшие лучших бойцов и не видящие никаких перспектив ахеяне снимают осаду и приносят жертву богам, выстроив из дерева громадное обетное животное.

На этом история могла бы быть закончена. И, возможно, так она и завершалась на самом деле. Однако автор «Одиссеи», из которой и перекочевал в «Малую Илиаду» сюжет о деревянном коне, – за греков, и, кроме того, как выдающийся поэт он недоволен невнятной концовкой грандиозного полотна. И Гомер изобретает потрясающий сюжетный ход – только он один мог бы прославить его в веках! Строительство троянского коня он представляет как коварный замысел греков, военную хитрость, стратагему. Циничный расчет состоял в том, чтобы заставить противника пустить в свой дом беду таким способом, чтобы он еще и испытал при этом радость.

Не так ли поступали всю вторую половину XX в. американцы, запуская в нашу страну «троянских коней» своего образа жизни? Григорий Чхартишвили писал по этому поводу: «Самый надежный и мощный способ распространить свое влияние на чужеземные края – это “завоевание любовью”, то есть культурная экспансия. Когда жители других стран начинают интересоваться твоей культурой больше, чем своей, влюбляются в нее, у них возникает желание жить так же, как ты, – стать частью тебя… Именно этим способом Запад одержал победу над социалистическим лагерем в холодной войне – не при помощи ракет, а благодаря Голливуду, «Битлз», джинсам».

Так и вышло. Троянцы волокли рокового коня в свой город, ликуя, – именно с этого места начинается поэма «Разрушение Илиона». Лишь Приамова дочь Кассандра да жрец Аполлона Лаокоон не разделяли всеобщего счастья. В историю вошла фраза прорицателя, переданная Вергилием: «Чем бы он ни был, страшусь и дары приносящих данайцев!» и, очевидно, восходящая к максиме, содержащейся в гораздо более древней киклической поэме «Возвращения»:

«Вводят дары в заблужденье и разум людской, и деянье».

За свою проницательность (самый умный!) Лаокоон жестоко поплатился: вместе со своими сыновьями он был загублен змеями, насланными Аполлоном.

Не нашедший отражения ни в «Илиаде», ни в «Одиссее», сюжет с Лаокооном стал чрезвычайно популярным у художников. Наиболее известное творение на эту тему работы родосских ваятелей Агесандра, Полидора и Афинодора вдохновило Готхольда Эфраима Лессинга на написание знаменитого труда «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии», в котором немецкий мыслитель разъясняет, почему уважаемый священнослужитель и потомок дарданских царей изображен без одежды и не на пике страданий.

Относительно того, как именно был доставлен в город троянский конь, древние авторы расходятся. Большинство из них не видят никакой проблемы в том, что набитый многочисленным войском артефакт мог просто не пройти в не бог весть какие высокие Скейские ворота. Эвгемеристическая традиция решает этот вопрос допущением, что троянцам пришлось разобрать часть стены. Но в таком случае не нужно было бы и оснащать коня десантом -вернувшиеся с острова Тенедос греки без труда попали бы в крепость сквозь пролом в стене. Не исключено, что здесь вновь сливаются два разных сюжета о двух разных городах, взятых двумя разными способами.

^{Рис. 32. Весьма неточная копия скульптуры Агесандра, Полидора и Афинодора «Лаокоон и его сыновья», изготовленная в XIX в. по заказу одесского городского головы Григория Маразли. В 1971 г. установлена напротив Археологического музея г. Одессы}

Впрочем, существуют и иные версии. По мысли некоторых историков, встречающейся уже с Павсания, троянский конь был на самом деле деревянным или медным тараном – «это может понять всякий, который не приписывает фригийцам полной глупости». По Дарету Фригийскому ворота ахейцам открыли троянские заговорщики во главе с Антенором и Энеем, а история с конем восходит к якобы изваянной на Скейских воротах лошадиной голове. Современные авторы вспоминают о том, что конь в микенской Греции служил символом Посейдона, который почитался как повелитель землетрясений. Австрийский историк Фриц Шахермайр связал этот факт со страшным землетрясением, в XIII в. до н. э. разрушившим Трою VI. По его мнению, память об этом событии вполне могла сохраниться к гомеровским временам и аллегорически отобразиться в легенде о троянском коне. А английский хеттолог Оливер Гёрни предположил, что исполинская скульптура – это такое греческое «спасибо» Посейдону-Землеколебателю за стихийное бедствие, поспособствовавшее взятию ахейцами Трои.

Так или иначе, достоверных сведений о природе троянского коня нет и, видимо, не будет – во всяком случае, до тех пор, пока очередной Шлиман не откопает какую-нибудь горстку золы и не объявит ее остатками легендарного дара данайцев.

Разорив Трою и поделив добычу, греки засобирались «к отчизне любезной». Их отплытию и дальнейшей судьбе посвящены поэма «Возвращения», автором которой считался Гегий Трезенский, и ряд реминисценций в «Одиссее». Поэма «Возвращения» была также у Стесихора.

^{Рис. 33. Прообразом Троянского коня могло стать ассирийское осадное орудие в виде лошади на колесах, знакомое еще догомеровским грекам и, возможно, захваченное троянцами в качестве трофея по окончании осады города. (Рельеф на кикладском кувшине VII в. до н. э. – одна из древнейших «цитат» из гомеровского цикла)}

Дошедший до нас синопсис поэмы начинается с лютой ссоры между Агамемноном и Менелаем по поводу того, как возвращаться из-под Трои. Гомер доводит в «Одиссее» детали этой ссоры устами Нестора:

Требовал царь Менелай, чтоб аргивские мужи в обратный
Путь по широкому моря хребту устремились немедля;
То Агамемнон отвергнул: ахейцев еще удержать он
Мыслил затем, чтоб они, совершив гекатомбу святую,

Так, обращая друг к другу обидные речи, там оба
Брата стояли; собрание светлообутых ахеян
Воплем наполнилось яростным, на два разрознившись мненья.

Од. III. 141–144, 148–150

Наутро часть греков во главе с Агамемноном остается, чтобы успокоить гнев Афины. Нестор и Диомед прибывают домой по морю практически без приключений. Отплывший чуть позже Менелай попадает в бурю и лишается почти всего флота. Всего с пятью кораблями он пришвартовывается в Египте. В родной Лакедемон светловласый Атрид вернется лишь через восемь лет, изрядно разбогатев за время скитаний по африканским странам. Это богатство он позднее будет с удовольствием демонстрировать своему гостю Телемаху, странствующему в поисках вестей о своем отце Одиссее.

Большинство прочих ахейцев, отплывших позже, попадают кто в бурю у Теноса (именно там, в частности, погиб Аякс Локрийский), кто в кораблекрушение у Каферейских скал. Неоптолем, предупрежденный Фетидой о возможных природных катаклизмах, добирается до Фракии по суше, похоронив умершего по дороге старика Феникса. Прочие выжившие эллины после долгих блужданий высаживаются и селятся в разных землях: «Одни поселились в Ливии, другие – в Италии, некоторые же – в Сицилии и на островах, расположенных вблизи Иберии. Эллины поселились также на берегах реки Сангария; были и такие, которые поселились на Кипре. Что же касается тех, которые потерпели кораблекрушение у горы Каферея, то их раскидало по разным направлениям. Гуней попал в Ливию, Антиф, сын Фессала, прибыл к пеласгам и, овладев этой страной, назвал ее Фессалией, а Филоктет прибыл к жителям Кампании в Италию. Фидипп вместе с жителями Коса поселился на Андросе, Агапенор на Кипре, другие же в иных местах».

Агамемнону, захватившему в Трое в качестве почетной добычи Кассандру, удалось добраться до Микен. Но там владыку ожидало предательство его жены Клитеместры, вступившей в преступный сговор со своим любовником Эгисфом. Устроив пир в честь возвращения царя, она дала ему хитон без рукавов и ворота. «Надевая его, Агамемнон был умерщвлен, и в Микенах воцарился Эгист. Убили также Кассандру». Спустя известный срок уже мертвый Агамемнон советует спустившемуся в царство Аида Одиссею вынести урок из его истории:

Слишком доверчивым быть, Одиссей, берегися с женою;
Ей открывать простодушно всего, что ты знаешь, не должно;
Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое.

Од. XI. 441–443

Фраза, достойная быть выученной наизусть!..

Целых семь лет процарствовал Эгисф в Микенах, пока не подрос сын Агамемнона Орест и не отомстил за своего отца, без жалости умертвив и Эгисфа, и мать свою.

Кстати,

В самый тот день и Атрид Менелай, вызыватель в сраженье,
Прибыл, богатства собрав, сколь могло в кораблях уместиться.

Од. III. 311–312

Поистине сказочное совпадение!

Отдельного рассказа заслуживает судьба Одиссея: злоключениям царя Итаки Гомер посвящает поэму, лишь немногим уступающую в объеме «Илиаде». Но пересказывать ее мы здесь не станем, отослав любопытствующих к одноименному мультфильму и популярной киноленте Андрона Кончаловского.

Спешный, беспорядочный отъезд греческих царей, более похожий на бегство, и их дальнейшая, в большинстве случаев бесславная, доля внушали большие сомнения в правдивом отображении истории Гомером еще достаточно древним авторам. Римский философ-киник, уроженец находившегося близ берегов Пропонтиды городка Пруса (ныне – турецкая Бурса), Дион Хрисостом в своей знаменитой «Троянской речи в защиту того, что Илион взят не был» видит в этом верную примету военного фиаско: «Разве не понятно, что при успехе все единодушны и не прекословя подчиняются царю, да и Менелай не ссорится с братом, едва тот его облагодетельствовал? Нет – все это признаки именно беды и поражения. Добавим к этому, что войско, бегущее в страхе, покидает вражескую землю как можно скорее, не смея задерживаться, тогда как победители, имея при себе множество пленников и горы добра, напротив, поджидают самую для плавания благоприятную пору, ибо земля в их власти, и они ни в чем не имеют недостатка, а вовсе не гибнут чуть ли не поголовно, и это после десяти-то лет ожидания! И несчастья, постигшие вернувшихся домой, не в последнюю очередь свидетельствуют об их поражении и слабости. В самом деле, едва ли было в обычае нападать на тех, кто пришел с победой, или на тех, кому сопутствует удача, – ими скорее восхищаются и побаиваются их, тогда как неудачников презирают и чужие, и кое-кто из своих».

В самом деле, как вернулся домой «победитель троянцев» царь Агамемнон? Его погубила его собственная жена Клитемнестра, а ее любовник Эгисф был принят микенцами как царь! Можно ли такое помыслить, если воротился с победой законный царь в силе и славе? Никто бы не посмел на него покушаться – люди боятся гнева богов, которые покровительствуют герою. А разве бы приняли микенцы узурпатора, который убил великого победителя? Абсурд.

Спешный, беспорядочный отъезд греческих царей, более похожий на бегство, их дальнейшая, в большинстве случаев бесславная, доля – все это признаки не великой победы, но беды и поражения.

Не слишком удачно складывается судьба и других «победителей». Сын Ахилла Неоптолем, наследник Теламона Тевкр, глава всея мефонцев, тавмакийцев, мелибейцев и олизонийцев Филоктет, царь Кифа Гуней, вожди жителей Коса Фидипп и Антиф, афинский царь Менесфей и владыка Аркадии Агапенор не возвращаются со славой в свои вотчины, а либо поселяются в чужих землях, либо и вовсе основывают новые города. Аргивянин Диомед, прославленный герой, единственный из греков дерзнувший сражаться с олимпийскими богами, прибыв домой, обнаруживает, что его трон захвачен, и, чудом избежав гибели, отправляется в итальянское изгнание. Некогда мощный союз ахейских государств рассыпается на элементы и рассеивается в истории.

На первый взгляд все более-менее благополучно у Менелая – он возвращает свою беспутную жену, то ли забирая ее из Трои, то ли обретая ее уже в Египте (в «Одиссее» Елена как ни в чем не бывало живет во дворце Менелая, однако о том, как она туда вернулась, Гомер умалчивает), путешествует по курортам Средиземноморья, попутно наживая неимоверное богатство, и, вернувшись в Спарту, без труда возвращает власть. Но почему же он не вернулся раньше? Восемь лет добираться из Египта в Грецию – это слишком долго даже для беспароходных микенских времен! Все ли тут чисто? И не придумал ли Гомер ту злополучную бурю, чтобы позволить Менелаю, трусившему вернуться на родину после позорного разгрома у Трои, сохранить лицо перед потомками?

И, кстати, тот же Одиссей – не по той же ли самой причине он десять лет по окончании войны не появлялся в родных пенатах? Говорите, боги мешали? Ну, бывает. Но что происходит тем временем на его родной Итаке? Женихи бессовестно сватают его жену Пенелопу, издеваются над светлооким отроком Телемахом, разворовывают казну, и никто из друзей Одиссея не вступается за обиженных. Стали бы поступать так женихи, если бы не знали, что царь унижен поражением? Нет, победитель внушает трепет.

Теперь посмотрим, как изменилась политическая карта региона после этой «победы греков». Оказывается, Троя отнюдь не была разрушена до самых основ, в чем уверяет нас Гомер. В Трое воцарился Антенор, затем он был вытеснен из нее Энеем, вернувшимся из земель фригийцев и основавшим новую династию троянских властителей. Судьбу править в Трое после ненавидимых Зевсом Приамидов предрекала Энею еще «Илиада»:

Будет отныне Эней над троянами царствовать мощно,
Он, и сыны от сынов, имущие поздно родиться.

Ил. XX. 307–308

На том, что власть в Троаде после окончания Троянской войны перешла к Энею, настаивала практически вся эллинская традиция, начиная с Арктина и Гомера и заканчивая Страбоном и Диктисом Критским, кем бы он ни был, а также малоазиатские авторы, в том числе уроженец Троады Деметрий Скепсийский. Напротив, латинская традиция повествует об экспедиции Энея в Италию и возводит к нему род Юлиев. Более того, отдельные авторы стоят на том, что троянские герои даже устроили небольшую экспансию: брат Гектора Гелен заполучил часть то ли Эпирского, то ли Македонского царства, Антенор стал править над венетами в Адриатике и основал город Потавий (современная Падуя), Капис завладел Кампанией и заложил Капую.

^{Рис. 34. Гробница Антенора в Падуе}

Допустим, что все эти завоевания троянцев – лишь плод воображения троянофильствующих римлян. Но то, что троянцы после Троянской войны оказались в лучшем положении, чем греки, бесспорно. Правда, сил на удержание позиций у них не хватило – ослабленной страной овладели фригийцы, которые, по свидетельству Страбона, «переправились из Фракии, умертвили владыку Трои и соседней страны и поселились здесь». Кстати сказать, во время войны с греками фригийцы выступали на стороне Трои.

Очевидно, что это и был тот самый народ, который населил Илион после войны, – выше уже было сказано, что в археологическим слое Троя VIIb были найдены следы более примитивной, негреческой, но европейской по происхождению культуры. А вскоре фригийцы покоряют и Хеттское царство. С X по VIII в. до н. э. Фригия была самым могущественным царством, подчинившим себе всю Эгеиду. Столица ее была в городе Гордион, названном по имени царя Гордия, того самого, по легенде, завязавшего узел, который никто не мог распутать, и лишь спустя столетия его разрубил Александр Македонский. Царем Фригии был и легендарный Мидас, который якобы превращал в золото все, к чему прикасался. Не правда ли, красноречивый образ, много говорящий о могуществе Фригии?

Закат Фригии начался лишь спустя 500 лет после Троянской войны. Сначала во Фригию вторгаются племена вифинов и мисийцев, затем идут войны с Ассирией, потом вторжение киммерийцев… И только в VI в. до н. э. Фригия теряет суверенитет и подпадает под власть Лидийского царства, при этом сохраняя автономию. Лидия перехватывает у Фригии и славу самого богатого государства, и теперь уже лидийский правитель Крез – легендарный богач. Это продлилось недолго, вскоре и сама Лидия была захвачена Киром. Персидское господство длилось менее 200 лет, саму Персию в IV в. до н. э. покорил Александр Македонский. Затем Фригия досталась диадохам, собственно Лисимаху, потом была разделена между галатами и Пергамом, а на рубеже тысячелетий часть ее вошла в римскую провинцию Галатия, а часть – в провинцию Азия.

Итак, истинным победителем из войны между греками и троянцами вышла Фригия.

Что же до Греции… Грецию надолго охватили Темные века. И в этом также нетрудно увидеть признак тяжелого поражения греков в Троянской войне. Что обычно бывает после великих побед? Победители захватывают страну, превращают ее в свою колонию, а за счет отобранных у неприятеля сокровищ обеспечивают процветание своих государств. После утраты Милета эллины могли бы воспользоваться новым плацдармом на Эгейском море для возобновления колонизации Малой Азии. Но греки бросают Илион, даже не оставив в нем своего наместника.

По мнению Поля Фора, не разделяющего гипотезы о малоазиатском плацдарме, «ограбив Трою, в том числе храмы, ахейцы вовсе не собирались там селиться или основывать колонию по соседству, хотя и заключали союзы со многими местными царьками. Их честолюбие не простиралось даже до того, чтобы контролировать Дарданеллы, а учитывая ненадежность ахейских судов, сомнительно, что они могли торговать в Черном море. Воины жаждали только сокровищ, пленников, породистых лошадей, дерева для строительства новых судов и доступа к массиву Иды в Троаде, ибо он был в десять раз богаче ресурсами, чем Ида на Крите. Ну и, конечно, каждый мечтал после окончания войны спокойно вернуться домой, но не без того, чтобы на обратном пути прихватить кое-какую добычу на берегах Фракии». На то, что Гомер не знал земельных захватов (город берется «копьем» и после грабежа оставляется победителями), указывал и военный историк А. Л. Коржинский.

Однако даже Менелай прибывает в Египет гол как сокол, не говоря уж о прочих ахейских царях. Похоже, одному лишь Одиссею повезло в Трое «много сокровищ от разных собрать добыч» (Од. X. 40–41) – но на то он и хитроумный. Другие же воины горько сетуют, что «в дом свой должны возвратиться с пустыми руками (Од. X. 42).

Плоды победы, если допустить, что она была, оказались растрачены втуне. Взрывного роста греческой цивилизации, который мы были бы вправе ожидать, не случилось. Напротив, «посттроянские» времена характеризуются полным прекращением эллинской колонизации, крушением прежде могущественных Микен, Спарты, Пилоса, Тиринфа, упадком предшествующей культуры, деградацией искусства, утратой письменности и потерей самой исторической памяти. За счет сокращения торговых связей практически прекратились поставки в Грецию олова, вследствие чего стало невозможным производство бронзы. Резко сократилась численность населения. Были заброшены до 90 % поселений на Пелопоннесе, а их жители вернулись к полукочевому и кочевому образу жизни. Такое случается не после великих побед, а после великих поражений!

После Троянской войны Греция погрузилась во мрак Темных веков. Обезлюдели города, пали дворцы, на несколько столетий греки утратили письменность и саму историческую память.

Эти времена, охватывающие период с конца XII по начало VIII в. до н. э., называются историками Темными веками. Катастрофа бронзового века носила глобальный характер, охватив не только Грецию, но и весь регион Ближнего Востока и Восточного Средиземноморья, от Египта до Хеттского царства.

Многие ученые считают основной причиной системного коллапса в регионе начало «великого переселения народов» – Фриц Шахермайр относит к «ордам разрушителей» народы фригийско-фракийской группы; записанные линейным письмом Б таблички Микенского царства говорят о росте пиратства и набегов для захвата рабов, а египетские источники – о нашествии «народов моря». Однако большинство современных исследователей отказываются объяснять крах микенской цивилизации внешними факторами. Среди других возможных причин называются многолетняя засуха (Рис Карпентер, Харви Вайс, Брайан Фейган), коллапс экономики (Филип Бетанкур и др.), внутренние смуты и мятежи (Манолис Андроникос), появление маневренной пехоты, вооруженной копьями и способной отражать массированные атаки колесниц, на применении которых основывалась военная доктрина царей микенского периода (Роберт Дрюс).

Весьма интересна и поучительна гипотеза российского историка Юрия Андреева. По его мнению, наступление Темных веков стало следствием духовной деградации микенского общества, о чем свидетельствуют культурные артефакты, дошедшие до нашего времени, – стандартизированные жилища, святилища, погребения, домашняя утварь, бухгалтерские записи микенских архивов. «Возникшая на этой старательно выровненной почве “массовая культура” постепенно охватила все слои общества, достигая даже и самых верхних его “этажей”». Можно видеть, что практически все перечисленные факторы – изменение климата, глобальный экономический кризис, антивластные настроения и культурная деградация – характерны и для нашего времени. Не пора ли провести очевидные исторические параллели и сделать необходимые выводы?..

Так или иначе, объяснить наступление Темных веков какой-либо единственной причиной не представляется возможным. Но то, что одним из решающих факторов падения Греции стал провал троянской кампании, несомненно.

Эпоха Темных веков продлилась три с половиной столетия. Лишь спустя этот долгий срок распавшаяся Греция начинает объединяться. Сначала Лакония объединяется под властью Спарты, в IX в. до н. э. приняты законы Ликурга. В 776 г. до н. э. проводятся первые Олимпийские игры, еще через 100 лет появляются поэмы Гесиода, повествующие о происхождении мира, богов и людей. Чуть позже – великие философы: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, далее Гераклит и Парменид, потом великие победы Греции над персами, потом Сократ, Платон и Аристотель. То есть классическая прекрасная Греция «случилась» аж через 800 лет после «победы» над Троей! И в ее основании лежали великие поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея».

Назад: 3. Война за Трою, век двадцатый

Дальше: 5. Поэт, сложивший Грецию