Введение

Тема смертной казни всегда и везде занимала особое место в общественном сознании. Во все времена она была обречена на особое внимание и не знала границ общественного интереса. Смертная казнь всегда была явлением социальным; это особый культурный и социально-психологический феномен, которому вовсе не случайно посвящена обширная философская, историческая, юридическая и художественная литература.

Проблема смертной казни, в самом деле, всеобщий аллерген. Видимо, поэтому в ней, как и в футболе, например, разбирается каждый: здесь все все знают, но, в отличие от футбола, почти все болеют только за одну команду – расстрельную. В пристальном интересе людей к этой мере есть, вероятно, нечто сакральное, с давних времен связанное с парадоксальным и в наше время непостижимым желанием людей наблюдать казнь себе подобных. И в психологическом плане, и исторически такое отношение людей к смертной казни обусловлено тем, что в основе ее применения лежит принцип возмездия, древнейший обычай отмщения, часто связываемый с принципом талиона. А уж по способам лишения жизни себе подобных человечество издавна проявляло особую выдумку, размах и изобретательность – не зря казни всегда собирали толпы людей.

Смертная казнь относится к числу проблем, внимание к которым имеет маятниковый характер. У общественного интереса к этой проблеме всегда были свои приливы и отливы – временами бурная дискуссия на эту тему затухала, а затем вспыхивала с новой силой. Приливы, как правило, возникают в периоды смуты, неустойчивости в обществе, на исторических переломах, в период «великих перемен», когда законы уже не «работают», а вакханалия насилия все больше становится явлением обыденным. Стремясь вернуть нормальное течение жизни, люди, вместо протеста против неспособности власти противостоять разгулу преступности, часто обращаются к самым радикальным идеям, среди которых идея смертной казни традиционно является наиболее привлекательной. Полемика в любом обществе по этому поводу всегда ведется в высшей степени эмоционально, поскольку зачастую совершаемые преступления поражают своей трудно объяснимой жестокостью и повергают людей в шок. На этой почве даже у некоторых ученых-юристов рождаются радикальные идеи, несовместимые с элементарными нормами правового государства.

Именно такие идеи, основанные на эмоциях, эксплуатируют политики. Во все времена они выдвигают лозунг «Сейчас не время прикрываться гуманистическими идеями!». Они понимают, что смертная казнь – древнейший культурно-исторический институт и уже в силу этого его влияние на массовое сознание имеет огромную силу. Прорываясь к власти, решая свои сиюминутные задачи или же просто желая напомнить о себе, они не думают о том, что «использовать смертную казнь для мелкого политиканства – все равно что раскочегаривать спящий Везувий для приготовления утреннего кофе». Пока они не у власти, они не задумываются над тем, что в силу своей психологической природы тема смертной казни отвлекает внимание общества от проблем неизмеримо более сложных и важных. Еще хуже, когда эту тему эксплуатируют сознательно, когда на этих струнах играют те, кто у власти.

«Смертная казнь считает годы своего существования тысячелетиями, а свои жертвы – миллионами». Как узаконенный вид наказания она появилась одновременно с появлением институтов власти, при переходе к обществу, регулируемому закрепленными нормами и правоотношениями. С тех пор практика смертной казни обрела свою собственную историю и настолько глубоко вошла в область фактов, что почти до конца XVIII века никто и не думал отрицать законность этой меры наказания.

Как известно, одним из первых, кто осмелился сделать это, был выдающийся итальянский просветитель и гуманист Ч. Беккариа, чьи быстро набиравшие популярность воззрения устрашили самые смелые умы того времени – Вольтера, Руссо и Монтескье. В своем широко известном труде «О преступлениях и наказаниях» (1764 г.) он сформулировал основные этические, уголовно-политические и юридические аргументы против смертной казни, убедительно доказывая на историческом опыте реальную возможность отказа от этой меры без каких-либо потрясений, показывая, что излишне суровые наказания лишь ожесточают нравы людей.

Ч. Беккариа исходил из того, что человек сам не властен в собственной жизни, сам не имеет права располагать ею и не может отказаться от нее. Как же он может отчуждать ее другому? Жизнь человека неприкосновенна: ни индивидуум, ни общество не имеют права над нею, поскольку она дается свыше, а не законами и декретами. «Мне кажется абсурдом, – писал Ч. Беккариа, – когда законы, которые порицают убийства и карают за него, сами совершают то же самое. И для того, чтобы удержать граждан от убийства, предписывают властям убивать».

Прошли века, идеи Ч. Беккариа постепенно стали обретать реальные очертания и в теории уголовного права, и на практике. XX век, вероятно, дал миру больше перемен, чем любой другой. Во многих областях общественной жизни, в росте экономических и демократических преобразований достигнут очевидный прогресс. И все же, каждый век, похоже, имеет свое средневековье. В самом деле, именно в XX веке было казнено больше людей, чем в любом другом. Поэтому анализ проблемы смертной казни с точки зрения защиты фундаментальных прав человека меняет расстановку акцентов и требует иных подходов. Главным при этом должно быть осознание того, что проблема смертной казни неотделима от концепции прав человека и несовместима с ней, ибо казнь попирает права человека и, прежде всего, его право на жизнь. При таком подходе смертная казнь – это не столько правовая проблема, сколько проблема гуманитарная и нравственная. В качестве таковой она актуальна в том смысле, что меняется парадигма развития человеческой цивилизации. Необратимо меняется время и, чтобы ни говорили, как бы ни срабатывали рефлексы и инстинктивные желания возмездия, общая психологическая атмосфера во вступающем в новую эпоху человеческом обществе хотя и медленно, но все же постепенно меняется. На этом фоне смертная казнь во все большей степени становится рудиментом современной истории; государство теряет право убивать своих граждан, какие бы преступления они ни совершали. Именно в таком контексте рассматривает институт смертной казни международное правозащитное движение, и именно такой подход к исследованию высшей меры наказания следует считать приоритетным и наиболее перспективным.

Распространенность смертной казни принадлежит к числу явлений, которые дают определенное представление о характере современной цивилизации. Это относится и к цивилизации в целом, и в еще большей мере – к ситуации в отдельных регионах мира и государствах. Достаточно вспомнить, как в XVI–XVII веках Европа пылала кострами инквизиции, какие обороты набирал в первые годы советской власти «красный террор» в России, что творили «великие вожди мирового пролетариата», какая истерия и какое единодушие масс сопровождали очередные кампании террора.

Смертная казнь – это не только инструмент уголовной политики, но и социокультурный феномен. Отношение к этой мере наказания – вопрос нравственной доминанты каждого человека; отношение к ней общества – индикатор господствующих в нем нравов и умонастроений, показатель того, насколько оно прониклось идеями справедливости, гуманизма и цивилизованности. Не зря У. Черчилль в свое время заметил, что настроения и прихоти общества в отношении к преступности и преступникам – самая надежная проверка на цивилизованность любой страны.

На рубеже XXI века глобальные тенденции в применении смертной казни претерпели существенные изменения – все шире и последовательнее мировое сообщество идет к ее отмене и ограничению, все заметнее усилия аболиционистского движения. Они значительно изменили масштабы и географию смертной казни (от нее уже отказались две трети государств), оказали мощное воздействие на умонастроения и взгляды политических лидеров, миллионов людей на всех континентах, заставили переосмыслить отношение к этой мере наказания, пополнили мировое информационное пространство гуманистическими идеями ценности человеческой жизни.

И все же человечество еще не пришло к желанной интеграции – у каждого народа свое отношение к проблеме смертной казни, своя история, своя память, своя боль. Поэтому общественное мнение в разных странах по-разному относится к преступности, к мерам наказания, иначе говоря, различается по уровню ригоризма. Отсюда и различное отношение к высшей мере наказания. Между тем сегодня половина населения планеты все еще живет со смертной казнью. Более того, нередко и в России, и за рубежом раздаются настойчивые призывы еще шире применять эту меру, вернуться к ней там, где она была отменена.

Особое место проблема смертной казни всегда занимала и занимает в уголовно-правовой и криминологической литературе. И это неудивительно – едва ли можно найти другую проблему, которая могла бы поспорить с ней по своей притягательной силе, по остроте полемики и полярности взглядов.

Формировавшийся несколько веков набор аргументов «pro» и «contra» к началу XXI века практически не изменился. В связи с этим в литературе часто отмечается, что вопрос «за или против смертной казни» исчерпал себя в том смысле, что за столетия дискуссии все доводы давно известны и вряд ли могут появиться новые. «Меняются лишь акценты в зависимости от того, политические, юридические, культурологические или иные аспекты темы превалируют в конкретной ситуации в дискуссии».

Это и верно, и не совсем верно – в том смысле, что, к сожалению, проблема еще остается незакрытой, что все эти аспекты проблемы неразрывно взаимосвязаны. Наконец, это не совсем верно в том смысле, что мир во многих отношениях существенно изменился, сложились новые реалии общественного бытия, новым содержанием и смыслом наполнились наиболее важные понятия и ценности современной цивилизации. Под влиянием различных факторов политической, экономической и культурной жизни постепенно меняются общественные умонастроения; дискуссия по проблеме смертной казни получает новые импульсы, ибо научное переосмысление законодательства, судебной практики и практики исполнения смертных приговоров в разных странах, новые методы анализа растущего массива статистической информации и эмпирического материала все больше обогащают фактологию предмета.

Полтора века назад видный российский исследователь А. Ф. Кистяковский по этому поводу справедливо заметил, что «обилие сочинений и общеизвестность предмета дают иногда повод думать, что смертная казнь – вопрос избитый». Парадоксально, но именно кажущаяся «общеизвестность» – один из ключевых моментов для понимания непреходящего интереса людей к этой, на самом деле, весьма сложной, многоплановой и противоречивой проблеме.

Другое дело, что аргументы сторонников и противников смертной казни, действительно, весьма обстоятельно исследованы в огромном потоке монографической литературы и потому сравнительно легко поддаются систематизации и классификации. Условно их можно разделить на три группы. В первую входят аргументы рациональные, когда обе противоположные стороны доказывают влияние или, наоборот, отсутствие влияния смертной казни на состояние преступности и, прежде всего, на динамику убийств. Ко второй группе относятся аргументы эмоциональные, когда требование сурово наказать убийцу не нуждается ни в каких объяснениях – душа требует отмщения. Наконец, третью группу составляют аргументы метафизического плана, когда обе стороны обосновывают свою позицию апелляцией к «вечным» ценностям, не зависящим от пристрастий, – законам Природы, Справедливости, Божества, Милосердия и т. п.

Продолжение полемики, которая развела многих выдающихся деятелей культуры, политики, юстиции, науки по разные стороны баррикад, само по себе не входит в задачу этого исследования и, во всяком случае, не является самоцелью. Куда более перспективным для осмысления реального положения вещей представляется знакомство с современной практикой применения смертной казни в различных регионах мира, в странах с различными правовыми системами, с результатами новейших исследований, с тем чтобы значительно повысить информативность материала, предлагаемого вниманию заинтересованного читателя, и на этой основе повысить уровень дискуссии за счет более широкой и во многом не известной российскому читателю фактологии предмета.

Несколько слов о не совсем обычной структуре работы. Знакомство с современной ситуацией в глобальном контексте начинается с регионального обзора положения дел главным образом в тех государствах Азии, Ближнего Востока и Африки, где сосредоточены основные очаги сопротивления движению за отмену смертной казни и, главное, где эта мера применялась и применяется наиболее широко и интенсивно. Этот обзор в основном охватывает конец XX и начало XXI века. Может показаться, что раздел выглядит обособленным, оторванным от других. Возможно, это верно, но здесь исходными были следующие соображения.

Во-первых, с момента первой в СССР публикации обзора мировой практики применения смертной казни, подготовленного «Международной амнистией», прошло более 20 лет; с тех пор многое изменилось, изменился мир, распался СССР, на карте мира появился целый ряд новых государств. В названном обзоре описывалось положение дел во всех странах мира, в том числе и в тех, где смертная казнь была давно отменена. Поэтому информация по каждой стране носила весьма лаконичный и в основном справочный характер. Исходя из целей настоящей работы, в ней, как отмечалось, выделена и более подробно рассматривается ситуация в тех регионах и странах, где смертная казнь применялась и еще применяется наиболее широко.

Во-вторых, всегда крайне важно учитывать фон, на котором развиваются те или иные процессы. Поскольку речь идет о практике применения смертной казни в странах, существенно отличающихся по уровню политического, экономического и культурного развития, важно иметь в виду, что связанные с ней или опосредующие ее применение трансформации и мутации преступности, с одной стороны, и уголовной политики – с другой, так или иначе, всегда находятся в русле масштабных политических, экономических, культурных и иных изменений в жизни общества. Именно эти изменения являются тем фоном, который следует учитывать при анализе практики применения того или иного института уголовной политики в конкретной стране.

Так, применение смертной казни в Сомали, Судане и других странах Африки идет на фоне многолетней гражданской войны и территориальной раздробленности этих стран. А применение этой меры наказания, скажем, в Пакистане, Иране и Саудовской Аравии нельзя рассматривать в отрыве от фонового процесса исламизации общественной жизни и существования параллельных систем гражданской и шариатской юстиции.

Наконец, первый раздел работы взаимосвязан и по замыслу перекликается с последним разделом, где речь идет об итогах и перспективах аболиционистского движения, ибо нельзя в глобальном контексте понять и оценить политику и практику применения смертной казни, нельзя представить реальную картину смертной казни в современном мире, исходя лишь из количества стран, сохранивших и отменивших эту меру наказания.

В следующих трех главах книги подробно исследуется многолетняя практика применения смертной казни в США и Японии, ибо из наиболее индустриально развитых стран только эти две страны сохранили и применяют, хотя и в разных масштабах, наказание в виде смертной казни. Именно эти страны являются принципиальными противниками отмены смертной казни, но и система законодательства, регулирующего ее применение, и практика борьбы с преступностью, и масштабы применения этой меры в США и Японии друг от друга резко отличаются. Здесь период наблюдений за практикой применения смертной казни куда более продолжительный, чем в других странах, – свыше 30 лет для США и свыше 50 лет для Японии.

О положении дел в США, о практике борьбы с преступностью и применении мер наказания известно, конечно, намного больше. А по проблематике смертной казни, как еще 20 лет назад отмечал Ф. М. Решетников, «накопилось уже попросту необозримое количество публикаций как общего плана, так и специальных криминологических и юридических работ…». Знакомясь с ними в библиотеках университетов ФРГ, Канады, США, Японии и других стран, могу засвидетельствовать, что в последующие годы число такого рода исследований росло в геометрической прогрессии (это к вопросу об «общеизвестности» проблемы). Тем не менее в российской периодической печати информация о практике применения смертной казни в США носит хаотичный, обрывочный и не всегда точный характер, и потому достаточного представления о реальном положении дел в этой сфере еще не имеется.

Что же касается Японии, ее законодательства, судебной практики, тенденций преступности, роли исторических, культурных и психологических факторов в формировании уникальной системы противодействия этому явлению – обо всем этом и широкому читателю, и даже специалистам известно гораздо меньше. Точнее сказать, почти не известно. Поэтому информация о том, что связано с анализом уголовной политики США, характером общественного мнения, распространенностью судебных ошибок и т. д., – все это «растворено» по соответствующим разделам книги. А все, что касается ситуации в Японии, в основном сконцентрировано в рамках двух специальных глав.

Вторая часть работы посвящена общим и в то же время самостоятельным вопросам темы – эффективности смертной казни; опыту применения альтернативной меры; состоянию общественного мнения; фактору судебной ошибки; тенденциям в применении сметной казни и перспективам мирового движения за отмену этой меры наказания.

Работая над этой книгой, автор, конечно же, сознавал неполноту данных мировой и национальной уголовной статистики, а тем более неполноту, фрагментарность, а то и очевидную искаженность фактических данных о применении смертной казни в ряде стран, долгие годы скрывающих статистику применения этой меры наказания. Поэтому, используя различные методы анализа и множество дополнительных источников информации, автор старался сосредоточить основное внимание на выявлении объективных тенденций. Эти тенденции иллюстрируют десятки таблиц, графиков и диаграмм, вобравших в себя все многообразие статистического и эмпирического материала.

Сбором материала и подготовкой этой монографии автор занимался, как минимум, 15 лет. Это связано не только с его многочисленными личностными недостатками и свойствами, в частности, заставлявшими много раз переделывать ту или иную фразу или вновь уточнять те или иные показатели, которые, кстати говоря, в более поздних статистических документах той или иной страны зачастую меняются. Главная причина в том, что с середины 90-х годов и правоприменительная практика, и динамика тяжких преступлений в наиболее развитых странах стали существенно меняться. Такое развитие криминологической ситуации явно противоречило мрачным прогнозам некоторых российских криминологов, опиравшихся на статистику 1980–1995 годов. Но именно с середины 90-х годов маятник насильственной преступности в наиболее развитых странах стал менять направление хода. Отсюда понятное желание охватить как можно более длительный период наблюдений, с тем чтобы определить, не идет ли речь о «временных исключениях» (В. В. Лунеев) и в какой мере эти изменения являются закономерными. Для настоящей работы это имело особое значение, ибо, казалось бы, чем меньше убийств, тем меньшими должны быть масштабы применения смертной казни. Исследование показало, однако, примитивность и ущербность такого подхода, на котором, по сути, и строится мифологическая теория устрашения суровыми санкциями и их роли в деле предупреждения тяжких преступлений.

В предлагаемой вниманию читателя монографии анализируется глобальная картина применения смертной казни в современной мировой практике. Она основана на материалах международной и национальной уголовной статистики, документах ООН, Совета Европы, отчетах международных и национальных аболиционистских и правозащитных организаций, на весьма обширной специальной литературе, материалах зарубежной прессы, документах многочисленных международных конгрессов и конференций, в работе которых участвовал автор, и, наконец, на личных наблюдениях и ощущениях в ходе изучения положения вещей во многих странах Европы, Азии, Африки и Америки.

С момента выхода в свет первого издания этой работы минуло почти три года. Срок небольшой, но за это время произошло многое и в стране, и в мире в целом, где тенденция глобального сокращения сферы применения смертной казни продолжила свое развитие. Появилась необходимость вновь обратиться к этой проблеме и в России, где к началу 2010 года истекали все отсрочки для повсеместного формирования судов присяжных и для судебной практики возникала ситуация правовой неопределенности относительно перспективы применения наказания в виде смертной казни. Отсюда и появление известного запроса Верховного Суда РФ в Конституционный Суд РФ, и принятие во многих отношениях необычного (особенно по характеру аргументации) определения Конституционного Суда РФ от 19 ноября 2009 года, поставившего крест на практике применения смертной казни в России.

Кажется невероятным, но это факт, – не только для широкой общественности и средств массовой информации, но и для научного сообщества юристов это исключительно важное решение прошло практически незамеченным, его как бы вообще и не было. Парадокс этой ситуации в том, что речь не о документе технико-юридического характера, а о важнейшем решении политическом.

Удивляет молчание наиболее активных сторонников смертной казни, для которых, похоже, вопрос о легитимности решения Конституционного Суда остается открытым. На фоне заметного обострения социальных проблем, связанных с глобальным финансовым кризисом, по поводу этого решения ни звука не проронили ни исполнительная, ни законодательная власть! Между тем это решение Конституционного Суда РФ, по логике вещей, должно иметь самые прямые правовые последствия – изъятие смертной казни как вида наказания из Конституции страны и Уголовного кодекса РФ.

Время идет, текущих проблем и острейших ситуаций хватает с избытком. Прошел год, но реакции на указанное решение Конституционного Суда по-прежнему нет. Очевидным является нежелание властей будоражить реализацией этого решения общественные умонастроения – они и без того весьма накалены различными социальными потрясениями. Но, как бы то ни было, обращаться к этой проблеме придется, ибо «другого пути назад» уже нет. И чем раньше будет преодолена эта более чем странная политико-юридическая ситуация, тем лучше.

Я хотел бы выразить свою сердечную признательность видным ученым – профессору А. В. Федорову и доктору юридических наук В. С. Овчинскому – за помощь в публикации этого исследования. Это тем более важно, что наши взгляды на проблему в ряде отношений не совпадают. Я также хотел бы выразить благодарность профессору Ю. Е. Пудовочкину за обстоятельное экспертное представление этой работы, которое публикуется и в ее новом издании.