Многие исследователи, а также видные деятели политики и юстиции, причем не только противники смертной казни, всегда отмечали расистский характер смертной казни в США, расовое неравенство при применении этого наказания (racial disparity). Они указывали, что национальные меньшинства, в первую очередь чернокожие американцы, в значительно большей мере подвержены риску вынесения смертного приговора, нежели белые граждане США. Еще в 1990 году Бюро общей статистики США представило в Конгресс США доклад под названием «Вынесение судебных приговоров: исследования указывают на наличие дискриминации по расовому признаку». В этом докладе были обобщены результаты 28 детальных исследований, содержащих эмпирические данные о применении смертной казни и подтверждающих наличие «определенной модели, указывающей на дискриминацию по расовому признаку на разных этапах юридической процедуры: на стадии предъявления обвинения, судебного разбирательства и вынесения смертного приговора».

Расово-избирательный поход и стереотипы, на которых он покоится, издавна проявлялись во всех звеньях американской системы уголовной юстиции и на всех стадиях уголовного процесса. Это и расово-ориентированный подход, характеризующий деятельность полиции, с которой начинается порочный круг криминализации расовых меньшинств, и расово-предвзятые подходы и решения других, ключевых участников уголовного процесса. Не случайно в 90-х годах и в общественно-политической печати, и в юридической литературе понятие «расовое профилирование» получило широкое распространение.

Особое место здесь принадлежит свободе усмотрения прокуроров. Как уже отмечалось, на решение о назначении наказания в виде смертной казни влияет ряд смягчающих и отягчающих обстоятельств, однако многие из этих обстоятельств, например особая жестокость преступления, являются оценочными и субъективными. Именно прокурор по законам всех штатов принимает решение о том, просить ли суд назначить подсудимому смертную казнь. Судьи и присяжные могут отклонить такую просьбу прокурора, но только он решает, будет ли на суде поставлен такой вопрос.

Свобода прокурорского усмотрения проявляется, кроме того, при решении вопросов о смягчении наказания обвиняемому (при признании им своей вины), а также при вынесении приговора. И хотя вынесение приговора традиционно составляет прерогативу суда, прокуроры все еще обладают большей властью над судьбой обвиняемых, чем когда-либо в современной истории. Как отмечают исследователи, прокурор в силу целого ряда социальных и политических факторов стал вездесущей и доминирующей силой в уголовном правосудии.

Свобода прокурорского усмотрения в США и связанное с ним расовое неравенство проявляются с самого начала процесса – при решении вопроса о возбуждении дела, при определении его подсудности – рассмотрении его в суде штата либо в федеральном суде, а также при выборе меры пресечения (в том числе даже при определении размера залога). Исследование, проведенное в начале 90-х годов в штате Нью-Йорк, например, показало, что представителей меньшинств, обвиняемых в тяжких преступлениях, заключали под стражу в три раза чаще, чем белых граждан, обвиняемых в таких же преступлениях. И хотя по законам почти всех штатов присяжным не полагается знать, находился ли обвиняемый под стражей до суда, часто они могут определить это и с большей вероятностью вынесут обвинительный приговор именно тому, кто уже был взят под стражу. Как видно, расовое неравенство, проявленное на одном этапе правосудия, приводит к его воспроизведению на последующих этапах.

Многочисленные исследования, проведенные в 80-х и 90-х годах в Джорджии, Индиане, Нью-Йорке, Филадельфии, Мэриленде, Северной Каролине и других штатах, указывают на проявления дискриминации в зависимости от расовой принадлежности жертвы преступления. Если жертва убийцы – представитель белой расы, то у обвиняемого гораздо больше шансов получить смертный приговор, чем в случаях, когда жертва к белой расе не принадлежит. В отчете Главной счетной палаты (U.S. General Accounting Office), который был подготовлен в 1990 году по запросу Сената США, проведен анализ и систематизированы результаты многочисленных научных исследований, посвященных проблеме расовой дискриминации при применении смертной казни. Как оказалось, в 82 % таких исследований основной вывод ученых сводился к тому, что вероятность вынесения смертного приговора значительно выше, когда жертва преступления принадлежит к белой расе. При этом в отчете отмечалось, что такого рода результаты были постоянными, независимо от штата, набора исходных данных, различий в методах сбора и анализа информации и т. д.

В начале 90-х годов известный борец против смертной казни сенатор Дж. Джексон отмечал, что чернокожих, убивших белого, в США казнят в 19 раз чаще, чем белых, убивших чернокожего. По его данным, во Флориде и Техасе для чернокожего, убившего белого, вероятность смертного приговора, соответственно, в пять и в шесть раз выше, чем для белого, убившего чернокожего. В Северной Каролине чернокожих, содержащихся в «очереди смертников», 47 %, хотя среди населения штата они составляют 23 %; в Миссисипи, соответственно, 63 и 36 %; в Вирджинии – 49 и 19 %; в Иллинойсе – 62 и 25 %; в Огайо – 50 и 10 %, а в Пенсильвании – 61 и 10 %.

Исследование, проведенное, например, в Джорджии, показало, что обвиняемым в убийстве белого гражданина смертный приговор выносился в 4,3 раза чаще, чем обвиняемым в убийстве чернокожего.

Ряд других исследований, проведенных в США, позволил сделать другой важный вывод: главным фактором дискриминации при применении смертной казни является расовая принадлежность обвиняемого в сочетании с расовой принадлежностью жертвы. Так, исследование в Джорджии показало, что чернокожих, обвинявшихся в убийстве белых, приговаривали к смертной казни в 22 раза чаще, чем виновных в убийстве своих соплеменников, и в семь раз чаще, чем белых, виновных в убийстве чернокожих. При этом прокуроры штата просили о смертной казни в 70 % случаев, когда жертвой чернокожего убийцы был белый, и лишь в 19 % случаев, когда жертвой белого убийцы был чернокожий.

Аналогичное исследование практики применения смертной казни, проведенное в Филадельфии с 1983 по 1993 год, показало, что за сходные преступления вероятность получения смертного приговора у чернокожих обвиняемых в четыре раза выше, чем у белых. Практически такие же результаты были получены и при изучении смертных приговоров, вынесенных в штате Нью-Йорк осужденным латиноамериканцам.

В 1994 году в Техасе было опубликовано фундаментальное исследование с не слишком веселым названием – «Веревка, стул и игла», где анализируется практика применения смертной казни в этом штате за предыдущие 70 лет. В нем, в частности, отмечается, что из 99 казненных за изнасилование 88 были чернокожими; они в 10 раз чаще осуждаются к смертной казни, чем белые, и им в 35 раз чаще, чем белым преступникам, назначается смертная казнь; за все эти годы ни один белый преступник не был приговорен к смерти за убийство афроамериканца. Спустя 10 лет анализ статистики казней в том же Техасе показал, что 79 % всех казненных с 1977 по 2002 год совершили тяжкие преступления против белых, но ни одного белого не казнили за убийство чернокожего.

Многочисленные факты, приводимые в различных исследованиях и в документах правозащитных организаций, убедительно доказывают сохранение указанных тенденций в практике применения смертной казни, причем не только в Техасе, но и во многих других штатах страны. Так, исследование, проведенное в 2001 году в Университете Северной Каролины, показало, что вероятность смертного приговора за убийство белого в 3,5 раза выше, чем за убийство представителя другой расы, а в самом последнем исследовании – в Калифорнии – отмечается, что вероятность смертного приговора за убийство белого в три раза выше, чем за убийство чернокожего, и в четыре раза выше, чем за убийство латиноамериканца. В ходе исследования в Мэриленде в 2000–2002 годах было изучено около 6 тыс. уголовных дел об убийствах за 1979–1999 год. Выводы ученых однозначно говорят о том, что, наряду с «географическим» фактором, расовая принадлежность преступника играет решающую роль при определении наказания в виде смертной казни.

Оценивая ситуацию по стране в целом, следует отметить, что чернокожие составляют 34 % всех казненных с 1977 по 2007 год, а белые – 58 % (см. рис. 3).

Рис. 3. Расовый состав осужденных, казненных в США в 1977–2007 гг. 1 – белые; 2 – афроамериканцы; 3 – испаноязычные; 4 – прочие

К концу 2009 года это соотношение чуть изменилось: на долю чернокожих казненных приходится 35 %; на долю белых – 56 %.

Красноречивых статистических фактов, характеризующих проблему расовой дискриминации в практике применения и исполнения смертной казни, вообще говоря, больше чем достаточно. Если взять, например, за 100 % число чернокожих и белых, казненных за убийство друг друга с 1977 по 2007 год, то 94 % приходится на долю чернокожих, осужденных за убийство белых людей, и, соответственно, белые, казненные за убийство чернокожих, составляют всего 6 %.

Статистические данные за 2004–2009 годы детализируют, но по сути никак не меняют эту долговременную тенденцию: в указанный период почти 74 % казненных – это виновные в убийстве белых (хотя среди жертв убийств белые, как отмечалось, составляют менее 50 %).

Если принять за 100 % число всех жертв убийств, за совершение которых виновным была назначена смертная казнь, то на долю белых приходится почти 80 %; на долю чернокожих жертв – около 14 % и на долю жертв из числа других меньшинств – 6 % (см. рис. 4), хотя число убитых среди белого населения страны и среди чернокожих практически одинаково.

Рис. 4. Расовая принадлежность жертв убийств 1 – белые; 2 – афроамериканцы; 3 – испаноязычные; 4 – прочие

Чернокожие американцы составляют 42 % среди осужденных к смертной казни (см. рис. 5), содержащихся в «очереди смертников», хотя среди населения страны доля афроамериканцев, как отмечалось, не превышает 12,5 %. При этом в течение последних 15 лет расовый состав осужденных, содержащихся в «очереди смертников», практически не меняется.

Рис. 5. Расовый состав осужденных, содержащихся в «очереди смертников» 1 – белые; 2 – афроамериканцы; 3 – испаноязычные; 4 – прочие

В августе 2001 года Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации в своей резолюции отметил, что, несмотря на Конвенцию о ликвидации всех форм расовой дискриминации, в США при назначении наказания в виде смертной казни до сих пор имеет место «тревожная корреляция между расовыми признаками жертв убийств и преступников».

В конце 2002 года американская Национальная коалиция за отмену смертной казни (NCADP) опубликовала данные, согласно которым вероятность смертного приговора за убийство белого в Северной Каролине в четыре раза выше, чем за убийство чернокожего; в Миссисипи такая вероятность выше в пять раз, а в Мэриленде – в семь раз.

Как видно, тесная корреляция числа смертных приговоров, осужденных, содержащихся в «очереди смертников», расовой принадлежности жертв и, наконец, числа казненных с расовым фактором является убедительным доказательством расового неравенства при отправлении правосудия, позорящего, как признают сами американцы, всю систему уголовной юстиции не только в глазах нации, но и перед лицом мировой общественности.

Справедливости ради следует отметить, и это подчеркнуто в уже упомянутом отчете Главной счетной палаты, что дискриминация, основанная на расовой принадлежности преступников, не во всех штатах является значимым фактором. В ряде исследований указывалось, в частности, что непропорционально большое число афроамериканцев среди лиц, приговоренных к смертной казни, само по себе не является доказательством расовой дискриминации. Этот довод не раз приводился и в решениях Верховного Суда США по конкретным делам.

Напомним, что, несмотря на некоторые различия между показателями штатов, число приговариваемых к смертной казни афроамериканцев пропорционально общему числу лиц этой расы, совершивших убийства при отягчающих обстоятельствах. И именно убийство белого, человека европеоидной расы, а не собственная расовая принадлежность убийцы, увеличивает вероятность вынесения ему смертного приговора. Это явление не случайное – представители белой расы полностью доминируют во всех звеньях системы уголовного правосудия: и среди судей, и среди обвинителей, и среди присяжных.

В связи с этим некоторые исследователи (S. R. Gross, R. Mauro, D. Baldus, G. Woodworth и др.) полагают, что именно убийство человека одной расы с теми, кто занят в процессе принятия решения по этой категории дел, а не расовая принадлежность убийцы, вызывает у них наибольшую озабоченность. Доказать обоснованность такого мнения, как и опровергнуть его, почти невозможно – это из области ощущений и основанных на них предположений. На наш взгляд, более достоверным следовало бы признать вывод о том, что эффект расовой принадлежности жертвы убийства обусловлен не столько психологическими ощущениями судей и присяжных, сколько обстоятельством иного, объективного плана, что прямо подтверждается и статистикой смертных приговоров, и статистикой казней.

В самом деле, как только что отмечалось, за последние 30 лет на долю убийц в конфликтах типа «чернокожий – белый» или «белый – чернокожий» приходится лишь 220 осужденных, т. е. почти пятая часть всех казненных. Остальные казнены за убийства, жертвами которых были чаще всего представители той же расы, либо при иных расовых сочетаниях жертв. Это означает, что чернокожие, убившие человека своей расы (а это явление статистически наиболее распространенное), значительно реже приговариваются к смертной казни, чем убившие белого. Если вспомнить, что из указанных 220 казненных за 1977–2005 годы лишь 12 белых, убивших чернокожего, то в сочетании с только что сказанным можно, действительно, заключить, что «жизни жертв, принадлежащих к негроидной расе, в системе уголовного права имеют меньшую ценность, нежели жизни европеоидов».

В целом ряде исследований было показано, что дискриминация, основанная на расовой принадлежности жертвы, связана со стремлением обвинителей настаивать именно на вынесении смертного приговора.

Опубликованные результаты исследования в Джорджии, в ходе которого было изучено 2328 уголовных дел по обвинению в убийстве за период с 1995 по 2004 год, показывают, что обвинение в этих случаях требовало назначения наказания в виде смертной казни в два раза чаще, когда речь шла об убийстве белого (нежели когда жертвой являлся афроамериканец). А когда дело касалось убийства белого в результате вооруженного ограбления, то обвинение требовало смертной казни для виновного в шесть раз чаще.

Осознанно или нет, расизм, так или иначе, захватывает не только представителей обвинения, но и других деятелей уголовной юстиции, особенно если они белые. Это наиболее ощутимо, поскольку сами кадры юстиции, в первую очередь кадры обвинения, как уже отмечалось, также формируются по расовому признаку.

В плане расовой дискриминации не менее показательна и практика вынесения смертных приговоров федеральными судами. С 1988 по 1994 год 75 % осужденных в соответствии с Актом 1988 года о контроле за оборотом наркотических и психотропных веществ (21.U.S.С. 848) принадлежали к белой расе, но из тех, для кого прокуратура потребовала смертной казни, белые составляли лишь 11 %, а чернокожие – 37 %. После изучения практики применения этого закона подкомитет Конгресса США констатировал наличие «определенной степени расовой предвзятости при применении смертной казни федеральными судами, превосходящей даже ту, что имела место до дела Фурмэна».

В соответствии с федеральным законодательством до начала производства по делам, наказуемым смертной казнью, необходимо получить соответствующее разрешение Генерального прокурора. Таким образом, применение этой меры наказания федеральным судом изначально предполагает прокурорское усмотрение самого высокого уровня. Этот акт решения прокурора сам по себе, по мнению исследователей, таит реальную опасность институционального и общественного давления, которое может быть обусловлено мотивами расовой неприязни. Кроме того, практика свидетельствует, что зачастую прокуроры используют право усмотрения таким образом, что их решения оказывают непропорциональное воздействие на представителей разных рас, даже если их отношение к конкретному делу в расовом плане было нейтральным.

В любом случае в сочетании с тактикой и методами полиции решения прокуроров способствуют криминализации расы и расово-предвзятому восприятию преступности, и этот порочный круг оказывает разрушительное воздействие на сообщества меньшинств по всей стране.

Проявления расовой дискриминации особенно ощутимы в судебной практике штатов по назначению наказания в виде смертной казни. С середины 80-х годов, когда широкое распространение в США получили федеральные законы и законы штатов об обязательных размерах минимального наказания, а также навязанные судам руководящие правила назначения наказания, судьи практически лишились права по своему усмотрению осуществлять контроль над дискреционными полномочиями прокуроров. Такие законы лишают судей возможности принимать самостоятельные решения о назначении наказания, лишают их возможности влиять на исход дела за счет судейского усмотрения. Тем не менее именно суды в большей степени несут ответственность за несправедливость, от которой страдают представители меньшинств в системе уголовной юстиции. В условиях расового дисбаланса, порожденного тактикой полиции, прокуроров и несправедливыми законами, суды обычно отказываются рассматривать или исправлять факты расового неравенства в системе правосудия и осложняют задачу судебного оспаривания такого рода решений.

Во второй половине 80-х годов Верховный Суд США вернулся к проблеме расовой дискриминации, поднятой еще в деле Фурмэна. Этот процесс достиг своего апогея ровно через 15 лет, когда в 1987 году Верховный Суд США вынес решение по делу McCleskey v. Kemp, где речь шла о расовом дисбалансе при назначении смертных приговоров (это дело можно считать примером нежелания судов исследовать подоплеку использования свободы усмотрения иными субъектами уголовного процесса).

Приговоренный к смерти в штате Джорджия осужденный при рассмотрении его жалобы представил взятые из научного исследования статистические доказательства того, что у обвиняемого в убийстве белого гораздо больше шансов получить смертный приговор, чем у обвиняемого в убийстве чернокожего. Если бы в этом деле жертвой был чернокожий, а не белый, то, судя по данным этого исследования, при прочих равных условиях существовала 59 %-ная вероятность того, что он получил бы иной приговор, нежели смертная казнь. Такая статистика вызвала серьезные сомнения в том, что в штате Джорджия смертная казнь применяется с соблюдением принципов справедливости и расовой нейтральности, как того требует Конституция США. С этим делом противники смертной казни не без оснований связывали большие надежды. Оно, действительно, явилось «последней организованной атакой, которую противники высшей меры смогли противопоставить практике применения смертной казни в США».

Пятью голосами против четырех Верховный Суд США, оставив смертный приговор в силе, постановил, что хотя статистика заставляет усомниться в справедливости назначения смертной казни в штате Джорджия в целом, приведенные данные не указывают на то, что конкретно в деле Макклески смертный приговор был вынесен несправедливо. Чтобы смертный приговор можно было на законных основаниях отменить, Макклески, по мнению Верховного Суда, должен был бы продемонстрировать, что при вынесении приговора по его делу судьи руководствовались расовым предубеждением, а этого он продемонстрировать не смог.

Отвечая на заявление Макклески о том, что смертный приговор был вынесен произвольно, а потому является «жестоким и исключительным видом наказания», Верховный Суд постановил, что, хотя этот смертный приговор, действительно, мог быть произвольным, степень этой произвольности следует считать «конституционно приемлемой», учитывая традиционно признаваемую прокурорскую свободу усмотрения просить назначения подсудимому высшей меры наказания и судейские дискреционные полномочия, связанные с назначением наказания.

Постановление по этому делу, отмечала пресса, «по всей видимости, является единственно важным решением, которое когда-либо было принято Верховным Судом по вопросу о связи между расовой принадлежностью и преступлением», поскольку в нем явно проявилось нежелание суда принимать во внимание статистические данные, свидетельствующие о расовой несправедливости в уголовном процессе.

Требование, чтобы подсудимый продемонстрировал расовую предвзятость в своем конкретном случае, практически невыполнимо. Подняв планку так высоко, Верховный Суд США фактически объявил, что системные проявления расовой предвзятости не являются нарушением Конституции. Верховный Суд откровенно выразил озабоченность тем, что отмена приговора на основании представленных обвиняемым аргументов открыла бы дверь для опротестования приговоров на основании разного рода диспропорций в системе уголовной юстиции США. Но именно это и вызывает озабоченность противников смертной казни, ибо, по их убеждению, вся система уголовного преследования и судопроизводства пронизана расовым неравенством. Во всяком случае, в особом мнении член Верховного Суда США Уильям Бреннан по поводу этого решения записал: «Создается впечатление, что суд боится переборщить со справедливостью».

Аргументация Верховного Суда в деле Макклески и его «страх перед чрезмерной справедливостью» были переняты и иными судами при рассмотрении дел, в которых действия правоохранительных органов оспаривались на основании неравенства по признаку расовой принадлежности. Так, Верховный суд штата Джорджия, отменив норму об обязательном назначении наказания в виде пожизненного лишения свободы при повторном преступлении из-за того, что она непропорционально часто применялась в отношении чернокожих, две недели спустя восстановил эту норму на основании ходатайства с подписями всех 46 окружных прокуроров штата. Прокуроры утверждали, что решение суда об отмене указанной нормы подорвет всю уголовную систему штата. Тем самым они молчаливо признали факт расовой необъективности при вынесении обвинений и приговоров в штате Джорджия. При принятии решения о восстановлении ранее отмененной нормы Верховный суд штата основывался почти исключительно на решении по делу Макклески.

Через несколько лет исследователи, выводы которых об эффекте расовой дискриминации разбирались в этом уголовном деле, а также другие сторонники этой концепции опубликовали новые работы, в которых убедительно доказывалось, что дискриминация, основанная на расовой принадлежности жертвы, в наибольшей степени проявляется при рассмотрении дел об убийствах с небольшим числом отягчающих обстоятельств. Если же речь идет об убийстве со многими отягчающими обстоятельствами, вероятность принятия такого рода дискриминационного решения заметно снижается. Эти исследования были также использованы в уже упомянутом отчете Главной счетной палаты и вместе с ним были представлены в Конгресс США. На этой основе были разработаны два законопроекта – Акт о расовой справедливости (Racial Justice Act) и Акт о справедливом вынесении смертного приговора (Fairness in Death Sentencing Act).

Оба документа были направлены на восстановление права защиты использовать данные статистики для доказательства фактов расовой дискриминации в делах, связанных с вынесением смертного приговора, однако они встретили мощное сопротивление генеральных прокуроров многих, особенно южных, штатов. И хотя второй из названных законопроектов получил одобрение в Палате представителей, все же оба документа дважды, в 1990 и 1994 годах, были отклонены Сенатом и с тех пор уже не выносились на рассмотрение. В итоге решение Верховного Суда США по делу Макклески и сегодня сохраняет свою силу.

Наконец, следует хотя бы кратко остановиться на особенностях субъективного восприятия расового неравенства представителями расовых и национальных меньшинств, приглашенных в состав присяжных.

Во-первых, многие из них, получив такое приглашение, всячески уклоняются от участия в работе жюри, что, несомненно, влечет негативные последствия для легитимности системы суда присяжных и отправления правосудия в целом. Во-вторых, представители меньшинств, которые все же согласились выступать в качестве присяжных, зачастую имеют настолько сильное предубеждение против всей системы уголовного судопроизводства и ее объективности, что психологически не могут верить аргументам прокурора и свидетельским показаниям полицейских. И даже тогда, когда такие присяжные, вроде бы, верят аргументации прокурора, они, вопреки ожиданиям, могут вынести оправдательный вердикт «в порядке нуллификации», т. е. независимо от имеющихся доказательств, в качестве политического противовеса слишком суровым наказаниям и суровым законам.

Негативные реакции присяжных – представителей меньшинств – во многом стимулирует тот факт, что во всех штатах, применяющих смертную казнь, 98 % окружных прокуроров – белые и только 1,0 % – чернокожие. В Калифорнии, например, к концу 90-х годов среди всех окружных прокуроров штата 55 – белые, 3 – латиноамериканцы и ни одного чернокожего.

За последние 25 лет в США, на самом деле, сделано немало для преодоления расового неравенства и дискриминации во всех сферах общественной жизни, однако и тема, и термин «расовое профилирование» все еще в ходу. На пороге XXI века в выводах доклада, подготовленного к Конференции лидеров движения за гражданские права, сказано: «Смертная казнь в том виде, как она применяется сейчас, представляет собой проявление расизма. Решение о том, кому жить, а кому умереть, зависит в значительной степени от расовой принадлежности обвиняемого и жертвы. Причина кроется как в несовершенстве процедуры, например в назначении малоимущим обвиняемым некомпетентных адвокатов, так и в расистских установках и стереотипах, преодолеть которые нелегко».

Таким образом, расовая принадлежность обвиняемых и жертв преступлений до сих пор еще остается значимым фактором, хотя его влияние уже не так ощутимо, как в годы, предшествующие принятию решения по делу Фурмэна. Точнее будет сказать, что значимость расовой принадлежности сегодня все более сложно выделить из общей массы факторов, влияющих на вынесение смертного приговора.