ИНТРИГИ ГОСПОЖИ ЛУНЦ
Фире Моисеевне потребовалась неделя, чтобы отойти от шока, в который ее ввергли внезапно нагрянувшие из жуткой страны варваров и бандитов страшные посетители, нагло захватившие половину столь милой ее сердцу испанской недвижимости.
А ведь как славно и безмятежно все начиналось!
Впервые в жизни у нее появился собственный дом у теплого иностранного океана, банковский счет и машина; впервые в жизни она ощутила себя состоятельным, не должным ежечасно бороться за унизительную корку хлеба человеком; а те мерзкие толстосумы-кровососы, пускай и обманутые ей, остались в далекой тюрьме народов, разграбляя ее остатки и колошматя друг друга из пистолетов и автоматов.
Перед зарубежными кредиторами госпожа Лунц также не испытывала никаких моральных неудобств, считая их проходимцами, решившими поживиться на бедах несчастного русского народа, к которому в данном его значении она, без сомнения, причисляла и себя.
И вот она снова толкается бок о бок с представителями этого народа. За что же ей выпало такое большое еврейское счастье?
Отчаяние сменилось озлоблением: присутствие пятерых оккупантов в ее тяжко завоеванном в жестокой схватке с жизнью жилище становилось нестерпимым.
Шикарная вилла превратилась в коммуналку.
Этот очевидный факт незваных жильцов тем не менее не смущал, и бывшая полновластная хозяйка имения, скрипя стальными коронками, начинала постигать всю глубину моральных мук российской постреволюционной аристократии, ущемленной в своих жилищных правах плебеями-подселенцами.
Сын Наум также глубоко и обреченно вздыхал, не способный ничего предпринять против наглых захватчиков жилплощади второго этажа, на чьей стороне были число, напористость и, чего греха таить, грубая физическая сила.
Однако, как полагала Фира Моисеевна, какой-то выход из ситуации непременно обязан был отыскаться.
В мозгу кроткой дамы поневоле начинали роиться мрачнейшие картины массового отравления интервентов некачественной колбасой, взрыва бензобака их «Мерседеса» с помощью химсредства замедленного действия, наконец - усечения голов при погружении во сон…
Фира Моисеевна с озабоченностью начала обнаруживать в себе готовность к созданию ряда мысленных образов, способных живо заинтересовать психиатра либо прокурора.
Сын Наум, верный своей основной специальности официанта, подрабатывал в местном итальянском ресторанчике и как-то, вернувшись с работы, обронил, что шеф его, мол, авторитетный на острове человек, способный набить чучела из неугодных ему лиц, в категорию которых ему, Науму, очень не хочется попадать.
Данным высказыванием любимый и единственный отпрыск откликнулся на намеки родительницы о целесообразности выноса из предприятия общепита трофейных продуктов.
Вспомнив прилагательное «авторитетный», Фира Моисеевна решила лично познакомиться с хозяином заведения, дабы осторожно посетовать ему на проблемы текущего бытия.
При благоприятном развитии диалога и в исключительно крайнем случае! - как рассуждала она, за изгнание интервентов итальянцу можно было бы и заплатить тысчонку-другую…
Следуя этакой путаной логике, схожей с наитием игрока в рулетку, Фира Моисеевна, вдев в уши фальшивые бриллианты и отгладив парадное платье из креп-жоржета, начала собираться в ресторан, где как раз нес вахту ее непутевый Наумчик.
До обсуждения своих действий с сыном она не снизошла - Наум был для нее некой условной моделью инородных религий: заплечным крестом, кармическим грузом или же бытовым воплощением того самого ослепительного, как встреча с граблями в темном сарае, еврейского счастья.
Сопровождая скрежетом зубовным умещение артритных голеностопов в модные колодки выходных туфель, она еще пыталась просчитать возможные каверзы, связанные с обращением в неформальную местную структуру, однако и без того слабо развитое чувство прогноза приглушалось накопившимся раздражением и носорожьим устремлением к активному действию.
К тому же последнюю каплю в переполненную чашу ее негативных эмоций обронила младшенькая внучка, плаксиво спросившая:
– Бабушка, почему в туалете не плавают рыбки?
– Какие рыбки, золотце?
– Дедушка с чердака сказал, что из икринок вырастают рыбки…
– Он правильно сказал, солнышко…
– Я положила в туалет всю банку икринок, а рыбок нет… Взвизгнув, Фира Моисеевна бросилась к унитазу, глубоко склонившись над ним. Затем, кривя губы, застонала, едва не плача:
– Проклятый дед! Целый контрабандный килограмм черной икры! Научил ребенка!
И, руководствуясь теперь уже исключительно праведной ненавистью, теснившей ее грудную клетку, госпожа Лунц спешно отправилась в ресторан.
Слегка удивленный появлением родительницы, Наум представил ее своему боссу.
Босс, исполненный достоинства и уверенности тридцатилетний итальянец с двухдневной модной щетиной и набриолиненными волосами, учтиво приветствовал престарелую еврейскую маму подчиненного ему человека.
– Я чувствую, - загадочно улыбаясь, произнесла по-английски Фира Моисеевна, - мой мальчик находится в надежных руках…
Итальянец не понял ремарки, произнесенной на доморощенном русско-британском диалекте, ибо с недоумением воззрился на свои обильно заросшие черной шерстью конечности, украшенные золотыми браслетами, массивным, в бриллиантовой россыпи «ролек-сом» и целой коллекцией перстней.
«Мафия», - оформилась в сознании Фиры Моисеевны деревянная мысль, ассоциативно связанная с нагромождением ювелирных излишеств.
Далее, влекомая гипнотической инерцией к общению с сильным острова сего, она попросила итальянца, представившегося как сеньор Джованни Оселли, отвлечься на доверительный разговор.
Уселись на высоких табуретах у стойки бара.
Сиденья табуретов показались Фире Моисеевне маловатыми, хотя соскользнуть с них, в силу особенностей своей фигуры, она не сумела бы и при желании.
В начавшемся общении перед госпожой Лунц возникла неподдающаяся преодолению высь языкового барьера: уклончиво и витиевато разъяснить на чужом, английском языке деликатные нюансы насущной проблемы не удалось, и потому пришлось обойтись кондовыми и конкретными терминами, подразумевавшими в иной ситуации явку с повинной и полный «раскол».
Осознав-таки наконец свое нечаянное признание в мошенничестве и одновременно недвусмысленный призыв к покровительству в таковом деянии, госпожа Лунц пустила запоздалую слезу, ударившись в пространные рассуждения о тяготах суровой доли русской женщины, о мировой несправедливости в разделе благ и о своих личных выдающихся заслугах в истории современного человечества, нуждающихся в соответствующем материальном признании.
Собеседник, с завидной выдержкой прослушав монолог гостьи, угостившейся в течение беседы тремя порциями двойного джина с тоником, вынес следующее резюме: он, дескать, приступает к процессу напряженного раздумья, каким именно образом помочь подчиненному официанту в лице его мамы, однако сеньоре Лунц, в свою очередь, надлежит запастись терпением в ожидании оказания данной помощи.
Домой Фира Моисеевна вернулась, обнадеженная верой в могущество итальянца и лишь издалека, вторым планом, досадуя на свою вынужденную откровенность.
Пятерка негодяев, вернувшаяся из очередного странного плавания по океанским окрестностям, жарила на заднем дворе шашлыки из тунца и, гогоча, предавалась обильным пивным возлияниям.
С презрительным прищуром обозрев компанию мерзавцев, Фира Моисеевна подумала, что заготовила для нее наконец-то свои шампуры!
Спала все-таки госпожа Лунц тревожно, чутко, с ощущением некой совершенной ошибки, занозой сидевшей в подсознании, и из череды бессвязных и воспаленных грез ее вырвал ночной позыв к мочеиспусканию.
Встав с кровати, она с закрытыми глазами нащупала ночной горшок, отметив с похвалой себе предусмотрительность в такого рода удобстве, но, когда позыв удовлетворился, горшок, сомнамбулически переносимый в дальний угол, выскользнул из вялых со сна пальцев, что было расценено Фирой Моисеевной, вынужденной совершить значительный интервал в просмотре сновидений, как дурной знак.
Джованни Оселли, процветающий владелец двух ресторанов и дискотеки, уже десять лет проживал на Фуэртевентуре, приобретя на острове действительно немалое влияние.
Празднично-благостная жизнь курортного архипелага имела свою изнанку, и тайны этой изнанки - теневого пласта криминального бизнеса, были всецело господину Оселли доступны.
На островах, как и повсюду в мире, существовала система, обеспечивающая торжество человеческого порока. Столпами системы были наркотики, проституция и игровой бизнес.
Казино функционировали легально, хотя требовали дорогостоящих лицензий и постоянного, также недешевого взаимодействия с властями; проституция, загнанная в подполье, успешно в нем обустроилась, без излишней рекламы удовлетворяя курортные страсти, а наркотики, довольно легко поставляемые на острова трудно контролируемыми морскими путями, были гораздо дешевле, чем на материке, и Джованни, посмеиваясь, не раз замечал компаньонам, что низкие цены на отраву должным образом соответствуют безналоговому статусу здешнего региона…
Внезапно заявившаяся в ресторан старуха - полнейшая, как он понял, дура, - изложившая ему на ломаном английском свои необоснованные претензии к пятерым русским парням, вызвала у него снисходительное недоумение.
Руководствуясь полученной информацией, он без труда бы мог отобрать у этой старой курицы все плоды ее случайно удавшейся аферы и депортировать семейство обратно в Россию, тем более и официант, и его странная мама имели всего лишь временные испанские визы, дающие право на пребывание в стране шесть месяцев в году.
Однако завладение чужим имуществом с помощью шантажа и использования связей с иммиграционными чиновниками в намерения Оселли не входило. Жертва, конечно, сама шла в чесавшиеся руки, но он считал пропащим для Бога того охотника, который убивает ищущего у него защиты и помощи зверя.
С другой стороны, влезать в какие-либо разборки с людьми, объективно имевшими права на часть дома, он тоже не хотел.
Во всей этой истории его интересовало иное: что эти пятеро делают на Фуэртевентуре?
Переселились сюда? Вряд ли. Эмигранты в подобном составе на новых местах не устраиваются.
Между тем из услышанного следовало, что присутствие данной команды на острове носит характер долговременный.
Каждый день, судя по пояснениям старухи, парни целеустремленно уходят далеко в море с аквалангами. Зачем? Гарпунить рыбу? Но и заядлые охотники не сподобятся столь регулярно бороздить ветреный океанский простор. Или они пробавляются подобным промыслом? Опять-таки едва ли, учитывая, что, по крайней мере, один из них занимался до сей поры серьезным бизнесом. А так резко стезю не меняют.
Тогда что же? Конкуренты по поставкам наркотиков? Тем более до того они крутились на Тенерифе - главном рынке…
А может… парни ищут затонувшие суда?
К этой внезапной идее Оселли отнесся довольно-таки серьезно. Подобный род занятий воспринимался им, знавшим историю архипелага, не как романтическая блажь, а довольно-таки реальное дело.
К тому же в сегодняшней газете он прочел, что подводное кладоискательство - одна из основных статей государственного дохода Кубы.
Здесь, на Канарах, в течение веков шли беспрерывные пиратские войны за овладение архипелагом - стратегическим форпостом Атлантики. И десятки испанских, английских, португальских и французских кораблей, зачастую груженных вечными ценностями - золотом и драгоценными камнями, нашли свой последний приют в глубинах под вулканическими скалами.
С самими кладоискателями Оселли встречаться не довелось, но среди местного населения бытовали разговоры об удачливых ныряльщиках, захватывающе быстро и уверенно разбогатевших…
Кто знает, может, эти русские, поковырявшись в каких-либо архивах, нашли толковую информацию?
Но тогда вступать с ними в конфронтацию, тем более отстаивая интересы какой-то выжившей из ума идиотки, совершенно не следовало.
А следовало срочно поговорить со своим партнером и старшим братом Набилом, имевшим яхту, два катера и десяток головорезов из Англии - родственничков его супруги, занятых той самой подпольной проституцией и распространением среди нелюбящих жизнь существ необходимых им для быстрейшего самоуничтожения снадобий.
