К Юго-Восточной Азии относятся шесть из десяти самых густонаселенных стран мира; здесь проживает 56 % всего населения планеты. Большинство стран этого региона игнорировало многократные призывы ООН к сокращению и последующей отмене смертной казни; последние 10 лет на долю этих стран приходится абсолютное большинство казней и выносимых во всем мире смертных приговоров.

В настоящем разделе работы анализируется ситуация главным образом в тех странах региона, где применение смертной казни отличается наибольшей распространенностью и интенсивностью.

Отметим, прежде всего, что к концу XX – началу XXI века, несмотря на значительные темпы экономического роста в целом ряде государств региона, чрезвычайная бедность, дискриминация и грубые нарушения прав человека по-прежнему отягощали жизнь миллионов жителей азиатского континента. Во многих странах возобновлялись или продолжались вооруженные конфликты; под предлогом борьбы с терроризмом правительства ряда стран региона серьезно ограничивали права и свободы граждан. Усилия властей по расширению экономической свободы не были подкреплены необходимыми гарантиями свободы политической – она оставалась весьма ограниченной и имела очевидную тенденцию ко все большему свертыванию. Это особенно заметно в Китае, Вьетнаме и других странах Юго-Восточной Азии, где множество людей жестоко преследовались за выражение своих политических взглядов; преследованиям подвергались не только инакомыслящие, но и люди, использующие Интернет для распространения сведений о состоянии дел в сфере демократических свобод и соблюдения прав человека.

На фоне существенных трудностей в области политики, экономики и общественной безопасности юридическая база, гарантирующая защиту прав человека, в большинстве стран региона оставалась крайне слабой. Юго-Восточная Азия долгие годы была единственным регионом планеты, в котором отсутствовали и до сих пор отсутствуют региональные механизмы обеспечения защиты прав человека. Именно в этом регионе к началу 2000-х годов было меньше всего государств, ратифицировавших Международный пакт о гражданских и политических правах. О многом говорит и тот факт, что уже к 2003 году 18 стран региона подписали соглашения с США о невыдаче Международному уголовному суду американских граждан, обвиняемых в геноциде, преступлениях против человечности и военных преступлениях. В ряде стран по-прежнему широко практиковались пытки, «исчезновение» людей и внесудебные казни.

Глобальная тенденция к повсеместному сужению сферы применения смертной казни стран Юго-Восточной Азии практически не коснулась. За последние 10 лет здесь казнено намного больше людей, чем во всех остальных регионах мира вместе взятых. Особое место в этом ряду традиционно занимали Китай и Сингапур; резко выросло число смертных приговоров во Вьетнаме и Таиланде. В одном Китае, по минимальным оценкам «Международной амнистии», только в 90-х годах было казнено около 18 тыс. человек. В крошечном (по сравнению с Китаем) Сингапуре до последнего времени сохраняется самый высокий индекс казней в расчете на численность населения.

С середины 90-х годов в Юго-Восточной Азии постоянно росло число стран, в которых выносились смертные приговоры. В 1999 году, например, такие приговоры были вынесены в 14 странах региона (казни совершались в 10 странах); в 2001 году – в 15 странах (казни – в 12); в 2002 году – уже в 19 странах этого региона.

По данным Управления ООН по контролю за оборотом наркотиков и предупреждению преступности, страны Юго-Восточной Азии являются крупнейшим производителем опиума и метамфетамина. В Китае, Таиланде, Сингапуре и Вьетнаме в ответ на увеличение масштабов наркоторговли власти все чаще прибегали к применению смертной казни, несмотря на убедительные свидетельства того, что использование этой меры в борьбе с указанными преступлениями себя никак не оправдывает и не дает желаемого эффекта.

В 2000-х годах ситуация в регионе практически не изменилась. Более того, обострение вооруженных конфликтов в северо-восточных районах Индии, в Индонезии, Непале и Таиланде расширило масштабы нарушений права на жизнь и политические свободы. В жертву войны с терроризмом приносились все новые жизни. Коренные народы, мигранты, женщины и дети по-прежнему жили в условиях обнищания, дискриминации и политизации условий предоставления гуманитарной помощи; миллионы людей стали вынужденными переселенцами на территории своих стран.

Во многих странах региона по-прежнему жестоко подавлялось инакомыслие, вводились новые ограничения пользования Интернетом, все шире ограничивалась свобода слова, собраний и объединений. Система правосудия не давала гарантий правовой защиты самых уязвимых групп населения, для которых повседневная реальность связана с тяготами жизни и дискриминации. В ряде стран Юго-Восточной Азии (Филиппины, Индонезия, Таиланд, Индия и др.) вооруженные группировки во время терактов убивали мирное население, не стихали конфликты и вооруженные столкновения на этнической и религиозной почве.

На страны этого региона все большее влияние оказывают процессы глобализации. Китай и Индия, например, в течение последних десяти лет показывали завидные темпы экономического роста и укрепляли экономические взаимосвязи. Однако, несмотря на высокие темпы экономического развития, изменения, связанные с процессами глобализации, пошли на пользу далеко не всем странам региона. Следствием осуществления проектов индустриализации и развития стали массовые перемещения и нарушения прав человека; при этом миллионы людей все еще продолжают жить в нищете, а преимущества, которые приносило экономическое развитие, приходятся лишь на крайне незначительную долю тех, кто обладает лучшим образованием и навыками, кто обеспечен жильем и постоянной работой.

По данным ООН, к 2007 году 28 % населения Индии, например, жило за официальной чертой бедности, в Пакистане – 33 %, а в Бангладеш – 50 % населения.

Сохраняющийся разрыв в уровне жизни в городах и сельской местности наглядно показывает, что общее позитивное влияние экономического развития до сих пор не коснулось сельского населения стран Юго-Восточной Азии, где почти повсеместно наблюдается рост безработицы, нищеты, болезней и суицида. В Китае, например, огромному количеству людей удалось выйти из нищеты, но в то же время шокирующий разрыв между уровнем жизни в городах и на селе сохраняется. В 2006 году доходы городского населения в четыре раза превышали заработок сельских жителей. Несмотря на ужасающие условия труда и техники безопасности, в которых трудятся миллионы городских рабочих, продолжительность жизни в урбанизированных районах КНР на 10–15 лет выше, чем среди жителей сельской местности.

Экономическое развитие стран региона вселяло большие надежды, однако оно, как уже отмечалось, так и не улучшило жизнь обездоленных слоев населения, в наибольшей мере подверженных дискриминации, – в особенности этнических меньшинств и женщин, – ибо неравенство, укоренившееся не только в общественном сознании, но и в самих основах общества, сохраняется. От глобализации процесса создания материальных благ выиграло, как отмечалось, лишь весьма ограниченное число людей, в то время как огромное множество жителей региона по-прежнему пребывает в условиях нищеты, не имея возможности получить медицинское обслуживание, жилье и образование.

В ряде стран региона по-прежнему не стихают конфликты на этнической почве. В северных районах Индии и южных районах Таиланда, населенных в основном мусульманами, насилие приняло особенно широкий размах. Вооруженные группировки взрывали бомбы, обезглавливали и расстреливали мирных жителей, монахов, учителей и сотрудников правоохранительных органов. Тех, кто пытался им противодействовать, ждала жестокая расправа.

Война с терроризмом продолжает уносить человеческие жизни почти во всех странах Юго-Восточной Азии; она связана и с многочисленными нарушениями прав человека. В том же Таиланде в соответствии с Законом о чрезвычайном положении сотни людей задерживались в произвольном порядке без предъявления обвинения и передачи дела в суд, им отказывалось в помощи адвокатов, многих подвергали пыткам и жестокому обращению. Такая же ситуация сложилась в ряде штатов Индии, в Пакистане, Индонезии и других странах.

Таков в самых общих чертах тот социально-экономический фон, на котором приходится рассматривать уголовную политику и практику применения наказания в абсолютном большинстве стран региона. Что же касается применения смертной казни, то, несмотря на ее отмену в некоторых странах в начале 2000-х годов, Юго-Восточная Азия по-прежнему остается мировым лидером по числу смертных приговоров и по числу казней.

В 2001–2009 годах эту меру наказания применяли 26 стран региона, в том числе Китай, Афганистан, Индия, Монголия, Япония, Таиланд, Пакистан, Вьетнам, КНДР, Сингапур. В Китае, на долю которого в последние 10 лет приходится в среднем 76 % всех зафиксированных в мире казней и 70 % всех смертных приговоров, механизмы защиты прав обвиняемых до самого последнего времени практически отсутствовали; в силу этого многих людей казнили в результате поспешных и несправедливых судебных разбирательств.

Сегодня страны этого региона по-прежнему в хвосте глобального движения, держащего курс на отмену смертной казни. Только Филиппины в 2006 году отказались от применения этой меры наказания; на том же пути и Южная Корея, которая de facto сохраняет мораторий на проведение казней (показательно, что здесь решение о моратории и законопроект об отмене смертной казни поддержали обе партии – и правящая, и оппозиционная).

Используемое в работе региональное деление стран, применяющих смертную казнь, как отмечалось, в известной мере условно. Оно не подразумевает анализы правоприменительной практики каждой из многочисленных стран региона – здесь рассматривается лишь ситуация в странах, где сложились самые неблагоприятные тенденции, наибольшая распространенность и интенсивность применения смертной казни.

Развивающийся чрезвычайно быстрыми темпами Китай во всем мире вызывает понятный и все более растущий интерес. Несмотря на глобальные потрясения, которые принес конец 90-х годов, на все трудности огромной страны с переходной экономикой и перешагнувшим за миллиард населением, КНР к началу XXI века превратилась в одну из самых влиятельных и мощных мировых держав. Помимо очевидной политической стабильности и последовательного роста экономики, самые последние успехи Китая связаны с возвратом высокоразвитых Гонконга и Макао, со вступлением в ВТО, с запуском первого пилотируемого космического корабля, внушительной победой в борьбе за право проведения летних Олимпийских игр 2008 года и ЭКСПО-2010, а также с другими достижениями, значительно преобразившими страну.

Важную роль в обеспечении политики реформ и укрепления правопорядка в КНР играет и уголовное законодательство, развитие и обновление которого в целом идет в соответствии с изменениями реалий политической и экономической жизни. Отражением такого реформирования уголовного закона явилось принятие 14 марта 1997 года новой редакции Уголовного кодекса КНР, а также последующее принятие Постоянным комитетом Всекитайского собрания народных представителей (ПК ВСНП) целого ряда дополнений и поправок к новому УК.

В контексте настоящей работы наибольший интерес представляют те существенные изменения в УК КНР 1997 года, а также в новой редакции УПК КНР (вступившего в силу 1 января 1997 года), которые связаны с регулированием порядка назначения и исполнения наказания в виде смертной казни. В Общей части УК этому институту уголовного права, занимающему особое место в системе наказаний и играющему важную политическую и воспитательную роль, посвящены четыре статьи (ст. 48–51 УК).

В ст. 48 УК КНР установлено, что смертная казнь может применяться только к лицам, «совершившим тягчайшие преступления» и достигшим к моменту совершения преступления полных 18 лет. Новый УК исключил возможность применения этой меры не только к несовершеннолетним, но и к женщинам, находящимся к моменту судебного разбирательства в состоянии беременности. Для сравнения заметим, что ранее действовавший УК 1979 года (ст. 44) допускал возможность вынесения смертного приговора за особо тяжкие преступления лицам, достигшим возраста 16–18 лет.

Изменения затронули и порядок (способ) приведения смертных приговоров в исполнение. В УК 1979 года (ст. 45) в качестве такового назывался расстрел. Новое уголовно-процессуальное законодательство КНР добавило к расстрелу введение смертельной инъекции. Установлены также новые правила защиты по делам, наказуемым смертной казнью (ст. 34); предусмотрены автоматический порядок пересмотра смертных приговоров (ст. 210 УПК) и публикация в печати сообщения о приведении таких приговоров в исполнение (ч. 2 ст. 212 УПК).

Действующее уголовное законодательство КНР, как и прежде, предусматривает весьма широкий спектр возможного применения смертной казни, причем в количественных оценках разных авторов можно отметить существенные расхождения (называются санкции от 60 до 80 статей Особенной части УК). Это означает, что сфера возможного применения санкции в виде смертной казни практически почти не изменилась, все еще является весьма обширной, а с учетом последующих изменений и дополнений к УК составляет почти четверть статей Особенной части.

УК 1997 года (ст. 48) сохранил принципиально важную норму ранее действующего законодательства, согласно которой возможна отсрочка исполнения смертного приговора сроком на два года, если суд придет к выводу, что в немедленном приведении такого приговора в исполнение нет необходимости. Эта система существует в Китае с 1949 года. В период отсрочки исполнения смертного приговора осужденные заняты обязательным трудом; если их поведение в этот период свидетельствовало о «раскаянии», приговор, согласно ст. 46 УК 1979 года, заменялся лишением свободы на определенный срок.

Статья 50 УК КНР 1997 года более четко, чем прежде, определяет порядок и основания исполнения приговора после истечения двухлетней отсрочки. В качестве такого основания закон, в отличие от прежнего УК, требует, чтобы лицо, которому была предоставлена отсрочка, не совершило в этот двухлетний период умышленное преступление. При совершении нового умышленного преступления Верховный народный суд КНР дает санкцию на приведение смертного приговора в исполнение.

В случае серьезного искупления вины и реальных заслуг смертная казнь после истечения отсрочки исполнения приговора может быть заменена на лишение свободы на срок от 15 до 20 лет. Согласно ст. 51 УК, срок отсрочки исполнения смертного приговора исчисляется со дня его вынесения, а при замене смертной казни на лишение свободы – со дня истечения отсрочки исполнения такого приговора.

Дела обвиняемых в совершении преступлений, наказуемых смертной казнью, могут рассматриваться Промежуточными народными судами или Высокими народными судами по первой инстанции. Все смертные приговоры подлежат утверждению Верховным народным судом КНР, кроме тех, которые вынесены им самим. Обвиняемые имеют право на одну апелляцию. Если осужденный не подает апелляцию, закон предусматривает обязательную проверку дела вышестоящим судом. Что же касается применения отсрочки исполнения смертного приговора, то такие решения могут выноситься только судами высшей ступени либо подлежать утверждению в вышестоящих судах. Таковы основные положения уголовного и уголовно-процессуального закона, регулирующие основания и порядок применения смертной казни.

Наибольшее число статей, по которым возможно применение смертной казни, приходится на главу 3 «Преступления против социалистического рыночного экономического порядка» – здесь их 20; затем следуют глава 6 УК «Преступления против общественного порядка и порядка управления» (13 статей); глава 4 «Преступления против прав личности и демократических прав граждан» (11 статей); глава 10 «Преступления военнослужащих против воинского долга» (11 статей); глава 1 «Преступления против государственной безопасности» (9 статей). При этом практически все исследователи отмечают, что ныне таких санкций в процентном отношении по сравнению с ранее действовавшим законодательством стало «несколько меньше».

В главе 4 Особенной части УК обращают на себя внимание наиболее широкая возможность применения высшей меры наказания при совершении преступлений против прав личности и демократических прав граждан. Несмотря на то, что таких статей в этой главе 11, т. е. меньше, чем в 3-й и в 6-й главах Особенной части, однако здесь смертная казнь предусмотрена в санкциях каждой третьей статьи. Такая мера наказания грозит лицам, виновным в умышленном убийстве (ст. 232 УК); в умышленном причинении вреда здоровью другого человека при особо тяжких последствиях (ст. 234); изнасиловании женщины или половом сношении с несовершеннолетней, не достигшей 14 лет (ст. 236), и т. д. Кстати, в ст. 234 УК названы квалифицирующие признаки, при которых возможно применение смертной казни. К их числу закон относит: изнасилование нескольких женщин, половое сношение с несколькими несовершеннолетними; публичное изнасилование в общественном месте; поочередное изнасилование, совершенное двумя и более лицами; причинение потерпевшей тяжкого телесного повреждения, смерти или других тяжких последствий.

В соответствии с новыми криминологическими реалиями ст. 239 УК устанавливает суровые меры ответственности – вплоть до смертной казни – за захват заложников, а ст. 240 УК – за похищение или обман в целях продажи женщины или ребенка. В последнем случае для применения смертной казни необходимо наличие одной из предусмотренных в этой статье конкретных ситуаций: руководство такого рода преступной группой; похищение, обман с целью продажи женщин, детей в количестве трех человек и более; половое сношение с похищенной, обманутой в целях продажи женщиной; принуждение похищенной к занятию проституцией либо продажа ее другому лицу для занятия проституцией; похищение малолетнего в целях продажи; продажа женщины или ребенка за границу, а также наличие иных подобных ситуаций.

Уголовное законодательство КНР устанавливает наиболее строгие меры наказания за контрабанду, торговлю, перевозку и производство наркотиков; при этом в ст. 347 УК конкретизируются и виды наркотиков, и объемы их продажи и перевозки, при которых возможно применение смертной казни.

В КНР с самого начала реформирования страны пристальное внимание уделялось борьбе с экономическими преступлениями, наносящими огромный материальный и политический ущерб. Достаточно сказать, что уже вскоре после принятия нового Уголовного кодекса ПК ВСНП в постановлении от 29 декабря 1998 года серьезно ужесточил ответственность за приобретение валюты обманным путем, за утечку валюты и незаконную торговлю иностранной валютой.

Год спустя постановлением ПК ВСНП от 25 декабря 1999 года предусматривалось внесение в УК ряда других существенных поправок, ужесточающих ответственность за экономические преступления. Поэтому не случайно в санкциях 20 статей, ныне предусматривающих ответственность за такого рода преступления, установлена возможность применения высшей меры наказания. Так, в ст. 141 УК предусмотрена смертная казнь за производство, а также сбыт поддельных лекарств, если это повлекло смерть или причинило особо тяжкий вред здоровью людей. В июле 2007 года весь мир обошли кадры телерепортажа, сообщавшие об утверждении смертного приговора и казни министра КНР, ответственного за закупку медицинских препаратов и продовольствия, который был признан виновным в многочисленных злоупотреблениях и взятках.

УК КНР установил также наказание в виде смертной казни за контрабанду товаров в особо крупных размерах (ст. 151, 153); за подделку денег при особо отягчающих обстоятельствах (ст. 170); за различные способы финансового мошенничества в особо крупных размерах и при особо крупном ущербе интересам государства и граждан (ст. 192–195). В последние годы реальность угрозы жесточайших репрессий ощутили многие крупные бизнесмены. В декабре 2009 года к смертной казни была приговорена самая молодая в стране миллионерша У Ин, которую суд г. Цзиньхуа признал виновной в получении обманным путем 384 млн юаней (56 млн долл. США). Используя пирамидальные схемы и обещая высокие проценты, она обманным путем привлекла многомиллионные средства 184 инвесторов, которые использовала на личные нужды и на функционирование собственного холдинга.

К высшей мере наказания в 2010 году приговорен и глава нефтехимического гиганта Sinopec Чэнь Тунхай (с отсрочкой исполнения наказания). В конце 2009 года арестованы самый богатый человек в Китае – Хуан Гуанью, его брат и главный финансист. Как пишет китайская пресса, их дело будет самым громким антиолигархическим процессом в истории КНР.

Особое внимание уделяется борьбе с коррупцией, где позиция властей, судя по многочисленным «громким» судебным процессам, остается непримиримой и последовательно жесткой. В соответствии со ст. 383 и 386 УК к смертной казни могут быть приговорены работники государственных органов, виновные в присвоении (растрате) общественного имущества или в получении взятки на сумму 100 тыс. юаней (14 тыс. долл.). Такие приговоры выносятся довольно часто, невзирая на чины и звания. По оценкам китайских экспертов, потери от коррупции в стране ежегодно составляют 13–17 % ВВП; около 20 % государственного финансирования оседает в карманах чиновников.

Как сообщает «Фачжи Жибао», в 2010 году в КНР к высшей мере наказания приговорены 7 чиновников самого высокого ранга (еще четырех приговорили к пожизненному заключению) за получение взяток в среднем по 10 млн юаней (1,4 млн долл.). Один из них – вице-мэр Пекина Лю Чжихуа; он предоставлял своей любовнице самые выгодные подряды на возведение олимпийских объектов и, кроме того, брал взятки за отвод земельных участков.

Среди целого ряда наиболее скандальных дел о коррупции чиновников высокого ранга следует упомянуть осуждение вице-спикера парламента КНР Чэна Кэцзе, виновного в хищениях в особо крупных размерах и получении взяток на 4,5 млн долл. в те годы, когда он работал губернатором провинции Гуанси. Один из последних смертных приговоров за коррупцию вынесен в декабре 2010 года вице-мэру города Дунин (провинция Шаньдун), который обвинен в получении взяток на сумму более 3 млн долл. и растрату более 2,5 млн долл. В сознание населения КНР все шире внедряется наставление Дэн Сяопина, согласно которому «мягкой рукой с преступностью не повоюешь и социальные уродства не выведешь».

Китай подписал Международный пакт о гражданских и политических правах, но до сих пор не ратифицировал его, не обращая внимания на постоянные призывы ООН и Совета Европы. Как и в США, в КНР перспективы ограничения и, тем более, отмены смертной казни по-прежнему связывают лишь с кардинальным снижением преступности. При этом власти Китая «мало волнуют либеральные рассуждения на Западе о недопустимости применения смертной казни».

Система противодействия преступности в КНР базируется как на специфическом менталитете китайцев, так и на общественно-политической структуре, предусматривающей закрепленные в конституции принципы социально-экономического равенства, всеобщей трудовой занятости и минимальной материальной обеспеченности. Идеология и пропаганда воспитательной политики в КНР – весьма существенные факторы воздействия на преступность. Мощнейший аппарат пропаганды позволяет привлекать к решению общенациональных проблем широкие массы людей. К их числу относится и проблема борьбы с преступностью. Когда в первой половине 90-х годов в развитии криминальной ситуации тревожные тенденции стали особо ощутимыми, в стране развернулась мощная общегосударственная кампания борьбы с преступностью. Проведение такого рода кампаний в КНР – один из основных методов руководства обществом и способ действенного влияния на развитие различных социальных процессов.

В разные годы уголовная политика КНР существенно менялась в зависимости от направленности, характера и масштабов очередной кампании. Поэтому резкие изменения в динамике казней и смертных приговоров в этой стране до середины 90-х годов носили спорадический характер. С 1983 года, например, когда в КНР было введено законодательство, значительно упрощавшее и ускоряющее процесс расследования и судебного разбирательства по делам о преступлениях, наказуемых смертной казнью, оперативность вынесения и исполнения смертных приговоров резко возросли (по многим делам такой разрыв составлял всего несколько дней), что повлекло весьма значительное увеличение числа казней. За первые три года действия этих процедур, по данным «Международной амнистии», было зафиксировано 10 тыс. казней.

В 1987–1989 годах число казней (а скорее, объем поступающих о них сообщений) заметно снизилось; в 1987 году, например, подтвержденными оказались сообщения лишь о 132 казнях. (В случае достоверности этой информации, можно было бы говорить о минимальном числе казней за всю историю КНР.) Однако в последующие годы число казней и смертных приговоров постоянно увеличивалось.

Середина 90-х годов – одна из самых мрачных страниц в истории правосудия в Китайской Народной Республике. В мае 1996 года руководство КНР предприняло широкомасштабную кампанию против убийц и насильников, грабителей и наркоманов, получившую название «жестокий удар» («Strike Hard»). Эта кампания замышлялась в первую очередь против резко возросших в стране масштабов и распространенности насильственных преступлений, а также против набравшей силу организованной преступности, однако в ее сети попало огромное число людей, виновных в ненасильственных и куда менее опасных преступлениях. Массовые и публичные казни устраивались как одно из мероприятий по случаю праздников, и именно в такие дни чаще выносились смертные приговоры. Апелляции осужденных удовлетворялись крайне редко, и такие приговоры быстро приводились в исполнение.

Из табл. 1 видно, что первый же год этой кампании дал пиковые показатели казней и смертных приговоров за все последующие годы. Более того, показатели 1996 года до сих пор остаются рекордными и по «вкладу» Китая в мировую статистику применения смертной казни (независимо от полноты и достоверности данных, тщательно скрываемых властями). Так или иначе, в 1996 году этот «вклад», как видно из табл. 2, составил 85,8 % от общего числа зарегистрированных в мире смертных приговоров и 92,2 % от общего числа всех казней. В дальнейшем эти показатели значительно снизились.

В последующие пять лет, до 2001 года, масштабы применения смертной казни в КНР, судя по опубликованным данным, стали заметно снижаться. В 1998 году, например, доля смертных приговоров в КНР в общем числе зафиксированных «Международной амнистией» смертных приговоров во всем мире оказалась минимальной за 1996–2006 годы – она составила 42,4 %. По тем же данным, число казней в стране с 1996 по 2000 год снизилось в четыре раза. И все же за 90-е годы в Китае, даже по самым минимальным оценкам, было казнено около 18 тыс. человек.

Разумеется, здесь приводятся лишь данные, зафиксированные правозащитными организациями, хотя, по мнению экспертов, данные о казнях в КНР за 1996–2000 годы занижены в три-четыре раза. Такие оценки, скорее всего, справедливы; иногда это подтверждают и высокопоставленные китайские официальные лица, не называющие своего имени. Понятно, что вовсе не случайно данные о применении смертной казни составляют в Китае государственную тайну, несмотря на то, что ч. 2 ст. 212 УПК КНР предусматривает обязательную публикацию сообщений об исполнении смертного приговора.

На пороге XXI века уголовная политика в Китайской Народной Республике, по мнению зарубежных исследователей, становится менее противоречивой и более последовательной. Считается даже, что в Китае в конце XX века «формируется новая юридическая культура, аккумулирующая наследие мировой юридической мысли». Поэтому доктрина уголовной политики, якобы, все больше отходит от шараханий между «замшевой перчаткой» и «железной рукой». При всех недостатках новой уголовно-политической доктрины КНР основная тенденция и перспектива ее реализации, по мнению Р. Худа, может быть охарактеризована как растущее восприятие аболиционистской идеи.

Эти выводы представляются излишне оптимистичными, тем более что они, как и все другие оценки положения дел в этой сфере в КНР, основаны на далеко не полных и фрагментарных данных, подлинная реальность которых должна кардинально изменить такого рода суждения. Но если даже представить, что данные, публикуемые «Международной амнистией», абсолютно достоверны, то тенденции и особенно перспективы применения смертной казни следует, по нашему убеждению, связывать не с «растущим восприятием аболиционистских идей», а с куда более прагматичными и, прежде всего, с политическими соображениями, которые диктуются не столько изменениями в криминологической ситуации, сколько развитием ситуации в экономике страны, ее ролью и местом в мире в период глобальных экономических и политических изменений. Тем более, что даже публикуемая ООН, «Международной амнистией» и другими организациями далеко не полная статистика применения смертной казни в 2001–2008 годах никак не свидетельствует о росте аболиционистских настроений в КНР.

Рис. 1. Динамика смертных приговоров в КНР в 1996–2008 гг.

Динамика смертных приговоров в КНР, представленная на рис. 1, показывает, что оценки зарубежных экспертов, касающиеся эффективности борьбы с преступностью и перспектив либерализации уголовной политики в Китае, оказались преувеличенными и явно преждевременными. Даже в год проведения Олимпиады (2008 г.) в стране было вынесено рекордное за последние 12 лет число смертных приговоров (7 тыс.), в несколько раз превышающее показатели предыдущих лет. Впрочем, одновременно следует иметь в виду, что столь значительный разброс, скорее всего, указывает на явную неполноту и сокрытость данных судебной практики за предыдущие годы.

Об этом же не менее убедительно свидетельствует и практика приведения смертных приговоров в исполнение. Графическое изображение обеих сторон практики применения смертной казни облегчает восприятие не только ее спорадического характера, но и «пиковых» показателей разных периодов современной истории КНР (см. рис. 2).

Рис. 2. Динамика казней в КНР в 1991–2008 гг.

Как видно, с «шараханьями» в деле применения репрессии вовсе не было покончено. Скорее, наоборот, власти КНР по-прежнему привержены политике проведения крупномасштабных кампаний, которые если и чуть стихают, то лишь для того, чтобы вспыхнуть с еще большей силой. Это подтверждает и хронологический анализ даже той скудной информации, которая просачивается из страны благодаря усилиям национальных и международных правозащитных организаций.

Начавшаяся весной 2001 года кампания «жестокого удара» (иногда ее еще называют «решительным» или «сокрушительным ударом») была продлена еще на год. Результаты применения смертной казни в ходе этой кампании в 2001 году говорят за себя сами – по данным «Международной амнистии», в стране только с апреля до начала июля казнили 1781 осужденного и было вынесено 2960 смертных приговоров. А всего за 2001 год было вынесено 4015 смертных приговоров и казнено 2468 осужденных к смертной казни. При этом многие казненные не совершали насильственных преступлений, борьба с которыми была объявлена основной целью «жестокого удара». Многие из них были осуждены за растрату, уклонение от налогов, мошенничество, взятки, торговлю некачественными товарами, сутенерство, сбыт наркотиков и т. п.

Несмотря на резкое усиление репрессии, преступность в стране, по признанию китайских властей, выросла по сравнению с показателями 1999 года на 50 %. Этот важный статистический факт еще раз доказывает, что экспансия казней сама по себе не может снизить уровень преступности.

Заметное снижение публикуемых показателей применения смертной казни в 2002 году особого доверия не вызывает; оно противоречит логике кампании «жестокого удара» и потому свидетельствует лишь о более эффективных усилиях властей по сокрытию реальной информации о положении вещей, а не о принципиальном изменении тенденции. Оно противоречит, далее, и фактической стороне дела, ибо продолжающаяся кампания по усилению репрессий особенно заметно активизировалась именно в 2002 году, перед приближающимся 16-м съездом Компартии Китая. Этот вывод подтверждается и резким ростом числа смертных приговоров, вынесенных судами КНР в последующий период – в 2004–2006 годах, а также явно несопоставимыми данными о числе казней – особенно в 2003 и 2004 годах.

В начале 2000-х годов в Цзиньцзянь (Уйгурский автономный округ) кампания против организованной преступности распространилась также на многих людей, поспешно обвиненных в «этническом сепаратизме», «терроризме» и «религиозном экстремизме», а также на членов духовного движения «Фалун Гонг».

С начала 2001 года были введены дополнительные правила для контроля за доступом в Интернет; согласно этим правилам, смертная казнь могла быть назначена тем, кто «приносит особо опасный вред» путем предоставления государственной тайны иностранным организациям и лицам посредством Интернета. В январе 2002 года министр информационной промышленности объявил о новых правилах, по которым компании, предоставляющие интернет-услуги, должны более тщательно следить за использованием сети их клиентами. В ноябре того же года вступили в силу новые правила Министерства культуры, еще больше ограничивающие доступ к Интернету, в том числе ограничивающие деятельность интернет-кафе.

Опасность более вероятного применения смертной казни за преступления, ранее наказуемые лишением свободы, особенно возросла накануне ноябрьского съезда Компартии КНР. Смертная казнь в этот период применялась особенно широко, а приговоры часто приводились в исполнение буквально через несколько часов после их оглашения.

В декабре 2002 года были приняты «антитеррористические» поправки к Уголовному кодексу, расширившие сферу применения смертной казни. Сколь-либо четкого определения террористической деятельности и террористических организаций эти поправки не содержали, что вызывало обеспокоенность людей тем, что такие поправки вполне могут быть использованы властями для подавления права на свободу объединений и другие свободы. Вообще, в КНР до сих пор, по сути дела, ни в законодательстве, ни в правоприменительной практике не проводится различий между терроризмом и сепаратизмом. Это, похоже, сознательная политика, вполне устраивающая власть.

Последующие события подтвердили обоснованность опасений и обеспокоенности многих людей. Обвиняемым в «политических» преступлениях отказывали в надлежащих правовых процедурах, их нередко подвергали пыткам и издевательствам. Решения по этим делам власти, как правило, принимали до суда, который обычно проходил в закрытом режиме, а процедура апелляции сводилась к формальности.

В 2001–2002 годах особенно возросло применение двух видов системы «административного задержания». По данным «Международной амнистии», по первому из них – «задержание и выдворение» (он предусматривал задержание на срок до четырех лет без предъявления обвинения и суда) – в 2002 году было задержано более миллиона людей, включая мигрантов и бездомных детей; еще около 310 тыс. человек – по второму варианту – находились в лагерях «для перевоспитания трудом» (в 2001 г. – 260 тыс. человек).

Активное использование этих двух систем административного задержания в известной мере объясняет удивительный для европейских экспертов низкий уровень применения в КНР лишения свободы, который никак не коррелируется со столь высокой распространенностью смертной казни. В самом деле, в расчете на 100 тыс. населения в КНР в конце 90-х годов и начале XXI века стабильно приходится не более 100 заключенных, что в 6–7 раз ниже соответствующих показателей в США и России и приближается к показателям применения лишения свободы в ФРГ, Австрии, Англии и Испании. Такое соотношение сохраняется и сегодня, когда на 1,2 млрд населения приходится 1,5 млн осужденных к лишению свободы.

В то же время данные о применении лишения свободы в КНР выгодно отличаются от соответствующих показателей в ряде стран Восточной Европы и Центральной Азии. В Румынии, например, на 100 тыс. населения приходится 193 осужденных к лишению свободы, в Польше и Чехии – 160, в Венгрии – 125, а в Украине – 345. На этот парадоксальный факт не раз указывалось и в обзорах Организации Объединенных Наций и публикациях зарубежных ученых.

Новое руководство, возглавляемое председателем КНР Ху Цзиньтао, осуществило ряд реформ в сфере применения административно-правовых санкций, в том числе запретило применение практики административного «задержания и выдворения». Однако эти реформы не устранили глубинные недостатки административной системы, которые вели к безнаказанным нарушениям прав человека.

Что же касается статистики применения смертной казни в 2003 году, то к ней полностью применимо сказанное в отношении показателей предыдущего года – некоторое снижение числа смертных приговоров (с 1921 до 1639) и числа казней (с 1060 до 726), скорее всего, является результатом роста неполноты информации, на что постоянно обращается внимание в документах «Международной амнистии». В этом отношении показательно, что еще в начале 2003 года власти провинции Юньнань приобрели 18 передвижных камер для казни осужденных путем летальной инъекции (как отмечается в отчете «Международной амнистии» за 2003 год, «с целью снижения затрат и повышения эффективности исполнения смертных приговоров»).

Кроме того, расширенные толкования уголовного закона, принятые Верховным судом КНР в мае и сентябре 2003 года, распространили возможность применения смертной казни, соответственно, на лиц, страдающих атипичной пневмонией, если они намеренно разносили инфекцию, а также на лиц, вовлеченных в незаконное производство, сбыт и хранение определенных объемов токсичных химикатов.

На фоне роста сообщений о масштабных нарушениях права на здоровье и медицинскую помощь февральская эпидемия атипичной пневмонии (SARS) вынудила правительство к большей прозрачности своей деятельности. В октябре 2003 года китайские власти впервые официально признали, что в стране насчитывается 840 тыс. ВИЧ-инфицированных и еще около 80 тыс. – больных СПИДом, хотя, по мнению правозащитных организаций, реальные цифры намного превышали показатели, названные властями.

Очевидную неполноту данных за 2003 год подтверждают и резко возросшие показатели применения смертной казни в 2004 году, когда было вынесено свыше 6000 смертных приговоров и казнено «по меньшей мере» 3400 человек – итог, сопоставимый лишь с максимальными показателями 1996 года. К сказанному следует добавить, что в 2004 году доля КНР по отношению к общему числу смертных приговоров, вынесенных во всем мире, стала самой высокой за 1996–2006 годы (83,8 %), а по числу казней (89,5 %) почти такой же, как в 1996 году. Отмечая, что «реальные цифры намного превосходят указанные», «Международная амнистия» приводит сделанное в марте 2004 года заявление одного из депутатов Национального народного конгресса о том, что в КНР ежегодно казнят порядка 10 тыс. осужденных.

В 2004 году власти Китайской Народной Республики, как уже отмечалось, предприняли ряд мер с целью укрепления законности в деятельности правоохранительных органов (в частности, началась работа по пресечению пыток в полиции) и повышения внимания к правам человека. В принятой в марте этого года поправке к Конституции КНР прямо говорилось, что «государство уважает и защищает права человека». Принятые в этом направлении меры были связаны, с одной стороны, с усилившимся давлением международной общественности, а с другой – с необходимостью существенного изменения имиджа страны, поскольку борьба за право проведения Олимпийских игр 2008 года вступала в финальную стадию.

Однако в практическом плане реализации указанных мер препятствовало отсутствие институциональных изменений. Так, например, власти КНР официально объявили о намерении реформировать систему административного задержания с целью «трудового перевоспитания», которая, как уже отмечалось, позволяла задерживать сотни тысяч людей на срок до четырех лет без предъявления обвинений и передачи дела в суд. Тем не менее масштабы и временные рамки такой реформы оставались неясными.

В 2005 году число смертных приговоров по сравнению с 2004 годом заметно сократилось (с 6000 до 3900), а число казней, по данным «Международной амнистии», снизилось наполовину (с 3400 до 1770). В этот период в китайской прессе впервые стали приводиться сообщения о случаях судебных ошибок при вынесении смертных приговоров, что вызвало серьезную озабоченность общественности и усилило импульс к проведению необходимых реформ. Не случайно 27 сентября 2005 года представитель Верховного суда КНР сообщил, что для пересмотра таких приговоров при Верховном суде создаются три дополнительных отделения и, «как ожидается, это позволит снизить число казней на 30 %».

В большинстве районов страны кампания «жестокого удара», похоже, пошла на убыль, однако в ЦУАР, где проживает уйгурское этническое меньшинство, она, наоборот, возобновилась с новой силой; ее целью было объявлено искоренение сепаратизма, терроризма и религиозного экстремизма. В результате репрессий нарушались права граждан, уничтожалась уйгурская культура и язык, закрывались мечети, арестовывались имамы, запрещался выход изданий на уйгурском языке.

В 2006 году ситуация практически повторилась – число смертных приговоров снизилось с 3900 до 2790, а число зафиксированных казней – с 1770 до 1010. Комментируя эти данные, «Международная амнистия» в своем отчете заметила, что, по-видимому, речь идет лишь о верхушке айсберга, ибо, по данным некоторых экспертов, число казней в КНР в этот период составляло 7500–8000. Оснований для такого утверждения, действительно, хватает – открытость и искренность никогда не были свойствами национального характера китайцев и, тем более, никогда не отличали политику и правоприменительную практику КНР. Другое дело, что наметившаяся в 2005–2006 годах тенденция к снижению числа смертных приговоров, вероятно, близка к реальной, ибо статус столицы Олимпиады обязывал, как отмечалось, заботиться об имидже страны и вносить определенные коррективы в правоприменительную практику, в том числе и, может быть, в первую очередь, в практику применения смертной казни.

Именно на такой тенденции настаивают и китайские власти. В начале июня 2007 года официальный представитель Верховного народного суда КНР сообщил, что в 2006 году впервые за последние 10 лет вынесено самое низкое число смертных приговоров и, по его мнению, тенденция к снижению числа таких приговоров продолжится и в последующие годы. Китайские средства массовой информации, ссылаясь на заявления властей, сообщили также, что за первые месяцы 2007 года суды первой инстанции вынесли смертных приговоров на 10 % меньше, чем за тот же период 2006 года. Считается, что такое снижение вызвано новым порядком контроля за вынесением смертных приговоров и их пересмотром Верховным судом КНР, который вызван растущими опасениями по поводу судебных ошибок и необоснованного применения высшей меры.

Так, в начале сентября 2007 года заместитель председателя Верховного суда КНР Янг Хингчанг в заявлении для печати сообщил: «За период с января по июль 2007 года Верховный суд отказался утвердить довольно большое число вынесенных смертных приговоров. Если бы не было такого рода окончательных постановлений, смертные приговоры были бы приведены в исполнение».

Действительно, в 2007 году, по данным «Международной амнистии», в КНР было вынесено «всего» 1860 смертных приговоров. Однако уже в 2008 году, несмотря на проведение Олимпиады, отмеченная только что тенденция была резко нарушена – суды КНР вынесли смертных приговоров почти в три раза больше, чем в 2006 году и почти в четыре раза больше, чем в 2007 году (7003).

С начала 80-х годов в Китае получала все более широкое распространение практика торговли человеческими органами, взятыми у казненных осужденных в целях последующей трансплантации. Западные средства массовой информации приводят ужасающие подробности этой практики, возведенной в ранг все более хорошо организованного, секретного и высокодоходного бизнеса. Международные правозащитные организации собрали множество свидетельств очевидцев и статистических данных, говорящих о том, что за последние 30 лет в КНР создана целая индустрия торговли человеческими органами смертников. Недостатка в покупателях нет и не предвидится, а «сырья» у этой индустрии в избытке, поскольку в стране ежегодно совершаются тысячи казней.

Китайская индустрия трансплантации создавалась десятилетиями, но с середины 90-х годов она стала развиваться особенно быстрыми темпами. Еще 20 лет назад китайские медики часто терпели неудачи в попытках перенять созданные на Западе технологии пересадки сердца, почки, печени и других органов. Приговоренных к смертной казни специально подолгу содержали в камерах смертников, хорошо кормили, следили за их здоровьем, одновременно подыскивая покупателей на их органы. Однако такие сложные операции требовали высокой квалификации и подготовки медицинского персонала, совершенной медицинской техники и методик предотвращения отторжения организмом чужих органов. Всего этого в Китае тогда не было, хотя уже имелись оригинальные методики сохранения в надлежащем состоянии органов, удаленных у доноров.

Вот одно из описаний этой процедуры:

С середины 80-х годов, когда в Китай попал препарат «циклоспарин-А», подавляющий реакцию отторжения чужеродных органов, прогресс в этом бизнесе пошел семимильными шагами – процент успешно перенесших операцию, например, по пересадке почки к 1987 году вырос с 50 до 80 %, а к 1991 году этот показатель составил 90 %.

Уже в начале 90-х годов, получив поддержку в рамках общенациональной программы подготовки хирургов, более 100 китайских больниц предлагали услуги по трансплантации органов богатым пациентам со всего мира; уже в этот период ежегодно проводятся до 3 тыс. трансплантаций, чаще всего почек и роговицы глаза. По свидетельствам международных медицинских и правозащитных организаций, казни давали медикам до 90 % всех трансплантантов.

Китайские трансплантологические клиники в эти годы тщательно разрабатывают стратегию доходного бизнеса. У каждой больницы есть не афишируемая, но весьма эффективная сеть врачей-консультантов в странах Юго-Восточной Азии, которые ведут поиск и подбор богатых пациентов. Все эти клиники являются государственными учреждениями и принадлежат территориальным органам власти или же медицинским учреждениям Китайской народной армии, дополняя ее широко разветвленную коммерческую империю из фабрик, отелей, магазинов и т. п.

Одним из ведущих учреждений такого профиля являлся в тот период Первый военно-медицинский университет в Южном Китае (г. Гуанчжоу). Большинство пациентов прибывают через Гонконг, их встречают лимузины и везут в роскошный госпиталь с американским оборудованием. Здесь 30 одноместных палат для ожидающих трансплантации и 100 – для пациентов, выздоравливающих после операции. За каждую операцию клиника получала 30 тыс. долл. Правозащитная организация «Права человека в Азии» назвала эту систему «бесчеловечным симбиозом медицинской технологии с убийством, освященным авторитетом государства».

По сложившейся традиции камеры смертников пустеют накануне главных государственных праздников – Нового года по лунному календарю, выпадающему обычно на февраль, и сентябрьского осеннего фестиваля. В эти дни совершаются массовые казни, которым нередко предшествует «парад» приговоренных по главным улицам города. Эта церемония служит наглядной демонстрацией решимости властей покончить с преступностью. В такие дни операционные китайских больниц гудят, как растревоженные ульи. Нередко оборудуются передвижные операционные, которые размещаются в грузовиках и автобусах, припаркованных около места казней. В этих случаях удаление органов начинается немедленно, прямо по дороге в клинику.

После того как в 1996 году китайское законодательство, наряду с расстрелом, узаконило казнь путем смертельной инъекции, работа бизнесменов от трансплантологии значительно упростилась. Традиционная казнь – выстрел в затылок стоящим на коленях осужденным; затем их родственникам предъявлялся к оплате счет «за пулю и обслуживание». (Кстати, родственникам выдаются не тела, а урны с прахом казненных.)

Когда выяснилось, что выстрел в затылок сохранял внутренние органы, но разрушал весьма ценную роговицу глаза, у него нашлось много весьма влиятельных противников – «гуманистов», поддерживающих метод смертельной инъекции. Как рассказал бывший служащий шанхайской тюрьмы, прежние правила проведения казни нарушались и раньше: «Если нужно было сохранить глаза, осужденного убивали выстрелом в сердце. Если же нужно было сердце, стреляли в голову…»

Изменения в правилах проведения казни, отмечает западная печать, послужили новым импульсом к развитию трансплантации китайского образца. На подпольном рынке человеческих органов Китай не одинок, они есть и в Индии, и в Индонезии, и в других странах, но только в Китае органы изымаются у осужденных к смертной казни и только здесь этот бизнес приобрел государственные масштабы. Поэтому Азиатская ассоциация трансплантологов отказалась принять КНР в число своих членов, а всегда крайне сдержанная в оценках Всемирная организация здравоохранения еще в 1997 году заявила: «Несмотря на официальные опровержения, имеются неопровержимые доказательства, что торговля человеческими органами стала в Китае широко распространенной практикой, причем изъятие органов, как правило, совершается без согласия приговоренных к смертной казни или их родственников».

В 1998 году по прибытии в США в ловушку ФБР угодили двое китайских граждан, один из которых – бывший работник прокуратуры. Они изъявили готовность поставлять для трансплантации практически любые человеческие органы. За отдельную плату гарантировали даже выбор доноров (осужденных-смертников) по критериям заказчиков. В ответ на разоблачения в прессе официальный представитель Китая эту информацию опроверг, заявив, что торговля человеческими органами в КНР «преследуется по закону». Правда, тот же представитель признал, что отдельные «детали» из тел казненных разрешается использовать медицинским учреждениям при наличии на то согласия самих жертв или их ближайших родственников.

Идут годы, а сообщения о продолжающейся в Китае практике торговли органами казненных не сходят со страниц мировой прессы. В 2005 году в британской печати, например, сообщалось, что одна из китайских косметических компаний, используя кожу казненных смертников, изготовила уникальные косметические препараты для продажи за рубежом. Прошло еще четыре года, а национальные сайты разных стран до сих пор переполнены сообщениями о широкой практике торговли органами казненных.

Как уже отмечалось, лица, которым в Китае грозит смертная казнь, не получают доступа к справедливой судебной процедуре. Среди многочисленных нарушений международные правозащитные организации называют, прежде всего, отсутствие своевременного доступа к адвокату, отсутствие презумпции невиновности, политическое вмешательство в судопроизводство и нежелание отказаться от использования доказательств, выбитых под пытками.

21 мая 2008 года Министерство юстиции и Верховный Народный суд КНР выпустили совместный документ, содержащий толкование роли адвоката в делах, связанных с назначением высшей меры наказания. В силу этого документа юридические бюро и контролируемые правительством ассоциации адвокатов наделяются полномочиями определять ход дел, которые могут привести к вынесению смертного приговора. Этот документ, однако, не устраняет противоречий между пересмотренным Законом об адвокатуре (вступил в силу с 1 июня 2008 г.) и уголовно-процессуальным законодательством, регулирующим доступ обвиняемых к адвокату в делах, связанных с государственной тайной. На практике власти КНР продолжают лишать обвиняемых в преступлениях доступа к юридической помощи по соображениям секретности. Напомним еще раз, что сведения о применении смертной казни в КНР сами по себе и относятся к государственным секретам.

18 декабре 2008 года Китай вновь проголосовал против резолюции Генеральной Ассамблеи ООН о введении всемирного моратория на казни; в 2009 году в КНР казнили более тысячи осужденных.

В отличие от Китая, Индия не относится к числу стран, для которых характерна широкая практика применения смертной казни. Наоборот, сфера применения этой меры наказания здесь всегда была весьма ограничена и в законодательстве, и в судебной практике, и в еще большей мере в практике исполнения смертных приговоров. В данном случае избранная последовательность изложения материала определяется ролью и местом Индии в истории развития мировой цивилизации, особенностями ее уникальной культуры и ролью религии, общностью опосредованных воздействием глобализации процессов экономического и социального развития, которые характерны для Индии и Китая, представляющих более 40 % населения планеты.

Индия, как и Китай, в последние 10–12 лет показывает впечатляющие темпы экономического роста. Как и в других странах Юго-Восточной Азии, темпы развития экономики резко опережают развитие многих других сторон общественной жизни. Изменения, связанные с влиянием процессов глобализации, в Индии, как и в других странах региона, далеко не всегда несут позитивный эффект.

В огромной стране осуществление многих проектов индустриализации и развития повлекло за собой массовые перемещения людей, бесчисленные нарушения прав человека на достойные условия жизни, на труд, образование, медицинскую помощь и т. п. Миллионы людей, находившихся в самом неблагоприятном положении, все еще продолжают жить в нищете, а преимущества, которые должно было нести экономическое развитие, приходятся лишь на крайне незначительную часть почти миллиардного населения страны.

Даже сегодня около 30 % населения Индии, как уже отмечалось, живет за официальной чертой бедности. Сохраняющийся разрыв в уровне жизни в городах и сельской местности наглядно показывает, что общее позитивное влияние экономического развития до сих пор не коснулось сельского населения. Несмотря на бурное развитие сети услуг, в стране особенно ощутимо выросла безработица; отчаяние сельских жителей выразилось в значительном росте числа самоубийств. Так, по сообщениям властей Индии, в период с 2003 по 2006 год в стране ежегодно регистрировалось 16 тыс. случаев суицида, а всего за 1997–2006 годы их число составило около 100 тыс.

Экономическое развитие страны, вселявшее большие надежды, не улучшило жизнь обездоленных слоев населения – огромной массы людей, подверженных социальной дискриминации, особенно жизни этнических и религиозных меньшинств. Как уже отмечалось, неравенство, издавна укоренившееся не только в общественном сознании, но и в самих основах общества, сохраняется.

Развитие законодательства Индии и всей системы правоохранительной деятельности идет крайне медленно, а судебная система и вся практика правоприменения отличаются неповоротливостью и консерватизмом. К тому же данные о статистике преступности и применении наказаний на основе Уголовного кодекса 1973 года и целого ряда специальных законов, как и в других странах этого региона, не подлежат публикации.

С середины 70-х годов прошлого века уголовное законодательство ограничивало сферу возможного применения смертной казни, главным образом, такими преступлениями, как убийство политических деятелей, убийство нескольких лиц или разбойное нападение, повлекшее тяжкие последствия, захват заложников и наркоторговля. Кроме традиционных преступлений, наказуемых смертной казнью, Уголовный кодекс Индии содержит и ряд по-своему уникальных составов. К их числу относятся подстрекательство ребенка или психически больного к самоубийству; дача ложных показаний с целью обвинения другого лица в преступлении, наказуемом смертной казнью (эта цель является квалифицирующим признаком).

В восточных цивилизациях вообще и в Индии в особенности проблема самоубийств и подстрекательства к самоубийству имеет свою давнюю историю, традиции и специфику. До сих пор здесь довольно широко распространен древний ритуал сати, означающий самосожжение вдовы на погребальном костре мужа. Ежегодно происходили тысячи таких случаев, что вынудило власти принять в 1987 году Закон о комиссии по предотвращению сати, который установил смертную казнь за подстрекательство вдовы к такому виду ритуального самоубийства.

Верховный суд Индии в последние 20 лет неоднократно рассматривал вопрос о соответствии смертной казни конституции страны, но каждый раз не находил эту меру и способ приведения смертного приговора в исполнение (повешение) противоречащими конституции. Что же касается ограничений в применении смертной казни, то они касаются лишь несовершеннолетних (Закон 1986 года о правосудии по делам несовершеннолетних), беременных женщин и душевнобольных.

Статистику Индии издавна отличал большой разрыв между числом вынесенных судами смертных приговоров и числом казней. В 1991 году из 24 смертных приговоров в исполнение было приведено 4; в 1992 году – 6; в 1993 году – 4; в 1994 – 1, а в 1995 году – 2 приговора. Указанный разрыв во многом был предопределен сложившейся практикой применения помилования «смертников». В 90-х годах президент страны применял эти полномочия к 75–80 % осужденных, заменяя смертную казнь либо пожизненным заключением, либо длительными сроками лишения свободы.

Следует особо отметить, что статистику казней в стране всегда отличала закрытость и недоступность для общественности. Возможно, поэтому о казнях в последующие годы ни в одном из доступных источников не упоминается, хотя известно, что в силу ряда поправок и новых актов законодательство расширило сферу применения смертной казни, предусмотрев эту меру наказания за изнасилование, а также за совершение террористических актов, повлекших гибель людей. Это решение властей вызвало кампанию протеста, в ходе которой в июле 2000 года в Дели была проведена первая национальная конференция противников этой меры наказания.

В 2001 году было вынесено 16 смертных приговоров; в 2002 году к этой мере наказания, по данным «Международной амнистии», было осуждено еще 30 человек; к концу года общее число таких осужденных составляло «минимум 60 человек».

Между тем политическая ситуация в стране оставалась крайне сложной. Права национальных и религиозных меньшинств серьезно ущемлялись, мусульмане все чаще становились объектами нападений и убийств, организованных группами националистов, которым нередко потворствовали государственные структуры. Система уголовного правосудия, страдавшая от недостатка ресурсов, продолжала работать очень медленно, доступ к ней людей из таких социально и экономически изолированных слоев общества, как низшие касты, женщины, религиозные и национальные меньшинства (далитов и адиваси), был крайне затруднен. Службы безопасности продолжали работать в атмосфере безнаказанности за насилие и многочисленные нарушения прав граждан, благодаря нормам, которые были закреплены в законодательстве о безопасности, и политическому покровительству.

В 2002 году началась еще более масштабная эскалация межобщинных конфликтов, в ходе которой погибло несколько тысяч человек. Полиция и индуистские националистические организации жестоко расправлялись с мусульманами и представителями маргинальных слоев населения.

Законодательство о борьбе с терроризмом по-прежнему использовалось для преследования и задержания членов политической оппозиции и этнических меньшинств; положения о превентивном аресте, содержащиеся в законах о безопасности и УПК, широко использовались против политических активистов и правозащитников. В связи с возросшим недовольством населения жестокостью и безнаказанностью полиции начались массовые протесты, которые вели к новым столкновениям с силовыми структурами. Особенно тревожная обстановка сложилась в северных районах Индии, в частности в штатах Джамму и Кашмир, а также в Пенджабе.

В 2003 году судами страны было вынесено 33 смертных приговора, хотя вышестоящие судебные органы, рассматривавшие апелляции осужденных, все чаще выносили постановления о необходимости использования наказания в виде смертной казни «лишь в случаях самых редких из редких». Однако при отсутствии на этот счет более четких указаний варианты толкования указанных рекомендаций судьями тех или иных штатов страны существенно отличались друг от друга.

В 2004 году, по данным «Международной амнистии», к смертной казни были приговорены 23 осужденных. В августе того же года, впервые после 1997 года, в Индии было объявлено о казни одного из осужденных. Им был Дж. Чаттерджи, осужденный за изнасилование и убийство; в ожидании казни он провел 13 лет в камере смертников. Сообщение об этой казни вызвало волну протестов по всей стране, а палач, приводивший в исполнение смертный приговор, публично подал в отставку. Массовые протесты заставили власти смягчить наказания по ранее вынесенным смертным приговорам.

Политическая ситуация в стране постепенно менялась, хотя ущемленные в социальных и экономических правах слои населения, в особенности женщины и религиозные меньшинства, все еще сталкивались с дискриминацией со стороны полиции и системы правосудия. В канун выборов в парламент в повестке дня ряда политических партий наиболее остро стояла проблема обеспечения прав человека. Ключевыми вопросами переговоров между коалиционными партиями в новом правительстве, сформированном «Объединенным прогрессивным альянсом», стали борьба с нищетой в сельских районах страны и отмена реакционных положений Закона о предотвращении терроризма.

В сентябре 2004 года правительство выполнило обещание навести порядок в сфере безопасности во многих населенных пунктах, и этот закон был отменен. Вместе с тем принятые поправки к Закону о предотвращении нелегальной деятельности содержали много общего с Законом о предотвращении терроризма, а определения нелегальной деятельности и наказуемых смертной казнью действий террористического характера были такими расплывчатыми, что оставляли место для весьма вольной интерпретации.

По данным «Международной амнистии», в 2005 году к высшей мере наказания в стране было осуждено не менее 77 человек, хотя сведений о казнях не поступало. Президент Индии Абдул Калам и Главный судья Верховного суда Я. Сейбервал в октябре 2005 года выступили с публичными призывами к отмене смертной казни. Как гражданин, заявил репортерам Главный судья страны, я против смертной казни, а как судья я буду обращаться к этой мере «лишь в случаях редчайших из редких». В том же месяце президент Индии воспользовался предоставленным ему ст. 72 Конституции правом помилования и, несмотря на возражения Кабинета министров, помиловал 50 осужденных к смертной казни. После этого он обратился к парламенту с предложением разработать четкую политику рассмотрения ходатайств о помиловании лиц, приговоренных к высшей мере наказания. К сказанному следует добавить, что к концу года в тюрьмах Индии в ожидании исполнения смертных приговоров содержалось 12 осужденных. В том же году Верховный суд Индии отменил решение Высокого суда штата Мадхья-Прадеш, который два года назад постановил смягчить наказание за изнасилование с 10 лет до 9 месяцев лишения свободы. Как отмечено в решении Верховного суда страны, несоразмерное наказание за изнасилование «является публичным оскорблением общества». В 2006 году, по данным «Международной амнистии», в Индии было вынесено 40 смертных приговоров. Несмотря на отсутствие сообщений о казнях, озабоченность общественности вызывала явная неопределенность ситуации с прошениями о помиловании осужденных к высшей мере наказания. Эта озабоченность особенно возросла после того, как Верховный суд страны постановил, что он вправе пересматривать решения исполнительной власти по применению помилования. Представляется, однако, что в данном случае речь идет не о контроле за такого рода решениями президента страны, а о возможных коллизиях с рекомендациями Кабинета министров, подобными той, что имела место в 2005 году, и в такого рода случаях Верховный суд страны считает необходимым высказать свою позицию.

Несмотря на то, что в 2008 году к смертной казни были осуждены 70 человек, сообщений об исполнении смертных приговоров, как и в последние годы, не поступало. Не случайно «Международная амнистия» назвала Индию (вместе с Южной Кореей и Тайванем) страной, предпринимающей наиболее эффективные шаги к отмене смертной казни.

Сказанное вовсе не означает, что действующий порядок и практику применения смертной казни в этой огромной стране следует оценивать однозначно. Наоборот, проведенное в 2008 году первое крупное исследование судебных решений по делам, наказуемым смертной казнью, показало, что судьба смертников представляет собой лотерею, что система такого рода решений страдает многочисленными и очень серьезными недостатками. Это исследование выделяет проблему нарушений закона и процессуальных норм, а также произвольность и непоследовательность в ходе расследования, судебного разбирательства, при вынесении приговора и его обжаловании. Оно также показало, что смертная казнь применяется несоразмерным образом в отношении представителей этнических меньшинств, бедных слоев населения и других социально незащищенных групп.

Сегодня Сингапур – страна-город с 4,5-миллионным населением, с прозрачной и весьма эффективной рыночной системой экономики, включающей в себя – за счет высокой доли государственных предприятий – элементы социалистического общественного строя, В первую очередь это проявляется в образовании, жилищном обеспечении граждан (85 % населения живет в государственных домах, но при этом платит чрезвычайно низкие налоги), в удобной и весьма эффективной системе общественного транспорта.

Сингапур – воплощенная оруэлловская антиутопия о мрачном мире тотального контроля. Город напичкан видеокамерами, видеонаблюдение за поведением людей, действительно, носит тотальный характер, на помощь ему привлекаются и другие достижения технического прогресса. Простейший пример – срабатывание сигнализации колокольчика в автомобиле, превышающем скорость. Жители Сингапура согласились жить в государстве с «колокольчиками» в обмен на порядок и уникальную чистоту (на улицах ни окурка, ни фантика; за выбрасывание мусора или курение в общественных местах – штраф в 1000 сингапурских долл.). Они организованны и чрезвычайно правопослушны, иначе – беспорядок и коррупция.

Долгие годы правительство имеет высокую репутацию в стране и за рубежом – не зря Сингапур входит в десятку наименее коррумпированных стран мира и с большим отрывом лидирует по этому показателю среди всех стран Азии.

Сингапур – вторая страна в мире по плотности населения; только за 2001–2006 годы население страны выросло на 1,5 млн человек. В этом многонациональном государстве любое проявление национальной розни считается преступлением и строго карается.

Сингапуру, как уже отмечалось, удалось успешно сочетать демократическую политическую систему с тотальным полицейским контролем, основанным на достижениях технического прогресса. В целях предупреждения и пресечения правонарушений территория страны полностью покрыта сплошной сетью видеокамер, которая обеспечивает тотальное полицейское наблюдение и немедленное принятие соответствующих оперативных мер.

За счет неотвратимости суровых мер наказания на протяжении многих лет уровень преступности в стране – один из самых низких на всем Азиатском континенте. Это трудно представить, но факт есть факт: основную часть зарегистрированной преступности в стране 4,5 млн населения составляют 500 краж в год!

Более чем за 30 видов преступлений здесь предусмотрено обязательное наказание палочными ударами (их число в каждом конкретном случае определяет суд). К таким преступлениям, прежде всего, относятся изнасилование, вооруженный грабеж, перевозка или торговля наркотиками в незначительном объеме, вандализм, незаконный въезд в страну и др. Причем палочному наказанию подвергаются и несовершеннолетние, если суд признает, что они «не подлежат воспитательному воздействию». Кроме того, в стране действует весьма эффективная система значительных по размерам штрафов даже за менее опасные правонарушения (например, за курение в общественных местах).

Смертная казнь в Сингапуре применялась в колониальный период и сохранилась с тех пор, как в 1965 году страна стала независимой республикой. По законам Сингапура, смертная казнь может быть назначена за совершение семи преступлений, в том числе как обязательная мера наказания – за четыре преступления (убийство, государственная измена, перевозка и наркоторговля, а также за преступления, связанные с незаконным оборотом огнестрельного оружия).

Ответственность за преступления, связанные с наркотиками, здесь имеет свою специфику – действует презумпция виновности, означающая, что, до тех пор пока не будет доказано обратное, любой, у кого будет обнаружено определенное количество наркотиков, автоматически считается виновным в наркоторговле.

Дела о преступлениях, наказуемых смертной казнью, рассматриваются Высоким судом. Обвиняемый имеет право на обжалование приговора в Уголовно-апелляционном суде; законом гарантируется помощь адвоката. После отклонения апелляций осужденный может подать прошение о помиловании президенту.

В 2000 году в Сингапуре было вынесено пять смертных приговоров и повешено 22 осужденных (в том числе 17 – за наркоторговлю). В том же году, отвечая на запрос парламентариев, министр внутренних дел сообщил, что за предшествующие 10 лет (с 1991 по 2000 г.) в Сингапуре казнено 340 осужденных.

В 2001 году казнили 2 осужденных (обоих – за торговлю наркотиками); в 2002 году – 7 человек и двое – граждане Таиланда – были осуждены к высшей мере наказания за убийство. В 2003 году казнено 19, а в 2004 году – 6 осужденных.

Следующие два года не внесли положительных изменений в распространенность и динамику казней в стране. Так, в 2005 году было казнено 8 человек – почти все за наркоторговлю. В мае 2005 года казнь Ш. Муругеса, осужденного за хранение 1 кг конопли, вызвала широкий общественный резонанс; правозащитники организовали специальный форум против смертной казни и направили властям многочисленные петиции. А в декабре того же года, несмотря на мощную международную кампанию и дипломатические усилия, предпринятые лидерами разных стран, ООН и других международных организаций, был приведен в исполнение приговор в отношении следующего транзитом гражданина Австралии, который провез 14 г героина.

В 2006 году, по данным «Международной амнистии», в Сингапуре было вынесено, как минимум, пять смертных приговоров и казнено пять осужденных за убийство и наркоторговлю. Как видно, Сингапур по-прежнему сохраняет лидерство по индексу казней в расчете на численность населения. По подсчетам английского исследователя Р. Худа, еще в 1996–2000 годах этот показатель в расчете на 1 млн населения составлял: в Японии и Таиланде, соответственно, 0,04 и 0,08; в США – 0,27; в Иране – 1,76; в КНР —1,65; в Саудовской Аравии – 4,46, а в Сингапуре – 6,40, т. е. в четыре раза больше, чем в Китае.

Особое внимание международной общественности привлекли частые казни иностранных граждан – специальный докладчик ООН выразил по этому поводу «крайнюю озабоченность». В ответ на протесты национальное общество юристов в январе 2007 года заявило о намерении провести тщательный анализ правовых проблем, связанных с применением смертной казни.

Так или иначе, в последние пять лет в стране, по данным «Международной амнистии», ежегодно совершается, как минимум, не менее одной казни. По минимальным оценкам, в 2007 году здесь было вынесено два смертных приговора и казнены двое осужденных; в 2008 году был казнен один осужденный и пяти осужденным вынесены смертные приговоры. В 2009 году казнен еще один осужденный.

Смертная казнь в Королевстве Таиланд существует почти 50 лет – закон о введении этой меры наказания был принят еще в 1959 году, когда в результате очередного переворота военные, придя к власти, попытались устрашающим законодательством сбить нарастающую волну наркотизации. В те годы к смертной казни приговаривали за продажу свыше 100 г сильных наркотиков. И хотя король Таиланда Рама IX ежегодно в день рождения королевы делал ей щедрый подарок – указ о помиловании преступников, – его милость никогда не распространялась на торговцев наркотиками.

Не менее важную роль в борьбе с этим злом имеет принятый в 1993 году Закон о конфискации имущества, согласно которому у осужденных за наркоторговлю конфискуются в пользу государства земля, недвижимость, машины, ценные вещи и т. п. Средства, вырученные от конфискации, идут на содержание занятых борьбой с наркоманией государственных структур и специализированных больниц для лечения наркоманов.

В Уголовном кодексе Таиланда 1965 года допускается возможность назначения смертной казни за совершение деяний, предусмотренных 20 статьями УК (кроме того, действует специальное законодательство об ответственности за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, о которых УК не упоминает, и ряд других законов, например, о борьбе с терроризмом, о безопасности и т. д.).

В ст. 107–110 УК Таиланда высшая мера наказания установлена за посягательства на жизнь короля, королевы, престолонаследника и регента; лишь в случаях, когда речь идет об угрозе жизни членов королевской семьи, смертная казнь предусмотрена как альтернативное наказание – наряду с пожизненным лишением свободы.

Во второй и третьей главах УК Таиланда, где предусмотрена ответственность за преступления против внутренней и внешней безопасности Королевства, о наказании в виде смертной казни также говорится как об альтернативной мере – наряду с пожизненным лишением свободы (ст. 113, 119, 121, 122 и 132 УК).

Статья 218 УК говорит о возможности назначения смертной казни за поджог, а ст. 224, 277-3, 280, 288, 289, 312-2, 313, 339, 339-2, 340 и 340-2 (в качестве альтернативной меры) – за любое преступление, повлекшее гибель человека.

В 2000–2005 годах в уголовное законодательство были внесены изменения, которые в национальном докладе Таиланда XI Конгрессу ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию названы «принципиально важными». Речь идет, во-первых, о том, что сфера применения смертной казни была серьезно сокращена и ограничена (ныне ее назначение возможно лишь при самых тяжких преступлениях). Во-вторых, в 2003 году в ст. 18 и 19 УК были внесены важные изменения, которые в одном случае были связаны с изменением способа казни (вместо расстрела из пулемета вводится казнь путем летальной инъекции), а в другом случае (ст. 19 УК) – с запретом применения смертной казни к тем лицам, которые совершили преступления до достижения 18 лет.

Большинство дел, по которым возможно вынесение смертного приговора, рассматривается обычными уголовными судами на основании уголовно-процессуального законодательства, которое гарантирует право на обжалование приговора в Апелляционном суде, а затем в Верховном суде страны (кроме приговоров военных судов, где апелляции запрещены). В случае отклонения всех апелляций приговоренному к смертной казни дается 60 дней для подачи королю прошения о смягчении наказания. По существу этого прошения свои рекомендации дает Министерство внутренних дел Таиланда. Традиционно такого рода королевские решения о помиловании принимаются довольно часто, особенно если речь не идет об убийстве нескольких лиц или об особой жестокости.

К началу XXI века, несмотря на жесткие меры, принимаемые в борьбе с наркоманией, добиться желаемых результатов не удалось, тем более что распространению этого зла способствует и само географическое расположение страны («золотой треугольник» дополняют Бирма и Лаос).

Помимо легальных мер борьбы с наркоторговцами, в Таиланде к концу 90-х годов сложились и другие специфические формы противодействия силам наркомафии. К их числу относятся формируемые добровольцами так называемые «отряды смерти», среди которых немало бывших работников полиции и других силовых структур. «Основанием» для таких самоуправных действий, как правило, являются опасения, что недостаток свидетелей мог бы «развалить» судебное преследование, если бы оно было возбуждено.

Так, в июле 2001 года, по данным полиции, «отряды смерти» убили свыше 300 подозреваемых наркоторговцев, причем ожидалось, что число убитых к концу года дойдет до тысячи. Власти страны стараются, чтобы полиция была как можно меньше замешана в таких внесудебных казнях. В октябре 2001 года, например, премьер-министр наградил полицию одной из провинций, где 66 подозреваемых в причастности к наркоторговле «умерли своей смертью». В том же году, осуждая внесудебные казни, правительство заявило, что власти сами «обеспечат быструю казнь всем наркоторговцам». При этом правительство учитывало результаты опроса общественного мнения в апреле 2001 года, свидетельствующие о том, что 88,6 % опрошенных поддерживают смертную казнь таких преступников.

Объявленная в стране «война наркотикам» привела к фактическому разрешению стрелять в любого человека, подозреваемого в наркоторговле. В 2002 году было застрелено более 600 человек, хотя власти заявили, что лишь 15 из них убиты службой безопасности, а остальные погибли в ходе перестрелок между самими наркоторговцами. При этом патологоанатомам власти не разрешают вскрытие убитых.

К началу 2001 года в тюрьмах Таиланда содержалось 212 осужденных к смертной казни, в том числе 145 наркоторговцев. В 2001 году число осужденных к высшей мере составило более 300 человек; 10 осужденных (из них 7 – за наркоторговлю) были казнены.

В 2002 году в Бангкоке казнили пятерых осужденных (2 – за убийство и 3 – за торговлю наркотиками). К концу года в тюрьмах страны содержалось уже свыше 600 осужденных к смертной казни, из них 70 % наркоторговцев.

С 2003 года правительство страны в течение трех месяцев провело очередную кампанию, направленную против торговцев наркотиками. Ее целью официально объявлялось радикальное сокращение торговли метамфетаминами, которые потреблялись значительной частью населения. В ходе этой кампании 42 тыс. человек были занесены властями в «черный список» подозреваемых в торговле или потреблении наркотиков. Кроме того, только по данным полиции, было убито 2245 человек. Власти поспешно заявили, что большинство из них было убито не полицией, а в ходе «разборок» между самими наркоторговцами. Однако, по сведениям правозащитников, значительная часть подозреваемых была убита после того, как они покидали полицейские участки, куда приходили с повинной или же для выяснения своего статуса в связи с занесением в «черный список».

В декабре король Таиланда в ежегодном обращении к нации призвал правительство начать расследование массовых убийств, совершенных в ходе «войны с наркотиками», однако, как показали последующие события, такое расследование носило формальный характер и реальных результатов, кроме создания двух специальных комитетов для расследования этих случаев, не дало.

По данным «Международной амнистии», в 2003 году было казнено четверо осужденных – все путем летальной инъекции, которая, как отмечалось, с октября 2003 года заменила практиковавшийся расстрел из пулемета. К началу 2004 года общее число осужденных, содержащихся в тюрьмах в ожидании казни, за три года (2001–2003 гг.) утроилось и составило около 1000 человек; 68 из них уже исчерпали все возможности для пересмотра смертного приговора, а 905 – еще ожидали рассмотрения своих апелляций.

В 2005 и 2006 годах сведений о казнях в Таиланде не поступало. Сообщалось лишь, что около 1000 осужденных к смертной казни содержатся в тюрьмах в невыносимых условиях, причем многие постоянно находятся в кандалах. В ответ на соответствующие запросы Комитета ООН по правам человека власти сообщили, что содержание таких осужденных в кандалах было вынужденной мерой, поскольку остро ощущался недостаток мест для их содержания в одиночных камерах.

Несмотря на то, что недавнее нововведение о замене расстрела на летальную инъекцию не отменяется, в последнее время в печати не раз появлялись сообщения о том, что после казней в 2003 году метод инъекции в Таиланде не прижился и здесь по сей день расстреливают. Однако официальных сообщений на этот счет, насколько известно, нет, как и нет пока подтверждений о более поздних казнях. Одно из последних сообщений, получивших известность, касается вынесения смертного приговора 2 сентября 2007 года виновному в убийстве двух девушек – туристов из России. В 2008 году в стране казней не было зафиксировано, но, как минимум, трем осужденным были вынесены смертные приговоры. В 2009 году здесь казнили двух осужденных. Это были первые две казни за последние шесть лет.

В отличие от Таиланда, Вьетнам относится к числу тех стран Юго-Восточной Азии, в которых смертная казнь применяется значительно шире, а смертные приговоры приводятся в исполнение значительно чаще и интенсивнее.

Прежде чем рассматривать практику применения этой меры наказания, сделаем небольшое отступление. Конечно же, сравнивать строящий новую жизнь Вьетнам с населением более 80 млн человек с благополучным Сингапуром, население которого в 20 раз меньше, по масштабам применения смертной казни можно лишь с очень большой долей условности, поскольку речь идет о принципиально разных условиях социально-экономического развития этих стран, политической и общественной жизни, о разных культурологических факторах, состоянии преступности, системах противодействия этому негативному явлению и т. п.

С этой точки зрения некоторые исследователи критически относятся к индексам применения смертной казни; именно такие индексы приводит в своей работе и в международных обзорах ООН видный британский эксперт Роджер Худ. По его расчетам, индекс казней в расчете на 1 млн населения в Сингапуре – мировом лидере по этому показателю – в 1996–2000 годах составлял 6,4; а во Вьетнаме – 0,16. Причем последний показатель учитывает резкий рост казней во Вьетнаме в 1999 году.

Согласно формальной логике 5 казней в Сингапуре, конечно, больше, чем 10 казней во Вьетнаме. Но разве 40–50 ежегодных казней во Вьетнаме против 5 казней в Сингапуре позволяют говорить о равенстве масштабов этой практики? Все это, по нашему убеждению, не больше чем логика механическая. На наш взгляд, более надежным индикатором в этом отношении должны служить тенденции в практике конкретной страны, увязанные со всеми специфическими условиями формирования политики борьбы с преступностью, которые опосредованы, как отмечалось, многими, порой уникальными, особенностями ее истории, конкретного этапа развития, всего, часто несопоставимого, уклада общественной жизни.

Как и в ряде других стран Юго-Восточной Азии, число смертных приговоров и казней во Вьетнаме на пороге нового века заметно возросло. В 1999 году, например, было 8 публичных казней и 194 осужденным были вынесены смертные приговоры (в том числе 82 – за наркоторговлю).

В декабре 1999 года Национальная Ассамблея одобрила поправки в Уголовный кодекс, которые сократили сферу применения смертной казни с 44 до 29 составов преступлений (эти поправки вступили в силу с 4 января 2000 года). Среди преступлений, наказуемых смертной казнью, закон, как и прежде, называл государственную измену, подготовку к восстанию, шпионаж, саботаж, подрыв национальных проектов, угон самолета, убийство, перевозку наркотиков и наркоторговлю, изнасилование, грабеж, растрату, мошенничество, воинские и другие преступления. В то же время одна из поправок к УК отнесла к таким преступлениям коррупцию, под которой понималось получение чиновником взятки на сумму свыше 300 млн донг (примерно 20 тыс. долл. США); ранее такое преступление влекло за собой наказание до 20 лет лишения свободы либо пожизненное лишение свободы.

Согласно Уголовно-процессуальному кодексу, осужденный к смертной казни муниципальным судом или судом провинции вправе обжаловать этот приговор в Верховном народном суде, где рассмотрение его апелляции должно состояться в течение двух месяцев со дня обращения осужденного. Если Верховный суд страны оставляет приговор в силе, у осужденного остается возможность подать в течение семи дней прошение о помиловании председателю Государственного совета. В случае отклонения ходатайства о помиловании приговор приводится в исполнение расстрельной командой, состоящей из пяти военнослужащих.

Казни проводятся либо публично – при большом скоплении людей, либо на них специально приглашаются лишь представители общественности. Связанного осужденного выводят на казнь с повязкой на глазах и с лимоном во рту. После казни тело осужденного его родственникам не выдается; о дате предстоящей казни они не информируются; им сообщают об этом спустя два-три дня, когда просят забрать личные вещи казненного.

Ходатайства приговоренных к смертной казни о помиловании удовлетворяются крайне редко. В 1999 году, например, впервые за несколько последних лет двух осужденных за контрабанду наркотиков помиловали с учетом того, что их показания помогли раскрыть крупную сеть наркоторговцев.

Вьетнам, как и большинство стран Юго-Восточной Азии, не публикует данные о числе смертных приговоров и казней. Поэтому, сообщая поступающую информацию, «Международная амнистия» обычно отмечает, что на самом деле реальные цифры казней и смертных приговоров значительно выше тех, которые стали известными. Согласно этим данным, в 2000 году во Вьетнаме казнили 12 осужденных и вынесли 110 смертных приговоров. Большинство осужденных к этой мере наказания обвинялись в преступлениях, связанных с торговлей наркотиками; 7 осуждены за экономические преступления – мошенничество и подделку денежных знаков.

В июле 2000 года в Уголовно-процессуальный кодекс были внесены изменения, позволяющие выносить смертные приговоры беременным женщинам и кормящим матерям.

В 2001 году в стране было 10 казней и 55 осужденным вынесли смертные приговоры. В 2002 году число таких осужденных снизилось до 48, а число казненных, наоборот, резко выросло (34 человека). В июле того же года Верховный суд Вьетнама, крайне редко раскрывающий такого рода информацию, сообщил Комитету ООН по правам человека, что за истекшие пять лет – с 1997 по 2002 год – в стране к высшей мере наказания осудили 930 человек; из них 535 – за преступления, связанные с посягательствами на жизнь, 310 – за распространение наркотиков, 24 – за коррупцию и 5 – за преступные посягательства на чужую собственность.

Помимо того, что эти данные свидетельствуют о чрезвычайно широком применении смертной казни, они также показывают и неполноту информации, публикуемой «Международной амнистией». Если их суммировать, то окажется, что данные Верховного суда о числе вынесенных смертных приговоров минимум в два раза выше тех, что публикуют в печати правозащитные организации.

В 2003 году Национальное собрание Вьетнама приняло новый Уголовно-процессуальный кодекс, который включил в себя ряд поправок, расширяющих сферу возможного применения смертной казни. И даже по данным «Международной амнистии» стал очевидным не только рост числа смертных приговоров, но и резкий рост числа казней. По этим данным, в частности, к высшей мере наказания в 2003 году были осуждены 103 человека (в том числе 63 – за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков) и 64, в том числе несколько женщин, виновных в распространении фальшивых денег, казнены; многие казни проводились публично на специально отведенной для этого площади.

5 января 2004 года «ошибка», допущенная Верховным судом страны, сообщившим в ООН данные национальной статистики, была исправлена – специальным приказом премьер-министра статистическая информация о числе смертных приговоров и казней была отнесена к сведениям, составляющим государственную тайну, разглашение которых влекло суровое наказание. Как и в КНР, усилилось преследование инакомыслящих; особенно преследовались те, кто распространял информацию о нарушениях прав человека, используя Интернет.

С 1 июля вступил в силу новый Уголовно-процессуальный кодекс, который расширил возможности применения смертной казни. К концу 2003 года стало известно о 64 казнях; по официальным данным, к смертной казни были приговорены 88 человек (в том числе 12 женщин). Половину из них составили виновные в распространении наркотиков. О некоторых казнях сообщалось в местных средствах массовой информации.

В октябре 2004 года премьер-министр предложил рассмотреть вопрос об изменении способа казни, ссылаясь на информацию о том, что у некоторых членов расстрельных команд во время казни дрожат руки и они промахиваются. В средствах массовой информации сообщалось также, что родственникам казненных приходится подкупать чиновников, чтобы получить тело осужденного, которого в противном случае в соответствии с принятым порядком должны похоронить прямо на месте расстрела.

В том же году власти выразили намерение отменить казни за экономические преступления, но, судя по числу приговоров и казней за мошенничество, до практической реализации этого намерения пока еще далеко.

Продолжая хронологический анализ практики применения смертной казни, отметим, что в 2005 году, только по данным официальных средств массовой информации, казнен 21 человек и 65 осужденным (в том числе 6 женщинам) вынесены смертные приговоры. Практически все казненные обвинялись в распространении наркотиков. В июне Министерство юстиции выступило с предложением заменить расстрел на смертельную инъекцию, но это предложение до конца года не было принято.

В феврале 2006 года Министерство общественной безопасности представило на рассмотрение Центральной комиссии по проведению судебной реформы предложение не применять смертную казнь за такие экономические преступления, как мошенничество, хищение, контрабанда, подделка денежных знаков, взяточничество и т. п. По сообщениям средств массовой информации, такое решение позволило бы сократить количество преступлений, караемых смертной казнью, с 29 до 20. И хотя внесенное предложение уже рассматривалось в Национальном собрании, решение по нему не было принято. Между тем к концу 2006 года в камерах смертников еще содержалось 11 осужденных за экономические преступления, в том числе пять женщин.

По результатам анализа материалов, публикуемых в СМИ, «Международная амнистия» сообщила о том, что в 2006 году во Вьетнаме казнено 14 человек и минимум 36 осужденным были вынесены смертные приговоры.

В 2007 году казнили 25 человек и 83 были вынесены смертные приговоры. Несмотря на обнадеживающие попытки сократить сферу применения смертной казни, в 2008 году во Вьетнаме было казнено, по крайней мере, 19 осужденных и 59 были вынесены смертные приговоры. В 2009 году во Вьетнаме казнили 9 осужденных.

Смертную казнь в этой стране отменили в 1987 году, однако закон об отмене этой меры наказания действовал лишь до 1994 года. После этого в течение пяти лет суды выносили смертные приговоры, хотя ни один из них не приводился в исполнение. Лишь в 1999 году, впервые за последние 23 года, несмотря на протесты влиятельной католической церкви, были приведены в исполнение 6 смертных приговоров (все осужденные были казнены методом летальной инъекции).

В 2000 году зафиксирована одна казнь, однако смертные приговоры по-прежнему выносились, и к концу года общее число осужденных к этой мере наказания составило 1400 человек.

В декабре тогдашний президент страны Дж. Эстрада сообщил о намерении смягчить наказание по 107 смертным приговорам, утвержденным Верховным судом, и помиловал 13 смертников. А в марте 2001 года он объявил о временном моратории на казни и призвал Конгресс к полной отмене этой меры наказания.

В 2003 году новый Президент страны Глория Арройо отклонила призывы к возобновлению казней, вызванные усилением политической напряженности и обеспокоенностью общества в связи с резким ростом преступности, и в первую очередь с участившимися случаями похищения известных людей с целью их последующего выкупа. Вместе с тем она заявила, что, во-первых, намеченная правительством масштабная институциональная реформа системы уголовного судопроизводства позволит принять более эффективные меры по снижению преступности и, во-вторых, ранее объявленный мораторий и ожидающий рассмотрения в Конгрессе проект закона об отмене смертной казни не будут распространяться на осужденных за похищения людей и наркоторговлю.

Одновременно были предприняты меры по усилению контроля за соблюдением закона, запрещающего применение смертной казни к лицам, совершившим преступления до 18 лет. К концу года смертные приговоры имели семь таких осужденных; в 2002 году их уже перевели из камеры смертников, однако смертные приговоры все еще не были пересмотрены.

По данным «Международной амнистии», за 10 лет, прошедших с момента восстановления в стране смертной казни, с 1994 по 2003 год, к этой мере наказания в общей сложности приговорили 1916 человек и казнили 7 осужденных.

В 2004 году, несмотря на угрозы правительства возобновить казни в связи с ростом преступности, смертные приговоры в стране в исполнение не приводились, однако суды вынесли такие приговоры 88 осужденным.

Высокий уровень преступности и недоверие населения к институтам уголовно-правовой системы, помимо всего прочего, свидетельствовали о том, что общественность страны не слишком противилась многочисленным убийствам подозреваемых в совершении преступлений сотрудниками полиции и членами «комитетов бдительности», связанных с властями. Как правило, жертвами таких убийств были предполагаемые наркоторговцы, члены преступных банд, мелкие воры и беспризорные дети. Мэр города Давао, например, где неизвестные члены «комитета бдительности» застрелили более 100 подозреваемых, прямо заявил, что такого рода внесудебные казни являются эффективным средством борьбы с преступностью.

К концу года в тюрьмах страны содержалось 110 осужденных-смертников. Президент Арройо издала ряд указов об отсрочке исполнения смертных приговоров, а в Конгресс был представлен новый проект закона об отмене смертной казни.

В 2005 году политическая напряженность резко усилилась: в стране разразился правительственный кризис; заметно выросло число убийств участников левых движений и общественных деятелей; по-прежнему продолжались убийства подозреваемых добровольными «блюстителями порядка» (особенно в городах Давао и Себу). И хотя суды продолжали выносить смертные приговоры, мораторий на казни все еще сохранялся и ни один из таких приговоров не был приведен в исполнение.

В апреле 2006 года Президент Арройо в пасхальном обращении к нации сообщила, что издала указ о помиловании всех (1205) осужденных-смертников, заменив им смертную казнь на пожизненное заключение. С 2002 года, когда она пришла к власти, до 2006 года на Филиппинах ни один смертный приговор не был приведен в исполнение. А 6 июня 2006 года Сенат страны единогласно проголосовал за полную отмену смертной казни и постановил, что всем осужденным она заменяется на лишение свободы на срок до 40 лет (в зависимости от характера и степени опасности совершенного преступления) либо на пожизненное заключение без права на досрочное освобождение.

Уголовный кодекс Южной Кореи предусматривает смертную казнь за совершение 11 видов преступлений, в том числе: за мятеж (ст. 87), убийство с целью мятежа (ст. 88), сотрудничество с вражеским государством (ст. 93), шпионаж (ст. 98), убийство, грабеж, должностные преступления, взяточничество в особо крупных размерах и другие преступления. Кроме УК, наказание в виде смертной казни устанавливается в специальных законах (например, в Военном уголовном кодексе и Антикоммунистическом законе).

Надо отметить, что в 80-90-х годах XX века эта мера наказания применялась в стране довольно широко, особенно за такие преступления, как убийства и шпионаж (чаще всего в пользу Северной Кореи). Так, только в одном 1988 году за указанные преступления Верховный суд утвердил 29 смертных приговоров; спустя 10 лет казнили 23 осужденных, в том числе пять женщин.

В 1996 году Конституционный суд рассматривал вопрос о соответствии наказания в виде смертной казни основным положениям Конституции страны и, не найдя противоречий, указал, что смертная казнь является «необходимым злом».

Следует отметить, что Южная Корея не раз показывала миру «урок принципиальности», привлекая к ответственности и назначая суровые меры наказания высшим должностным лицам страны. Так, в 80-х годах за многочисленные злоупотребления к смертной казни приговорили президента страны Ким Те Чжуна; около 10 лет он ожидал исполнения смертного приговора и лишь в конце 90-х годов был помилован. В 1996 году за расхищение национальных богатств и коррупцию один из бывших президентов Чон Дух Ван был приговорен к смертной казни, другой – Ро Де У – к 22 годам лишения свободы. Позднее Ро Де У публично покаялся и принес извинения корейскому народу, был помилован и стал одним из активных борцов за отмену смертной казни.

С 1948 по 1998 год в стране, по данным «Международной амнистии», казнено не менее 900 осужденных. Последняя казнь состоялась в декабре 1998 года, а смертные приговоры последний раз были вынесены шести осужденным в 2004 году. К середине 2005 года в тюрьмах страны содержалось не менее 60 осужденных к высшей мере наказания, хотя в отношении некоторых из них приговор суда еще не вступил в законную силу.

В новом столетии аболиционистские настроения в Южной Корее значительно усилились; официальные власти неоднократно заявляли о стремлении к отмене этой меры наказания, подтверждая реальность своих намерений практическим отказом от исполнения смертных приговоров в течение последних девяти лет. В декабре 2004 года 175 членов Национальной Ассамблеи – парламентарии и правящей, и оппозиционной партии – предложили совместный законопроект об отмене смертной казни «по гуманитарным и религиозным основаниям» и в феврале 2005 года направили проект этого закона (Special Bill) в Юридический комитет парламента.

В том же году Национальный комитет по правам человека рекомендовал правительству полностью отказаться от смертной казни; этот призыв был поддержан многими общественными и религиозными организациями.

В начале 2006 года Министерство юстиции объявило о том, что готовится к замене смертной казни пожизненным заключением без права на досрочное освобождение, а в июне в Национальной Ассамблее по этой проблеме прошли первые слушания. И, судя по последним сообщениям в печати, ожидается, что в ближайшее время смертная казнь в Южной Корее будет полностью отменена.

Принадлежащий в силу принятого регионального деления к Юго-Восточной Азии, Пакистан среди всех стран этого региона стоит особняком, существенно отличаясь по принципам государственного устройства, уровню социального и технического развития, а главное, по месту и роли религии во всем укладе жизни страны, которая в решающей мере определяет приоритет идеологии ислама во всех сферах общественной практики, в том числе и в особенности – в правовой сфере. Поэтому специфика законодательства и судебной практики в Пакистане в настоящем разделе рассматривается в последнюю очередь, что, по замыслу автора, еще раз подчеркивает автономность страны в ряду всех других государств региона, на самом деле, во многих отношениях стоящей гораздо ближе к мусульманским государствам Ближнего Востока, о которых речь впереди.

В 1950 году, вскоре после того, как Пакистан появился на карте мира, его население составляло менее 40 млн человек; в 2007 году население страны насчитывало уже 166 млн человек.

Государственная система в Пакистане основана на воспринятых от англичан институтах парламентской демократии, однако (в отличие от Великобритании и других ее бывших колоний) гражданское общество здесь слишком слабо, а демократическая система и государственные институты служат лишь декоративным дополнением к политическому и экономическому могуществу диктатуры военных, которым, как известно, уже несколько десятилетий полностью принадлежит реальная власть.

Ситуацию в Пакистане в последние 12–15 лет осложняют и определяют два фактора: радикальный ислам и ядерные арсеналы.

Сегодняшний Пакистан, отмечает президент Института Ближнего Востока Е. Сатановский, – родина исламского терроризма, убежище талибов, страна тысяч медресе деобандского толка, выпускники которых распространяют по всему миру идеи исламистского экстремизма. Христианские погромы, столкновения между суннитами и шиитами, сепаратизм провинций и яростное сопротивление племен любой центральной власти лишь дополняют эту картину. Пример успешного отделения Бангладеш вдохновляет пакистанских сепаратистов.

Как и в большинстве других исламских стран, защита религиозных устоев является основной задачей законодательства Пакистана. Нормы ислама выступают в качестве главного источника права и правоприменительной практики, которая должна соответствовать духу и букве шариата. Отсюда понятия «грех» и «преступление» в мусульманском уголовном праве совпадают, а само оно отражает основные ценности ислама.

В Пакистане, как и в ряде других мусульманских стран, одной из современных тенденций развития законодательства в целом и уголовного права в частности является их последовательная исламизация. Это не исключает стремления к кодификации уголовного законодательства, хотя в разных странах этот процесс идет на основе норм и принципов шариата по-разному. Однако следует иметь в виду, что шариат – это не только право, это «путь праведной жизни» мусульманина, включающий и правовые, и моральные, и религиозные нормы, одинаково обязательные для каждого «правоверного». Иногда говорят, что шариат – это весьма разнообразный и неоднозначный феномен, своего рода «пункт встречи религии, нравственности и права».

Еще в 1978 году в Высоких судах и Верховном суде Пакистана были созданы отделы шариата, обязанные следить за соответствием принимаемых законов нормам ислама. Позднее в соответствии с Конституцией 1989 года был образован Федеральный суд шариата как самостоятельное судебное учреждение, действующее параллельно с системой гражданских судов. Этот суд может выносить смертные приговоры за сексуальные преступления и убийство при ограблении, а также определять способы приведения смертных приговоров в исполнение.

Ислам отвергает иные (немусульманские) формы организации общественной жизни, отвергает их с реакционных позиций, с позиций защиты архаичных порядков. Сегодня, в том числе и в Пакистане, усилия фундаменталистов – воинствующих идеологов ислама – направлены на то, чтобы расширить применение норм шариата, ввести его в те сферы жизни, откуда он был исключен действующим законодательством. В конечном итоге исламизация всех сторон общественной жизни рассматривается как главное средство решения острых политических и социальных проблем и служит целям подавления демократических свобод под лозунгом «единства исламской нации».

По сути, речь идет о войне против ценностей, которые сегодня правят миром. В этой системе есть два принципиальных момента, с которыми исламисты не могут примириться. Прежде всего это разделение религии и государства, которое в других странах позволило восторжествовать демократии. А ислам хочет править всем – религией, государством, семьей. Вторая важнейшая ценность – права человека, которые, кроме всего прочего, включают равенство мужчин и женщин, чего ислам не допускает в принципе – патриархальная религия женщину полностью игнорирует. «С чего начинают, придя к власти, все исламские фундаменталисты? С введения шариата, с порабощения женщины, социального и прежде всего сексуального. В этом их идея фикс… В исламском фундаментализме, да и в любом самом умеренном течении ислама, присутствует иррациональный страх перед витальной силой женщины, перед ее чувственностью, ее сексуальностью. Не мальчик для битья, пресловутый дядя Сэм, а женщина – вот настоящий сатана номер один для правоверного исламиста».

Смертная казнь в стране предусмотрена с 1947 года – с момента создания Пакистана. Уголовное законодательство включает широкий перечень преступлений, наказуемых смертной казнью. К ним, в частности, относятся: убийство, захват заложников с целью выкупа, угон самолета, преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, богохульство, прелюбодеяние (внебрачное сожительство или супружеская измена – zina) и изнасилование. При этом смертная казнь является безальтернативным наказанием за убийство, изнасилование, богохульство и прелюбодеяние. За последний из названных видов преступлений смертный приговор приводится в исполнение путем забивания камнями (stoning), а во всех других случаях основным методом казни (иногда наряду с расстрелом) является повешение (hanging).

Как и в других странах, где действует мусульманское право, уголовное законодательство Пакистана закрепляет две формы наказания за такие насильственные преступления, как убийство или причинение вреда здоровью. Одна из них – qisas – предполагает наказание, тождественное по способу совершения преступления, другая – diyat – предусматривает возможность выплаты материальной компенсации потерпевшему или родственникам убитого. (Шкала «выкупа» зависит от характера преступления и его последствий.) В последнем случае семья потерпевшего может простить виновного, и он может быть освобожден от наказания.

Преступления сексуального характера наказываются либо забиванием камнями, если виновный являлся родственником потерпевшей, либо 100 ударами плетью (если он таковым не являлся). Смертная казнь назначается также бывшим мусульманам – вероотступникам, виновным в оскорблении Аллаха. Религиозная правовая доктрина исходит из того, что такой человек подрывает устои мусульманского общества, если, конечно, он не раскается в содеянном. Кстати, в Коране – одном из основных источников шариатского уголовного права и главной священной книге мусульман – раскаянию и просьбе о прощении уделяется самое серьезное внимание. В конечном итоге раскаяние может служить основанием для освобождения от ответственности и наказания. «Аллах милостив» – один из важнейших постулатов и одна из характеристик законов шариата.

Основу концепции уголовной политики мусульманских стран, по мнению видного исследователя шариатского права Шерифа Бассиони (долгие годы он был президентом Международной ассоциации уголовного права), составляет общее предупреждение, сдерживание путем угрозы применения суровых наказаний. Эта доктрина устрашения еще четверть века назад была сформулирована президентом Пакистана Зия-уль-Ханом. Исламская доктрина, по его словам, не ставит своей целью отрубать человеку руку или до смерти забивать его камнями; ее цель – породить страх, стать сдерживающим средством, настолько сильным, чтобы оно могло заставить воздерживаться от нарушения закона.

Между тем вынесенные судом смертные приговоры, как правило, не подлежат обжалованию, они во многом произвольны и в ряде других отношений не соответствуют минимальным стандартам правосудия. К тому же решения судов, связанные с двумя названными выше формами наказания за совершение насильственных преступлений, закрепляют социальное неравенство, позволяя более богатым преступникам «покупать свободу» и уходить от ответственности.

Как и в большинстве других азиатских стран, сведения о смертных приговорах и казнях в Пакистане не публикуются. Публичные казни совершаются, как правило, в присутствии других осужденных. В 1996 году правительство попыталось запретить применение смертной казни к женщинам и несовершеннолетним, но парламент это решение заблокировал.

На пороге XX века Пакистан, наряду с Китаем, являлся одним из мировых лидеров по числу вынесенных судами смертных приговоров. В 1998 году, например, здесь казнили 21 осужденного, а суды вынесли 433 смертных приговора. К концу 1998 года в тюрьмах страны, население которой почти в два раза меньше, чем, например, в США, содержалось самое большое в мире число осужденных, приговоренных к смертной казни (3231), в том числе 49 человек, совершивших преступления в возрасте до 18 лет.

Следует заметить, что, как и в ряде других мусульманских стран, возраст уголовной ответственности и применения наказания здесь всегда был категорией относительной. В соответствии с законодательством (Hadood laws, 1979 г.) возможность применения наказания обычно связывалась с достижением половой зрелости. И хотя Пакистан еще в 1990 году подписал и ратифицировал Конвенцию ООН о правах ребенка, запрещающую применение смертной казни к лицам, совершившим преступления в возрасте до 18 лет, суды, как уже отмечалось, по-прежнему выносили таким лицам смертные приговоры, причем значительная часть из них приводилась в исполнение. И лишь в июле 2000 года специальным законом (Juvenile Justice System Ordinance, 2000 г.) запрет на применение смертной казни к несовершеннолетним был установлен окончательно. Спустя полгода по указу президента о помиловании смертные приговоры в отношении всех несовершеннолетних были отменены и заменены другими мерами наказания.

В 2000 году Пакистан, наряду с другими азиатскими странами, голосовал против резолюции Комитета ООН по правам человека, призывавшей к мораторию на казнь и сокращению практики применения этой меры наказания. По данным «Международной амнистии», в 2000 году в стране казнили шестерых осужденных и еще 52 суды вынесли смертные приговоры; к концу года в тюрьмах страны ожидали исполнения приговора уже около 4 тыс. осужденных-смертников.

Сообщалось также, что в провинции Пенджаб троих осужденных, приговоренных к смерти за убийства, освободили от наказания в связи с прощением семьями родственников погибших, получивших по законам шариата (qisas и diyaf) материальную компенсацию. Еще одна информация характеризует специфический характер выбора меры наказания. В марте 2000 года по приговору суда одного из осужденных за убийства и увечья, причиненные нескольким подросткам, должны были публично повесить, разрезать на куски и облить кислотой, однако этот приговор вызвал протесты правозащитников, а позднее Совет по вопросам идеологии заявил, что такой приговор противоречит исламу и должен быть отменен.

В 2001 году в Пакистане казнили 13 человек и 50 осужденным были вынесены смертные приговоры. Кроме того, несколько таких приговоров выносилось и исполнялось по решениям так называемых советов племен.

Следующий год ознаменовался резким ростом числа смертных приговоров. В стране казнили 8 осужденных, 140 осужденных суды приговорили к смертной казни – это в три раза больше, чем в предыдущем году. В итоге к концу 2002 года общее число осужденных-смертников в стране составило свыше 5500 человек.

Как и в прошлые годы, при назначении наказания в виде смертной казни особое внимание уделялось делам по обвинению в богохульстве и в преступлениях против нравственности, особенно по обвинению в прелюбодеянии (zina). В этом отношении представляют интерес перипетии в деле Зафран Биби, осужденной в апреле 2002 года к смертной казни за прелюбодеяние. Она заявила, что ее изнасиловал брат мужа. Когда медицинское заключение показало, что она была уже несколько недель в состоянии беременности, хотя все это время ее муж находился в другой провинции, полиция кардинально изменила обвинение с изнасилования на измену мужу (или прелюбодеяние). Рассмотрев это дело, суд оправдал насильника, а потерпевшую признал виновной в прелюбодеянии и, как отмечалось, приговорил ее к смертной казни. Верховный шариатский суд отменил решение местного суда, отметив, что жертва изнасилования не должна рассматриваться как совершившая преступление против нравственности и, соответственно, не должна нести наказание.

В июне 2003 года альянс религиозных оппозиционных партий – ММА («Мутахида Меджлис-э-Амаль») ввел на территории Северо-Западной провинции шариатское право, включающее в себя консервативный Уголовный кодекс, подобный тому, который действовал в соседнем Афганистане в период власти талибов.

Широкому распространению насилия и массовой истерии на религиозной почве способствовало применение Закона о святотатстве (богохульстве). Злоупотребляя нормами этого закона, власти арестовывали, лишали свободы и применяли суровые меры наказания к людям иных религиозных взглядов и убеждений. Став президентом, Первез Мушарраф обещал внести в этот закон существенные поправки с тем, чтобы свести к минимуму частые злоупотребления, однако он встретил ожесточенное сопротивление все более крепнущих религиозных политических партий.

И без того широкое распространение насилия в стране дополнялось многочисленными фактами убийств женщин и девочек на основании решений суда племенного совета («джирги»), выносимых по соображениям «защиты чести». Только по официальным данным, жертвами таких решений судов племенных советов стали более 600 женщин и девочек. Нормы законодательства, позволявшие лицам, совершавшим убийства под предлогом «защиты чести», добиваться выплаты компенсации и прощения у родственников убитых, по-прежнему препятствовали нормальному отправлению правосудия. Власти оказались неспособными взять контроль над насилием, уносящим жизни многих сотен людей.

К концу 2003 года в стране было вынесено 278 смертных приговоров (в два раза больше, чем в предыдущем году), казнено 8 осужденных, а общее число приговоренных к смертной казни превысило 5700 человек.

В апреле 2004 года Верховный суд Пакистана постановил, что на осужденных по обвинению в терроризме не распространяются положения законодательства, по которому родственники убитого могут на любом этапе уголовного процесса простить убийцу, что, как отмечалось, автоматически ведет к прекращению уголовного преследования. В октябре того же года были внесены изменения в Закон о борьбе с терроризмом, предусматривающие пожизненное заключение для тех, кто оказывал поддержку террористам.

По данным «Международной амнистии», в 2004 году в стране продолжился рост казней, а также произошло резкое увеличение числа смертных приговоров: к смертной казни были приговорены 394 человека и 15 осужденных казнили.

Судебные органы, особенно суды низших инстанций, по свидетельству пакистанских средств массовой информации, по-прежнему были подвержены политическому влиянию и коррупции, они действовали крайне медленно и неэффективно. В ноябре 2004 года Асиф Махмуд, который провел в камере смертников 15 лет за якобы совершенное в 1989 году убийство, был признан невиновным и полностью оправдан. Его апелляция рассматривалась в судебных инстанциях более 13 лет.

В июне 2004 года главный редактор газеты «Frontier Post» Р. Африди был осужден к смертной казни по ложному обвинению в торговле наркотиками. Постановлением Высокого суда эта мера наказания позднее была заменена на пожизненное заключение, хотя общественность страны знала, что он преследуется именно за журналистскую деятельность.

Годом раньше суд Северо-Западной пограничной провинции Пакистана приговорил к пожизненному заключению заместителя главного редактора той же газеты Мунавара Мосхина, признав его виновным в богохульстве. Суть обвинения заключалась в публикации в рубрике «Письма редактору» подписанной вымышленным именем статьи «За что мусульмане ненавидят евреев», которую правящие в провинции радикалы сочли «кощунственной», поскольку, по их мнению, содержание статьи «оскорбляло пророка», а это, как уже отмечалось, влечет применение суровых мер наказания – вплоть до смертной казни.

Несмотря на протесты общественности, в стране по-прежнему действовала норма закона, позволяющая наследникам принимать компенсацию и прощать виновного. Более того, в своем решении по одной из жалоб Верховный суд страны прямо записал, что осужденный к смертной казни за убийство может добиваться смягчения приговора, если все законные наследники убитого согласятся его простить.

Продолжались массовые убийства «во имя чести» и членовредительство у женщин и девочек из-за несоблюдения обычаев. В связи с этим в октябре 2004 года Национальная Ассамблея приняла закон, предусматривающий наказание в виде лишения свободы на срок до трех лет за передачу семье потерпевшей другой женщины – в качестве компенсации за убийство «во имя чести». Точно так же в ряде провинций продолжали выносить решения суды племенных советов («джирга»), хотя, как уже отмечалось, они не вправе были выносить решения по уголовным делам.

В апреле 2005 года Высокий суд провинции Синд, например, прямо указал, что такие решения являются незаконными. Однако власти провинции и воинствующие радикалы всеми путями старались легализовать эту частную систему правосудия, и реальных мер по ее отмене не принималось.

В том же году был внесен ряд поправок в законы о богохульстве и преступлениях против нравственности, которые требовали, чтобы отныне расследования по таким обвинениям осуществляли лишь старшие чины полиции, однако до конца 2005 года эти новеллы не были реализованы. Тем не менее только за 2005 год по закону о богохульстве были выдвинуты обвинения против 72 человек.

Государству так и не удалось защитить от нападок представителей религиозных меньшинств. Так, продолжал действовать закон, по которому исповедание своей веры представителями народности ахмадие считается преступлением.

Развитие событий в 2006 году шло в основном по тому же сценарию: продолжались незаконные и безнаказанные убийства «во имя чести»; племенные советы и религиозные общины вопреки закону брали на себя полномочия по осуществлению правосудия и назначали бесчеловечные и унизительные наказания; законодательство о богохульстве по-прежнему использовалось для преследования религиозных меньшинств. Многие жители северных провинций подвергались публичным наказаниям и казням без суда и следствия за попытку навязать другим свое толкование норм ислама. На подконтрольных племенам территориях более 100 человек были убиты за сотрудничество с правительственными органами. Многих из них находили обезглавленными с прикрепленными на теле записками, предупреждающими других о последствиях такого сотрудничества.

В 2006 году было вынесено 446 смертных приговоров и как никогда выросло число казней – приведено в исполнение 82 смертных приговора (в основном за убийство), что в 2,5 раза превысило число казней по сравнению с весьма высокими показателями предыдущего года.

Попытки хоть как-то гуманизировать правоприменительную практику ощутимых результатов не дали. Единственным реальным шагом в этом направлении можно считать указ президента о предоставлении женщинам права освобождения под залог во время следствия и суда независимо от характера совершенного преступления, за исключением таких преступлений, как убийство и терроризм. Этот указ позволил освободить из-под стражи более 1300 женщин.

Сегодня ситуацию в Пакистане все больше определяет усиление радикализма в различных сферах политической жизни страны, особенно радикализма той гремучей смеси, которую образуют политика и религия. Убийство Беназир Бхутто, похоже, свидетельствует о том, что Пакистан практически утратил надежду на возвращение к светскому правлению.

В 2007 году в Пакистане казнили 135 осужденных и 307 осужденным были вынесены смертные приговоры; в 2008 году произошло 36 казней и вынесено 236 смертных приговоров. В июне 2008 года премьер-министр страны объявил о замене смертных приговоров пожизненным заключением. Однако уже в ноябре того же года был издан декрет, согласно которому смертная казнь применяется за все виды компьютерных преступлений, и казни возобновились.