Два дня спустя Штубер получил приказ доставить унтерштурмфюрера СС Штайна на секретный аэродром «Люфтальпен-1». К удивлению барона, в кабинете начальника их ждал сам… Отто Скорцени.

Сдержанно поздоровавшись с бароном, обер-диверсант рейха тут же обратился к двойнику:

— Исходя из предварительного плана операции «Исход», коим предусмотрено выведение из-под удара наиболее влиятельных деятелей рейха, которых несомненно ожидают смертные приговоры в трибуналах стран-победительниц, рейхсфюрер должен был прибыть в расположение «Альпийской крепости», чтобы, возможно, со временем возглавить правительство или же стать канцлером… Впрочем, детали операции «Исход» к операции «Двойник» отношения не имеют.

— Об этом я и хотел вам напомнить, оберштурмбаннфюрер, — глухим баритоном проговорил Штайн.

— Для нас важно, что в настоящее время Гиммлер находится на севере Германии, где ведет переговоры с представителями шведских властей, а также с гросс-адмиралом Деницем.

Штайн опять предупреждающе покряхтел, давая обер-диверсанту рейха понять, что и эти детали пребывания рейхе-фюрера СС на севере рейха его не интересуют. Однако Штубер понимал, что происходит: в данном случае Скорцени подводила привычка, выработанная им в ходе проведения масштабных операций. Начальник диверсионного отдела РСХА всегда считал, что основные участники операции просто обязаны знать тонкости сложившейся ситуации, чтобы не только уметь ориентироваться в ней, но и действовать в одиночку, принимая самостоятельные решения.

— Ровно через час, как только стемнеет, специальный самолет доставит вас в район датской границы, где вы поступите в распоряжение личного адъютанта Гиммлера. Как вести себя дальше, вам укажут после прибытия. У вас возникли какие-то вопросы?

— Не возникло, — мрачно проворчал Штайн.

— Вы готовы к выполнению задания?

— Как никогда раньше.

Скорцени удивленно взглянул на двойника.

— Как никогда раньше? И… чем это объясняется, любопытно знать?

— Ненавистью к тем войскам, которые оккупируют Германию. Если нам удастся спасти Гиммлера, значит, удастся спасти СС, вслед за которой воспрянет вся Германия.

Выслушав это, Скорцени скосил глаза на стоявшего чуть в сторонке Штубера, словно бы спрашивал: «Твоя работа? Это ты сумел так идеологически подковать двойника-смертника?». В ответ барон лишь горделиво вскинул подбородок, дескать, с агентами худшей подготовки не работаем!

— В письме, которое вы передадите адъютанту Гиммлера, будет представление вас к Железному кресту и к повышению в чине до оберштурмфюрера СС, — сказал Скорцени, выпроваживая двойника из кабинета, чтобы он подождал в комнате для офицеров-пилотов. — Уверен, что Гиммлер поддержит его. Перед отлетом мы с вами еще встретимся, я жду прибытия своего адъютанта.

Когда Штайн удалился, Скорцени достал флягу с коньяком и наполнил имевшиеся в тумбочке у стола рюмки.

— Теперь обсудим наши дальнейшие действия, барон. Только что я отдал приказ Зонбаху подготовить секретную взлетную площадку для легкого «Физелер Шторьха». Она будет находиться на одном из альпийских лугов, на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря. Туда уже переброшен отряд солдат, который расчищает этот луг от камней и взрывает валуны.

— Куда вы намерены улететь?

— Для начала — в Швейцарию, затем, очевидно, последуют Испания, а возможно, и Латинская Америка.

Они сделали по глотку, помолчали.

— И как скоро планируется отлет?

— После того как позабочусь о многих других, то есть в последнюю очередь. Когда смогу убедиться, что все, кого можно было вывести из-под удара карательных войск союзников, уже выведены. Но разговор сейчас не обо мне. Вам, барон, придется улететь на север вместе со Штайном. Возможно, этот самолет окажется последним, на котором еще можно добраться до ставки гросс-адмирала Денница.

— Цель моего перелета?

— Прежде всего, хочу спасти вас от карателей. Во-первых, вы диверсант, во-вторых, принимали участие в операции «Гриф», в Арденнах, в тылу американских и британских войск. Вы помните, что тогда военно-полевой суд американской армии, заседавший в бельгийском городке Анри Шаппель, и ряд других судов, приговорили к смертной казни боле ста тридцати наших диверсантов. После чего было объявлено, что казни предадут всех остальных наших диверсантов, какие только попадутся им в руки.

— На севере я окажусь намного ближе к бельгийским Арденнам, нежели здесь, в Баварии или в Австрии, — заметил Штубер, давая понять, что подобные аргументы всерьез не воспринимает. — Поэтому вопрос: что мне предстоит делать в ставке гросс-адмирала?

— Вас перебросят в Испанию. Станете преподавателем «Германской школы языка и коммерции» в Барселоне.

Штубер призывно, почти по-лошадиному, заржал.

— Интересно, что мне предложат преподавать: филологию или коммерцию?

— Напрасно вы столь неуважительно относитесь к преподавательской деятельности, барон, — и себе улыбнулся Скорцени. — Не исключено, что в вашем лице умирает великий языковед и учитель германской словесности. Вон даже Сталин, этот Кровавый Коба, и тот подался в языковеды.

— Попытаюсь проникнуться важностью своей будущей профессии. Уже хотя бы из уважения к Сталину.

— Но через определенное время вас, как говорится, с ближайшей оказией, перебросят в Западную Африку. Я хочу, чтобы вы стали комендантом секретной военной базы и, по совместительству, начальником разведывательно-диверсионной школы.

— Рассчитываете, что мы сумеем удерживать эту базу даже после капитуляции?

— Почти уверен. Она секретная, там солидный гарнизон, в джунглях несколько подкупленных племенных вождей, а в окрестных селениях немало германцев. Мы превратим эту территорию в Новый рейх, в котором найдут пристанище немало офицеров СС. Но главное не в этом. Эта база очень важна для тех, кто вскоре окажется оторванным от рейха, а значит, и от всего мира, и блокированным в подземном мире Антарктиды. То есть в будущем она должна служить местом отдыха рейх-антарктов, перевалочной базой для продовольствия и всевозможных промышленных товаров.

— Это сразу меняет суть дела, — согласился штурмбаннфю-рер.

— Наконец, я рассчитываю, что если комендантом базы станет мой друг барон фон Штубер, то для бедного изгнанника Скорце-ни там всегда найдется отдельная хижина и несколько знойных африканок.

— В любое время вас будет ожидать двухэтажная хижина с персональным озерцом и целым гаремом аборигенок.

На сей раз они выпили за дружбу и за германские базы, в какой бы точке мира они не располагались.

— И кому же я должен сдать пост коменданта «Альпийской крепости»? — спросил Штубер.

— Уже никому, — покачал головой Скорцени. — Общее руководство останется за Кальтенбруннером. Он собирается послать в Швейцарию очередного гонца, скорее всего, известного вам Хёт-тля, для новых переговоров с Даллесом и прочими американцами.

— …Но это уже не имеет смысла?

— Англо-американцы ощутили вкус победы, они опьянели от запаха крови и не приемлют никаких условий германской стороны.

— То есть никакой реальной обороны «Альпийской крепости» ожидать не стоит?

— Сейчас основная наша задача: как можно большую часть войск сдать американцам и позаботиться о том, чтобы основная часть территории рейха оказалась в зоне влияния западных стран. Поскольку именно в этой зоне начнется возрождение Четвертого рейха. Логика здесь простая: чем упорнее мы будем сопротивляться англо-американским войскам, тем больше территории Германии и Австрии окажется оккупированной коммунистами. Так стоит ли ослаблять себя и своих будущих союзников?

— У меня как коменданта крепости были иные планы.

— Ах, у вас как коменданта?! — иронично отреагировал Скорцени. — Почему же вы не поделились своими глубокомысленными планами с фюрером? Возможно, тогда он не препятствовал бы созданию крепости, которую сам же своим приказом и учредил.

— Если честно, я и в самом деле не переставал удивляться его легкомысленному отношению к созданию нашего последнего «Национального редута». Подозреваю, что германским генералам и офицерам будет что предъявить фюреру.

— Вопрос в том, будет ли кому эти претензии предъявлять. И вообще не огорчайтесь, барон: как бы ни сложились обстоятельства, вы уже вошли в историю Третьего рейха как первый и последний комендант «Альпийской крепости». Согласитесь, что это не просто строка, а целый абзац из летописи Германии времен Второй мировой.

— Что ж, — вздохнул барон, — Африка так Африка…

— Многие из тех, кто годами будет томиться в англо-американских лагерях для военнопленных и интернированных лиц, станут по-черному завидовать вам, барон. С этой мыслью вы и должны немедленно отправиться в замок Шварцбург, чтобы собрать свои личные вещи. Все, вы свободны, и не теряйте времени.

— Зато их лагеря будут располагаться на германской земле, а не в африканских джунглях или в мрачных подземельях Антарктиды.

— «Германская земля», барон, там, где находится хотя бы один германец. Вспомните, как во времена Чингисхана его полководцы считали, что Монголия везде, где когда-либо ступал конь монгола.