В гортанном басе начальника Главного управления имперской безопасности всегда улавливались нотки какой-то вульгарности, но сегодня он, казалось, превзошел самого себя.

— Это вы, штурмбаннфюрер Штубер?! — спросил таким тоном, словно вслед за вопросом должно было последовать: «Ну, наконец-то ты, бездельник, попался!». Впрочем, нечто подобное он и произнес: — Чем вы там, черт возьми, занимаетесь?

— Чем конкретно я занимаюсь во «Дворце фюрера»?

— Не о «Дворце фюрера» сейчас речь, — отмахнулся начальник РСХА. — Что вы делаете в Альпах?

— Как исполняющий обязанности коменданта «Альпийской крепости», я составляю списки старинных замков, горных пещер, всевозможных шахтных выработок и прочих объектов, которые находятся в зоне вверенного мне укрепленного района. Кроме того…

— Насколько я понял, на этот пост вас назначил Скорцени? — явно вторгся в его доклад Кальтенбруннер.

— Так точно, — с вызывающей ленцой в голосе произнес Штубер, чуть было не добавив при этом: «Если решитесь отменить его приказ, буду только рад». — Кроме всего прочего, мне еще приходится заниматься расквартировкой воинских частей, а еще — обеспечиваю патрулирование наиболее важных участков крепости, поскольку уже отмечены попытки англо-американцев высаживать здесь десанты и создавать в нашем тылу диверсионные базы и плацдармы.

— Так вот, отныне вы должны помнить, что командующим гарнизоном «Альпийской крепости» назначен я, — проскрипел своим жестяным, временами срывающимся на бас баритоном начальник РСХА.

— А значит, и ее комендантом? — с нескрываемой надеждой поинтересовался Штубер, понимая, что в нынешней ситуации куда спокойнее быть предоставленным самому себе или же выполнять какие-то совершенно конкретные боевые приказы.

— Комендантом останетесь вы, штурмбаннфюрер.

— Есть оставаться комендантом! — прокричал он исключительно для Шаубе и мюнхенского тюремного палача.

Взглянув на личного адъютанта Гитлера, Штубер заметил, что тот приподнял сжатую в кулаке руку, лениво поздравляя его с этим утверждением в должности. Даже палач и тот подобострастно улыбнулся ему, хотя это все же была улыбка… палача, который, стоя на эшафоте с секирой в руках, говорит: «Позвольте оказать вам последнюю услугу».

— Кстати, как армейский офицер… вы верите, что нам все еще удастся превратить «Альпийскую крепость» в настоящую огромную крепость, со всеми подобающими ей характеристиками?

«Эти вопросы следует задавать не мне! — внутренне возмутился барон. — Кому угодно на этом, уже нашедшем свой айсберг “Титанике”, только не мне! С какой стати?!». Однако вслух произнес:

— Если таковой будет воля фюрера. И если, исходя из этой воли, сюда срочно будут переброшены с какого-либо из фронтов как минимум три армии, пусть даже основательно потрепанные… Чтобы они успели занять и надлежащим образом фортифицировать свои позиции, да и просто освоиться в альпийских краях.

— Этих армий у нас не будет, — резко парировал Кальтенбрун-нер. — Только что генерал-полковник Рендулич буквально потребовал перебросить в крепость большую часть своей группы армий «Юг», чтобы его войска могли сражаться в ней до конца. Но фюрер отказал ему в этом праве. Рендулич остался недоволен, однако идти против воли фюрера и отводить войска самовольно не решился.

— Замечу также, что через неделю-другую здесь уже будет ощущаться острейшая нехватка продовольствия. И, прежде чем формировать в Альпах отдельную группу армий, следует позаботиться о создании больших продовольственных складов, а также складов армейской амуниции…

— Хватит, барон! — буквально прорычал Кальтенбруннер, заставив его понять, что он уже лезет не в свое дело. — Мы с вами не на военном совете вермахта. Продовольствие, амуниция…

— Простите? Но, как комендант…

— Тыловым обеспечением поручено заниматься генералу СС Ольтину.

— Странно, до сих пор мне не приходилось встречать где-либо этого генерала.

— И теперь уже вряд ли встретите.

— Тогда, кто же будет занимать вопросами снабжения?

Барон и сам понимал, что сейчас ему лучше было бы помолчать. Но присутствие при разговоре тюремного палача напоминало о том, кто окажется в руках этого «мясника», как только понадобится назначить виновного в неподготовленности «Альпийской крепости» к обороне.

А еще он понимал, что обязан воспользоваться этим телефонным разговором в Кальтенбруннером, чтобы изложить все накопившиеся проблемы, поскольку неизвестно, представится ли еще когда-либо такой случай. Дойдет ли дело до услуг палача, еще не известно, а вот то, что, в попытке наладить снабжение своих войск, армейские генералы уже через неделю начнут брать его за горло и хвататься за пистолеты — это, можно считать, ему уже на роду написано.

— Вы, Штубер, должны заниматься сейчас не этим. В горных районах крепости окажется немало высших чинов СС, которым следует подготовиться к грядущей капитуляции, а главное, к выживанию во время интенсивных англо-американских карательных экспедиций в горы во время первого периода оккупации.

— Тогда позвольте мне заниматься только этим, — почти в отчаянии проговорил барон. — Скажем, в должности заместителя коменданта. Я диверсант и хотел бы соответствовать своему предназначению. В то время как комендантом можно было бы назначить, ну, хотя бы… — барон метнул взгляд на личного адъютанта фюрера, но по выражению его лица понял, что тот и пристрелить может, поэтому упоминать сейчас всуе его имя равносильно самоубийству. — Хотя бы гаулейтера Тироля, группенфюрера фон Хофера, командующего моторизированным корпусом, расквартированным на границах с Италией и Швейцарией.

— Я подумаю над этим, — недовольно проворчал Кальтенбрун-нер, давая понять Штуберу, что оспаривать приказы — слишком непозволительная роскошь, даже когда речь идет о диверсанте из команды Скорцени. — А теперь слушайте меня внимательно. Завтра на аэродроме приземлится самолет, по трапу которого сойдет человек в чине унтерштурмфюрера, который способен напоминать одну из хорошо известных вам личностей.

— Но только… напоминать? — спросил барон, решив, что речь опять пойдет о двойнике Гитлера.

— Только. Все прочие объяснения вы найдете в пакете, который он вам вручит. Заниматься этим человеком будет лично Скорцени. Ваше дело — встретить его и до поры надежно спрятать от посторонних глаз. Решительно сузив число тех, кто будет контактировать с ним. У вас есть на примете такое место?

Барон на несколько мгновений задумался, затем уверенно ответил:

— Есть. Замок Шварцбург, владения графа фон Ленца.

— Шварцбург? А, замок этого старого сепаратиста, — довольно добродушно вспомнил Кальтенбруннер.

— Но, очевидно, сейчас этот грех ему простится? — сразу же попытался Вилли вступиться за графа.

— Сейчас многие грехи придется прощать, — с явной досадой в голосе проговорил Кальтенбруннер. И это была досада человека, который, в общем-то, прощать не привык. — Увы, многие и многим.

— Замок и его владелец очень важны для нас. Там сейчас находится моя комендантская штаб-квартира.

— Только поэтому владельца трогать пока не будем. С условием, что вы заставите его соблюдать конфиденциальность присутствия унтерштурмфюрера.

— Он будет соблюдать ее, — в том же властном тоне заверил барон Кальтенбруннера.

— Но даже во Шварцбурге унтерштурмфюрер должен чувствовать себя не личным гостем графа, а скорее затворником. Пусть даже почетным

— Значит, пребывать в замке этот человек должен в качестве «почетного затворника»? — уточнил Штубер, понимая, что и для него лично, и для графа фон Ленца очень важно будет воспринимать истинный статус этого таинственного двойника.

— Или просто затворника, — небрежно отмахнулся Кальтенбруннер, выразив этим пренебрежением значительно больше, нежели способен был выразить множеством нужных слов. — По крайней мере до тех пор, пока не пробьет и его час. Словом, это не так уж и важно. Причем, скорее всего, узником этого альпийского замка он пробудет недолго. К тому же он находится в прямом подчинении Скорцени, который сумеет усмирить любого.

— Скорцени — конечно же сумеет, — охотно подтвердил барон, хотя ссылка на Скорцени как усмирителя слегка задевала его: получалось, что лично он, Штубер, справиться с двойником не в состоянии. — Приказ будет выполнен, господин обергруппенфюрер. — Оговорка относительно «прямого подчинения Скорцени»

Штубера не смутила. Уж с Отто он как-нибудь общий язык найдет.

— Потому что приказ должен быть выполнен.

— Но Скорцени в пределах крепости пока что нет.

— Знаю. У него важное задание. Вскоре появится. Во всяком случае, будем надеяться.

— Причем надеяться следует всем нашим СС-воинством. Без Скорцени всем нам, в «Альпийской крепости» сущим, придется туго.

— Шауб тоже находится во «Дворце фюрера»? — неожиданно поинтересовался Кальтенбруннер, давая понять, что о Скорцени на время забыто.

— Находится.

— Странно, личный адъютант фюрера — и вдруг в Мюнхене. С какой стати он там оказался в такое трудное для Гитлера время?

Это был прямой вопрос, на который следовало так же прямо отвечать, а давать какие-либо объяснения в присутствии самого Шауба не хотелось.

— Личный адъютант фюрера находится рядом, — счел необходимым предупредить Эрнста барон, краем глаза наблюдая, как Шауб нетерпеливо тянется к телефону.

— Даже так, он рядом? Вы вместе прибыли в Мюнхен с инспекторской проверкой?

— Если нужно, я могу позвать его к телефону, чтобы…

— Не нужно, — холодно осадил его начальник РСХА. — Очевидно, у него личное задание фюрера.

— Следует полагать, что личное, — примирительно произнес Штубер, предостерегающе помахав при этом обергруппенфюреру, дескать, «извините, но говорить с вами не будут».

— Обеспечьте посадку самолета, секретность операции и безопасность указанного вам унтерштурмфюрера, настоящее имя которого даже вам знать не обязательно.

— Понимаю, мне приходилось работать с Великим Зомби, то есть с Зомбартом, — запустил барон пробный шар, надеясь, что начальник РСХА подтвердит: речь и сейчас идет именно о нем.

Вот только хитрый ход его Кальтенбруннером был решительно развенчан.

— Все, что вам положено будет знать, штурмбаннфюрер, узнаете завтра.

— В таком случае придется потерпеть.

Положив вслед за Эрнстом трубку, барон обронил: «Прибывает гонец от Кальтенбруннера» и вопросительно взглянул на личного адъютанта фюрера.

— Сейчас сюда побегут многие, — отстраненно как-то прокомментировал тот явление «гонца от Кальтенбруннера», а затем, отправив палача заниматься своими прямыми обязанностями дежурного по «Дворцу фюрера», вполголоса поинтересовался: — Гонец этот прибывает уже сегодня?

— Завтра. Время уточнят.

— Если завтра — вы успеваете. — Шауб немного замялся, прекрасно понимая, что пытается преодолеть барьер секретности. — Речь идет о какой-то важной персоне?

— Не о важной — это очевидно. Разве что очень ценной и, скорее всего, необходимой не только Кальтенбруннеру, но и фюреру.

Шауб понял, что никакой более полезной информации от барона не дождется, поэтому прибег к испытанному приему «сглаживания впечатлений» и даже в какой-то степени подхалимажа.

— А вот идея назначить комендантом гаулейтера Тироля мне понравилась. Пусть хотя бы в последние дни войны этот ленивый боров поработает на благо рейха.

— Я того же мнения. Если только Кальтенбруннер сумет добиться его назначения.

— Фюреру сейчас не до гаулейтера, это понятно, — проворчал Шауб, мрачно рассматривая запыленные носки своих, уже далеко не новых сапог. — Но если понадобится, я, как личный адъютант фюрера, могу переговорить с ним по этому поводу во время ближайшего сеанса связи с рейхсканцелярией.

— Судя по всему, понадобится.

Шауб немного помялся, задумчиво покряхтел, а затем все-таки спросил:

— Так с какой это стати Кальтенбруннер вдруг заинтересовался мною?

— Следует полагать, что исключительно из вежливости, — успокоил его Штубер.

— Сейчас приходится быть настороже со всеми, — как бы оправдываясь, объяснил обергруппенфюрер. — Даже мне, личному адъютанту фюрера.

— Представляете, если даже вам — и то приходится, — нарочито равнодушно сказал барон.