Надо ли говорить, с каким волнением Коля ждал ближайшего воскресенья? Терпение его истончалось с каждым оборотом часовой стрелки. Девяносто два часа, отделяющие его от момента свидания, никак не хотели заканчиваться! Он пытался занять себя работой, но все валилось из рук. Пытался проверить счета, но цифры плыли в голове, и Коля никак не мог понять их смысл. Тогда он выбегал из мастерской и шел в порт, оттуда в кофейню, где пытался развлечься болтовней. Собеседник из него выходил, правда, скверный. Погруженный в свои мечты о предстоящем свидании, Коля на все вопросы отвечал односложно, а чаще вообще невпопад. Словом, обнаружил все симптомы, указывающие на влюбленность средней тяжести.

К досаде своей, каждый раз, взглянув на часы, Коля обнаруживал, что прогулка до порта, от порта до кофейни и от кофейни обратно до мастерской заняла у него каких-то полтора часа! Это было невыносимо, ему казалось, что воскресенье уже не настанет никогда!

Дело было не в том, что он вплотную приблизился к выполнению порученного задания, не в том, что он, считай, одной ногой уже проник в эту самую злосчастную «Baltic Transit». Да, это, конечно, важно – выполнить задание командования. Для этого, собственно, он и был сюда направлен. В Москве ждали его сообщений о поставках руды, и Коля это понимал.

Но что значат командиры и их приказы, когда тут – любовь?!

Первое свидание в его жизни было главным, настолько важным и серьезным делом, что все остальное отодвигалось на третий план. Дожив до двадцати трех лет, Коля никогда по-настоящему не знал женщин. Ну, мордовки в деревне на танцах, понятное дело, не в счет. Там все по-другому. Поплясали под гармонь в кругу, попели частушек, часто матерных, но, в сущности, невинных, полузгали семечек. Но ни одна девчонка – Любка, Наташка или Танька – не волновала Колю. Чего зря волноваться, если они, почитай, вместе выросли и знают друг друга как облупленных?

А тут совсем другое.

Да и где ему было ухаживать за девушками? В военном училище? В карельских лесах? Не было у него времени на это. И самой возможности не было.

Стыдно, ой как стыдно было за всю свою неуклюжесть! Надо же было при всем честном народе облить совершенно постороннюю девушку! Но еще Коля подумал и о том, что если бы он ее не облил, то они бы не пошли к нему стирать блузку. Они бы вообще никогда не познакомились. «Стокгольм – большой город. Люди могут жить через дом и даже через двадцать лет не сумеют познакомиться», – все время вертелись в голове слова Анны. Анечки, как про себя стал ее звать Коля.

И вот наконец воскресенье.

Накануне Коля примерил и придирчиво осмотрел свой гардероб. На первое свидание нельзя прийти Растяпой и замухрышкой. Все должно «соответствовать». Форма, так сказать, должна соответствовать содержанию, то есть богатому Колиному внутреннему миру. Чтоб девушка взглянула и оценила, что перед ней человек серьезный и самостоятельный, а не фитюлька какая-нибудь. Словом, Коля решил держать фасон и предстать перед Анной во всем своем блеске и великолепии. Как ни крути, а встречают все-таки по одежке.

На Коле был великолепный шерстяной костюм тройка, на брюках которого он старательно навел такие стрелки, что обрезаться можно, а сами брюки заправил в начищенные до блеска новые сапоги. Для окончательного покорения девушки Коля использовал тяжелую артиллерию – белую рубашку апаш в ярко-красных петухах. Великолепный воротник простирался поверх пиджака почти до самых плеч. С галстуком, правда, неувязочка вышла: Коля заблаговременно приобрел дорогой, шелковый, но не смог его завязать. И никто из его работников не смог завязать правильный и красивый узел. Пришлось в ближайшей галантерейной лавке покупать галстук-селедку на резинке. Не идти же в костюме и без галстука. Несолидно.

Утром, умывшись и побрившись, Коля вылил на себя чуть не полфлакона одеколона и надел свой роскошный наряд, застегнул галстук, аккуратно расправил воротник поверх пиджака, осмотрел себя в зеркале и остался премного собой доволен. Одет модно, дорого и со вкусом. Видели бы его свои, деревенские, – поумирали бы от зависти. Определенно, в таком костюме можно смело идти на приступ любой девушки, хоть принцессы. Выходя из дома, он надел венец наряда, тирольскую охотничью шляпу с пером.

Самому себе Коля казался неотразимым и опытным обольстителем и сердцеедом, хотя на самом деле, надо признать честно, вырядился он, как попугай на ярмарке, и в делах амурных он был, увы, лопух лопухом.

– Боже мой, Тиму! – воскликнула Анна, когда они встретились. – Какой вы смешной! Это у вас в Суоми так ходят на свидания? Вам не хватает только лапландских варежек. Бедненький! Вы же запарились. Снимайте скорее ваш пиджак, а то вас хватит тепловой удар.

По случаю хорошей погоды на Анне было легкое платье с коротким рукавом и простые босоножки. Она весело рассмеялась. И от этого смеха, и еще больше оттого, что девушка совсем не оценила его шикарный наряд. Коля насупился и стал наблюдать, потупившись, за тем, какие замысловатые рисунки выписывает носок его сапога на тротуаре. Из-под пижонской шляпы ручьями за воротник стекал пот. Выглядел Коля в этот момент крайне глупо. Пригласил девушку на свидание, а сам на нее и не глядит, только ногой узоры чертит. Он больше не чувствовал себя таким же неотразимым, как двадцать минут назад, когда вышел из дома. В дорогом шерстяном костюме было невыносимо жарко. Шикарная рубашка-апаш вся промокла от пота, отчего ярко-красные петухи на ней сделались бордовыми. Пот струйками лился по спине и животу, скатываясь под брюками в сапоги. Того и гляди, сапоги начнут хлюпать при ходьбе. Чувствовал сейчас себя Коля глупо и неуютно.

Как видно, Анна была лучше воспитана. Она не стала продлевать неловкую ситуацию.

– Ну же, не стойте таким букой, – она взяла Колю под руку. – Куда мы с вами пойдем?

– Не знаю, – глупо обронил Коля. – А куда бы вам хотелось пойти?

Анна подумала несколько секунд.

– А пойдемте в синема?

– Пойдемте, – обрадовался Коля.

Все-таки куда-то идти было уже не так глупо, как стоять на месте и обливаться потом. Кроме того, движение в какое-то место придавало их прогулке некоторый смысл.

– Только прошу вас, снимите хотя бы пиджак. Мне вас так жалко.

В синематографе давали довоенную французскую комедию: богатые интерьеры, обворожительная главная героиня, уморительно-неуклюжий главный герой, веселая музыка и нелепые ситуации, в которые попадали герои картины. Но ничего этого Коля не видел. Он сидел, глядя на Анну. Близость девушки волновала его, и он был мысленно благодарен темноте зала. От волнения его бросало то в жар, то в озноб, и лицо его то пунцовело, то становилось бледным. Анна несколько раз перехватывала пылкий Колин взгляд, смущенно опускала глаза и советовала больше смотреть на экран. Но надо признать, что Колины чувства были ей приятны. Еще более приятны были Колина робость и неловкость, шедшая от желания сделать приятное ей.

После картины Коля, желая поразить Анну широтой размаха, пригласил ее в один из лучших и дорогих ресторанов. До сих пор Коля только однажды был в подобном заведении – том самом, в гостинице «Москва» вместе с Сарафановым, – но твердо помнил, что в хорошем ресторане должен быть фонтан, оркестр и официанты.

Ресторан, в который он пригласил Анну, как раз таким и оказался. С эстрадой, фонтаном, официантами в белых смокингах и накрахмаленными скатертями. Оставаясь в душе неискушенным провинциалом, Коля предоставил своей спутнице право выбора блюд и напитков и был весьма смущен, когда девушка попросила его заказать «на свой вкус». Коля держал в руках меню второй раз в жизни и решительно не понимал ничего из того, что там было написано. Постеснявшись спросить у любезного официанта, что тут с чем едят, и тем самым обнаружить перед девушкой свою полную беспомощность в изысканно-гастрономических вопросах, он стал тыкать в меню пальцем, заказывая блюда наугад. Он был обескуражен еще больше, когда через несколько минут официант расставил заказ на их столике. Он не знал, как есть спаржу! Он беспомощно ковырял вилкой панцирь огромного лобстера, опасливо глядя на его клешни! А ананас! Что с ним делать? Откусывать от него по очереди или как? Он отложил лобстера и стал потрошить ананас как обыкновенную кедровую шишку.

Пожалуй, самым удачным его заказом было красное вино тридцать восьмого года, полный бокал которого Коля выпил, желая избавиться от неловкости и смущения. И что же? Налив себе второй раз, он опрокинул бутылку на скатерть. По ней, такой белой и накрахмаленной, немедленно стало растекаться красно-бурое пятно. Анна, до того то и дело подносившая салфетку к губам, желая скрыть улыбку и не смущать кавалера еще больше, уже неприкрыто залилась звонким смехом, не сдерживая себя. Ей никогда не было так весело. Ее еще никто в жизни так не веселил, как этот забавный финский иммигрант. А Коле хотелось расплакаться от досады на самого себя. Он беспомощно смотрел на пятно, даже пытался посыпать его солью, но пришел официант и ловко переменил скатерть с таким видом, будто ничего не случилось, а поливать скатерти вином в обычае у посетителей.

Рассчитавшись за обед, к которому почти не притронулся, Коля предложил Анне пойти еще куда-нибудь, но та сказала, что на сегодня с нее впечатлений достаточно, и попросила проводить ее до дома. Взяв Колю под руку, она перевела разговор на какую-то постороннюю тему, и через пять минут ресторан был обоими благополучно забыт. Они договорились встретиться в следующее воскресенье. Девушка никак не могла отказать в свидании такому славному и смешному парню.

Их роман завязался.

Третье или четвертое свидание было испорчено знакомством с Юргеном – двоюродным братом Анны.

Воистину, провидение часто надевает маски на тех людей, которых ему угодно послать нам навстречу для нашей же пользы и вящей славы.

Юрген попался навстречу влюбленным во время их неспешной прогулки по городу. Несмотря на лихо заломленную шляпу и засунутые в карманы брюк руки, видно было, что у него неприятности и он сильно не в духе. Желая отыграться на ком-либо, Юрген присоединился к нашей паре. Поначалу он вел себя вызывающе и заносчиво, всякий раз, правда, забывая платить за себя по мелочам: за трамвайный билет, за мороженое или за кофе и пирожное в летнем кафе, в котором все трое присели отдохнуть. Коля, не желая обострять ситуацию, безропотно нес дополнительные расходы. Иногда все-таки приятно быть успешным предпринимателем, по крайней мере хоть в деньгах он не был стеснен.

Однако и Коле, и Анне, чем дальше, тем все отчетливее, становилось понятно, что Юрген не отвяжется и их свидание будет безнадежно отравлено его обществом. У тактичной Анны неожиданно нашлись неотложные дела, и она попросила проводить ее до дома.

Когда Анна уже скрылась в подъезде и Коля намеревался вежливо попрощаться с навязчивым Юргеном, тот взял его за пуговицу пиджака и заявил, что хочет поговорить с ним, как мужчина с мужчиной. От роду неробкому Коле сейчас до смерти не хотелось драться. Воспитанный в мордовской деревне, где редкие танцы не оканчивались рукопашной свалкой молодежи, он умел постоять за себя, но сейчас не видел смысла и не имел желания махать кулаками.

Однако он ошибся. Понимание «мужского разговора» у рожденного в глуши Коли и воспитанного на европейских ценностях Юргена было различным. Юрген смекнул, что ухажер его кузины Тиму Неминен сегодня при деньгах, и ему захотелось выпить на дармовщинку, поэтому он предложил продолжить серьезный разговор в ближайшей пивной.

Когда очи сели за столик, Юрген самым строгим тоном спросил Колю о серьезности его намерений в отношении кузины. Коля поспешил заверить, что намерения его предельно серьезные и кристально чистые. Пока официант расставлял на столе кружки и приборы, Юрген в пространных выражениях дал понять, какую роль он играет в судьбе своей кузины, причем с его слов выходило, что не его мать – тетка Анны – пригласила переехать бедную девушку из Норвегии в Стокгольм, и не его отец устраивал ее в хорошую фирму на хорошее место, а он сам, Юрген Великий, лично везде за нее похлопотал.

Коля, которому Анна уже успела поведать историю своего переезда и трудоустройства, пропустил эту хвастливую болтовню мимо ушей, отметив про себя, что Юрген работает клерком в той же «Baltic Transit».

Меж тем, по мере осушения пивных кружек, строгость и твердость Юргена потихоньку смягчались, будто растворяемые ячменным пенным напитком. После второй кружки Юрген, наклонившись к Коле, стал витиевато рассуждать о переменчивой Фортуне, о лошадиных бегах, о том, на каких лошадей следует ставить по субботам, а на каких – по воскресеньям, о преимуществе покера перед бриджем и как лучше всего незаметно передернуть карту, чтобы облапошить доверчивых партнеров. Затем он стал разглагольствовать о прочности и нерушимости семейных уз и родственных связей. После третьей кружки этот тип стал называть Колю зятем – «дорогой мой зять Тиму», – а после четвертой уже без обиняков попросил у будущего родственника взаймы денег, так как сегодня в пух проигрался на ипподроме.

Коля, хмелевший не так стремительно, потихоньку начинал понимать, что перед ним сидит пижон, хвастун, прожигатель жизни, мелкий шулер и неудачливый игрок на тотализаторе. Денег у такого не будет никогда, это Коля знал как коммерсант, потому что деньги в карманах подобных личностей не задерживаются. Однако Юрген работал в интересной фирме, на которую долго и безуспешно хотел проникнуть Коля. Просит этот урод всего-навсего денег, а пользу может принести немалую.

«Будущий зять» любезно ссудил «дорогому шурину» необходимую сумму и, в свою очередь, повел речь о том, что время сейчас тяжелое, для бизнеса совсем неподходящее, что конкуренты преследуют на каждом шагу, что одному управляться и в мастерской, и в порту нелегко, а ведь еще надо успевать проверять счета и вести расчеты с клиентами. Юрген немедленно подхватил кость, брошенную ему Колей, и заявил, что при его-то богатом управленческом опыте он, безусловно, окажет неоценимую помощь своему дорогому зятю и охотно разделит с ним бремя по управлению фирмой и ее капиталами.

Коля, уже опытный капиталист, про себя подумал, что к капиталам-то такого олуха подпускать и на пушечный выстрел не стоит – вмиг разорит, проклятый, – вслух же бурно обрадовался такому повороту событий, будто всю жизнь искал такого ценного компаньона. И тут же, не вставая с места, советский разведчик вывалил развесившему уши Юргену свою проблему.

Да, он, Тиму Неминен, имеет генеральный подряд на ремонт всех судовых радиостанций в порту Стокгольма, однако коварные конкуренты тоже не дремлют и наступают на пятки, уводя порой самых жирных клиентов из-под носа. Вот если бы знать точно, когда какое судно прибудет в порт, вот тогда бы они и утерли нос всем этим выскочкам. Юрген, разгоряченный пивными парами и открывающимися грандиозными перспективами, заверил, что для него это не вопрос и он легко поможет «своему дорогому зятю и компаньону».

И в самом деле, Юрген, подгоняемый жаждой скорой и легкой наживы, через четыре дня ввалился в мастерскую Тиму Неминена с пачкой исписанных листов бумаги. Это были скрупулезно и педантично выверенные списки договоров фрахта всех судов, приписанных к порту Стокгольма. Самый полный реестр! Причем, желая отсечь конкурентов от возможного «браконьерства» в порту, Юрген выписал не только фрахты «Baltic Transit», но и – черт знает как он это достал! – «SST»!

Теперь предприниматель Тиму Неминен мог планировать ремонтные работы в порту не вслепую, а наверняка, действуя на опережение конкурентов, а в распоряжение советской разведки через несколько дней попали бесценные сведения, для добычи которых старший лейтенант Осипов, извините, Саранцев, и был направлен в загранкомандировку.

Задание Головина было выполнено.

Расторопный Юрген незамедлительно получил свой первый гонорар – четыреста крон. Смешные деньги.