ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой выясняется, что мой волшебный платочек исчез
Я продолжал сидеть на стволе упавшей пальмы, совсем расстроенный разговором с Кошачьим Зубом. Больше всего меня обижало и возмущало то, что пираты, эти воры и убийцы, посмели обратиться ко мне с гнусным предложением, словно видели во мне своего единомышленника.
Печальные мысли все больше овладевали мной. Какие наглецы! Ну, допустим, я не люблю подметать пол, стелить кровать, мыть посуду… Но ведь это, в сущности, мелочь, и она не даёт им никакого права втягивать меня в свою шайку. А может быть, это не такая уж мелочь, как мне кажется? Мама не раз говорила, что на таких мелочах и проверяется характер человека!
Мои грустные размышления нарушили Мила и Юрка.
— Борик, а что он тебе говорил?
— Всякие глупости…
— Что именно? — допытывался Юрка.
— Да так…
— Ты не хочешь нам сказать? — удивилась Мила.
— Ну, смотри, Борька, я тебе это припомню! — в голосе Юрки прозвучала обида.
— Ребята, — сказал я смущённо, — Кошачий Зуб предложил мне быть пиратским капитаном.
— Вот болван! — всплеснул Юрка чёрными ладонями.
— Я его прогнал…
— Как ему только это пришло в голову? — весело рассмеялась Мила и вдруг подняла лицо к небу. — Ребята, вы посмотрите, как потемнело.
Из-за линии горизонта на океан наползала величественная тёмно-фиолетовая туча. Солнце уже скрылось за ней, и потоки лучей тонкими шпагами вырывались из-за разорванных вихрящихся концов тучи.
Было очень тихо. Не шумел океан, и на его потемневшей глади не было заметно ни одной шероховатости. Только теперь я обратил внимание на то, что в лесу умолкли все птицы, которые совсем недавно наполняли воздух щебетаньем. Острые листья на пальмах висели не покачиваясь, словно мёртвые. Всё застыло в каком-то оцепенении. Стало трудно дышать. Воздух был тяжёлым и душным.
— Кошачий Зуб сказал, что сейчас будет шторм, — проговорил я, роясь в кармане. — Кажется, он прав. Я читал, что все затихает перед штормом. Но нам этот шторм не страшен…
Последние слова я сказал уже не очень уверенно, потому что не обнаружил в кармане своего волшебного платка.
— Что ты ищешь? — спросила Мила.
— Платок… Где мой платок?
— Синий платок? Ты, кажется, положил его сюда… на ствол пальмы.
— Где? Где он?
Платка нигде не было.
Кривая молния разрезала тучу и словно провалилась в океан. Слабо затрепетали над нашими головами листья деревьев, и в ту же минуту мы увидели, как с океана к берегу идёт, растянувшись на несколько километров, высокий чёрный вал. Только на самой его вершине пенилась вода.
Следом за этим валом шёл второй, ещё более высокий и грозный. А дальше уже ничего не было видно, потому что фиолетовая туча опустилась к самому океану и скрыла бушующие волны.
На нас пахнуло холодом, зашелестели, зашептали густые листья в кронах деревьев. Со страшной силой рявкнул гром, и почти в ту же секунду с пушечным грохотом разбился о берег первый вал. Стволы деревьев закачались и затрещали, и мою рубашку вздуло ветром.
— Ищите, ищите! — кричал я. — Ищите, иначе мы погибли!
Второй вал разбился с ещё большим шумом. Каскады брызг взлетели над скалой и градом забарабанили по нашей площадке.
Мы бросились в ущелье. Но и туда ворвалась разъярённая пена третьего вала. Милу подхватила волна и понесла из ущелья. Уцепившийся за камень Юрка с трудом удержал её. Но в это время на нас обрушилась новая волна и понесла всех в глубину ущелья. Вероятно, она и спасла нас. Задыхаясь и глотая солёную воду, я выбрался на какой-то скользкий выступ.
Стало темно, как ночью. Но молнии вспыхивали одна за другой, и в их синеватом свете я видел, как копошатся на другой стороне ущелья Мила и Юра. Все грохотало и выло вокруг. Казалось, мир рушится.
Потом тяжёлым водопадом ударил тропический ливень, сверху посыпались камни, и один из них больно стукнул меня по голове. Я потерял сознание.
